Йен чуть заметно кивнул.
— Пока мы говорим, Джейк как раз уничтожает все следы его пребывания в доме этой бабы.
— Да пошел ты, Йен! — Шон почувствовал, как его лицо искажается в гримасе упрямства, как сжимается челюсть, а глаза сужаются. Этой бабы? Это оскорбление стало для него последней каплей. Он не собирался мириться с этим. — Я увольняюсь. Отныне я не твой подчиненный. Попробуй теперь удержать меня подальше от нее.
Шон развернулся и направился к двери, не думая ни о чем другом, кроме как о возвращении к Грейс. Следующие слова Йена заставили его остановиться на полпути.
— Тогда я позвоню копам, и ее арестуют прямо сейчас. Благодаря предоставленным Блэком доказательствам, позволяющим уличить ее в кознях против газовой компании, вкупе с данными по тем счетам для отмывания денег, с которых, я уверен, Грейс выписывает чеки, она проведет некоторое время за решеткой. Возможно, дальше допроса дело не пойдет, но кто знает — а вдруг ее и правда возьмут под стражу.
Шон повернулся лицом к брату.
— Ты не посмеешь.
— Раз ты так говоришь, выходит, ты совсем меня не знаешь, братишка. Я сфабрикую улики против нее, если приду к выводу, что это поможет сохранить тебе жизнь. Вот мое предложение. Я позволю тебе остаться в деле. Ты принес мне адрес, вот и проверишь его. Также можешь взять на себя слежку за Грейс. Так у тебя будет возможность присматривать за ней. Не пытайся каким-либо образом вступить с ней в контакт. В ту же минуту, как ты сделаешь это, я вызову копов. Джейк с Адамом возьмут на себя ближнее прикрытие.
Ярость душила Шона. Он стоял в дверном проеме, разум его волчком крутился, стараясь найти выход из положения. Беда была в том, что Йен никогда не отступал. Большой Таг исполнит свою угрозу. Шон ничего не мог поделать, кроме как принять предложение брата. Он должен защитить Грейс. Она не выдержит тюрьмы, даже на короткий срок. Его брат был праведным ублюдком.
— Я никогда не прощу тебя за это, Йен.
— Знаю, но если я прав насчет того, что происходит, тогда, по крайней мере, ты будешь жив, чтобы ненавидеть меня.
Шон вышел за дверь, бросив мимолетный взгляд назад. Его брат стоял там, как гранитная глыба, совершенно неподвижный и без тени эмоций. Ева попыталась задержать Шона, но он отпрянул от нее.
— Не могу остаться на сеанс психотерапии, Ева. Мне пора идти. Я должен сидеть в фургоне и слушать, как наш «главный подозреваемый» утром принимает душ. Не хочу это пропустить. Я уйду, когда все закончится, Йен. Ты понял?
Йен кивнул, как если бы он взвесил все обстоятельства отставки Шона и счел эту потерю приемлемой.
— Оно и к лучшему, Шон. Ты не создан для всего этого.
Шон громко хлопнул дверью за собой.
Глава 11
Грейс просыпалась, чувствуя в голове туманную дымку, а перед глазами все плыло. Она села в постели и огляделась, пытаясь сфокусировать взгляд на чем-нибудь определенном. Чувствовалась небольшая сухость во рту. Сколько вина она выпила прошлой ночью? Ей казалось, что всего один бокал, но, видимо, это было не так.
На тумбочке стоял стакан воды. Она невольно улыбнулась, прежде чем отхлебнуть добрую порцию живительной влаги. Все-таки Шон был чутким мужчиной. Воспоминания о прошлой ночи вмиг отрезвили ее, словно на нее вылили ушат холодной воды. Теперь Грейс проснулась окончательно и от унижения готова была провалиться сквозь землю. Какой черт дернул ее за язык сказать Шону, что она любит его? Грейс уронила голову на руки. Она в точности знала, почему сказала это. Потому что чувствовала это на самом деле. Она полюбила Шона Йоханссона. А также прекрасно понимала, что скоро мужчина уедет, и на этом их отношения закончатся. Самое большее, на что она может рассчитывать с ним — это несколько жарких выходных, а потом он найдет кого-то помоложе, влюбится и женится. У него впереди еще целый жизненный этап.
