Читать интересную книгу Выход из Случая - Зоя Журавлева

— Нет, нет, — снова сказала девушка, обходя их как-то боком, будто надо обойти далеко, и ступая нечетко и быстро.

— Чего это она?..

— Психичка какая-то, — сказал парень.

Автобус, который вдруг не ко времени зачастил, опять причаливал уже к остановке. И опять они видели уже только друг друга, невозможно было расстаться на эту вечность — до вечера…

14.04

Вагон раскачивало на перегоне, тип «Д» попался, эти ходят враскачку. Но Светлана как раз любила, когда трясет.

В полупустом салоне напротив Светланы Павловны Гущиной, все-таки — Комаровой, сидели лишь двое, одинаково свесив носы, — мама и дочка. У дочки над носом был бант, у мамы — нечто круглое и высоко взбитое. Девочка ела мороженое, и Светлана сперва удивилась, что она так уныло ест. У мамы на толстых ногах поверх чулок были синие гольфы, и она все прятала ноги, хоть мужчин близко не было.

— Сейчас на пальто капнет, — сказала мама.

— Не капнет, — сказала дочка.

— А я говорю — капнет! Опять вся перемажешься, как чумичка..

— Не перемажусь, — сказала дочка.

— А я говорю — перемажешься!..

Вскоре Светлана вполне постигла, что и мороженое, когда его выпросишь наконец, может стать человеку в тягость. Встала и отошла к дверям, чтоб не слышать. Но и туда доносилось:

— А я говорю — подстели платок. Опять платка нет?

Это уметь надо, так портить жизнь себе и ребенку.

Андрей, конечно, не виноват, что девочки у Светланы не будет. Если кто уж и виноват, так родители Ниночки Кон, которые в тот день, одиннадцатого ноября, ругались между собою на эскалаторе. Но они наказаны слишком страшно, чтобы про это думать. На том свете только забудешь…

Эскалатор ведь тоже машина, не просто лесенка. Но пассажиры об этом не помнят, сколько ни кричи по наклону. Хоть бы по телевизору, что ли, показали, что бывает на эскалаторе, пусть бы люди задумались, особенно, когда едут с детьми. Ногу может ребенку затянуть между балюстрадой и полотном, может ножка попасть в гребенку. Зазоры-то должны быть по нормам, и они есть. Взрослому — ничего, а ребенку — хватит…

И пострашнее бывает. Как с Ниночкой…

Механик, который в тот день дежурил при эскалаторах, неделю потом таскал на руках пятилетнего сына. Не спускал с рук. В сад вести не давал, бабушке не давал, даже жене. Так и в кабинет к начальнику Службы пришел, с сыном на руках, вымолил дни за счет отпуска. Вышел через неделю — аж черный. Ничего, работает.

Эскалатор шел тогда на подъем. Родители выясняли свои отношения, не до Ниночки. Ниночка — четыре года два месяца, четырех дней так и недостало до двух месяцев— стояла сзади, еще спустилась на три ступеньки. Наверняка не хотела слушать, что слышала — как они ругались. Отстала. Отвлекала себя, как могла. Щекой улеглась на поручень, так и ехала. А когда уж сходить — дернула головой, поручень не пускает. Коса попала под поручень, намоталась. Как-то она, наверное, еще с ним боролась. Молча. Никто не видел. Родители до того доругались— даже как сходить с эскалатора, не вспомнили про ребенка. Сами сошли.

От крика только очнулись.

А Ниночку развернуло на верхней гребенке. Косу ж не вытащить ей! Развернуло, ударило головой о металлический поручень, который близко к машине. Ночью в больнице Раухфуса скончалась…

Светлана тоже услышала этот крик у себя в кабинете. На том свете и то не забудешь. Выскочила. Десятый день только, как пришла на «Чернореченскую» начальником. Страшное вышло начало. Никто не был виноват из работников. Машину быстро остановили, все четко. А что толку? Погибла девочка. От нижней гребенки верхнего схода не видно, с контроля — тоже. А на верхней гребенке в непиковое время человека не полагалось, теперь вот ввели — сидит. Но к каждой маме-разине работника на эскалаторе не приставишь, к папе — тоже.

А за две недели до этого Светлана сама про себя узнала, что беременна. Самым верным способом, без врача. Врач уж потом подтвердил. Всем бабам этот способ в метро известен — нижняя гребенка. На нижней гребенке в пик валится на тебя человеческий поток, валится, валится, лица взнузданы, закушены губы, тяжелый скок, прерывистое дыхание. Рука дежурной — на пределе готовности, чтобы остановить машину. Эта как, с чемоданом? Прошла. Бабушка? Нет, порядок. Ой, теперь с маленьким! И сетка еще у ней. «Помогите женщине, пассажиры!» Ну, придержали, спасибо. Так, теперь дядя с клюшкой…

Поток кажется бесконечным. Валится, валится. Часу нет конца, через час сменяют. А устаешь, как за смену.

Светлана только подменить заступила гребенщицу, и через десять минут — ей худо. Едва добрела в туалет. Ну, вернулась. Села. Опять через сколько-то — все поехало вбок, очухалась у Кияткиной на диване. Вера Петровна сразу тогда сказала: «Ну, поздравляю! Нашла в капусте». — «Уж сразу, — слабо улыбнулась Светлана. — Может, так просто». — «Медицина запросто ошибется, с ней это бывает, — засмеялась Кияткина. — А гребенка — нет, беспроигрышная лотерея. Проверено!» — «Мне же станцию через три дня принимать…» — «А ты через три дня еще не родишь, разбежалась!» — «Нет, потом. Надо ж будет работать