Она отогнала прочь эту мысль. Шон был милым. Он сказал ей, что без ума от нее. Уж это Грейс помнила, как и многое другое. После ее признания они еще раз занялись любовью. Ничего страшного. Они могли двигаться дальше и сделать вид, будто она никогда этого не говорила. Могли наслаждаться остатком недели.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Грейс глубоко вдохнула, гадая, где сейчас Шон. Может, он на кухне, готовит что-нибудь вкусненькое на завтрак? Правда, она не слышала, чтобы в душе шумела вода. Откинув одеяло, Грейс потянулась за своим халатом. Каждый мускул в ее теле болезненно запротестовал. Причем ныло даже в тех местах, где отродясь никогда не болело. Ей казалось, что пол шатается у нее под ногами. Грейс дала себе обещание не брать больше ни капли алкоголя в рот. Очевидно, пить она не умеет.
— Шон?
Никто не ответил. Грейс вышла из спальни и побрела на кухню. Шона там не было. Не нашлось также никаких признаков готовящегося завтрака. На кухне царил все тот же идеальный порядок, что и вчера. Все тарелки были вымыты и убраны. Во всем доме было тихо, как в могиле.
У нее появилось дурное предчувствие, которое грозило лишить ее самообладания. Грейс вернулась в спальню, чтобы посмотреть, на месте ли небольшой чемодан Шона, и, конечно же, его там не оказалось. А когда она ранее проверяла барную стойку, то заметила, что его ключи исчезли.
Прошлым вечером он положил их рядом с ее связкой. Тогда Грейс смотрела на эти ключи, лежащие бок о бок, и по ее венам теплом разливалось чувство сладкой близости. Теперь же ее глаза наполнились слезами.
Шон не в магазин отъехал и не на пробежку отправился. Она почувствовала это. Он ушел. Прямо посреди ночи, и даже не удосужился попрощаться с ней.
И все потому, что ей хватило глупости признаться ему в любви? Это как-то слишком жестоко.
Грейс кое-как нащупала край своей кровати и как только присела, у нее по щекам покатились первые слезы. Она знала, что Шон не любит ее, но думала, что хотя бы нравится ему. Видимо, не настолько сильно, раз он взял и запросто так ушел. Грейс долго сидела на кровати, перебирая в памяти все события прошлого вечера, какие только могла вспомнить. Шон вчера и близко не походил на человека, который был готов бежать отсюда, сверкая пятками. Он вел себя мило и занимался с ней любовью так, будто она была единственной женщиной в мире. Теперь не осталось сомнений: всему виной были именно ее слова, что она его любит. Скорее всего, Шон втемяшил себе в голову, будто она прилипнет к нему как банный лист. Разумеется, ему не хотелось слышать уверения в любви от пассии, с которой он закрутил шуры-муры всего на неделю.
Грейс пришлось заставить себя сходить в душ и почистить зубы. Она выполняла всю свою утреннюю рутину на автомате. Пока руки-ноги работали, ее мысли блуждали в другом месте. В душе бурлил круговорот из сожалений, обвинений и немалой доли отвращения к самой себе.
О чем она только думала? Грейс корила себя за то, что опрометью завязала Д/с отношения с мужчиной, которого едва знала. Мало того, что она позволила ему делать вещи, которые с ней не осмелился бы сделать даже ее покойный муж, так еще и сама умоляла его об этом. Это же надо было быть такой идиоткой.
И что еще хуже, она уже скучала по нему.
Как раз после того, как Грейс оделась на работу, раздался телефонный звонок, и ее сердце буквально подпрыгнуло. Впервые за это утро ее движения стали осмысленными. Она схватила телефон. Чувство облегчения опьянило Грейс, как наркотик.
— Алло?
Конечно же, Шон не мог не позвонить ей. Его просто срочно вызвали по делам. В конце концов, у него была работа и жизнь в другом штате. Он попросту не хотел ее будить. Наверное, звонит ей сейчас из аэропорта.
— Привет, мам, — услышала она в трубке радостный голос своего младшего сына.
Обычно звонки от детей всегда поднимали ей настроение, но сейчас она поймала себя на том, что ей с большим трудом дается каждое слово. Грейс говорила веселым тоном, хотя у самой сердце рвалось на части. Она стояла, вполголоса произнося все положенные слова, но мыслями была далеко отсюда. Выслушав несколько историй о жизни сына в Остине, Грейс пообещала прислать ему денег на бензин и повесила трубку.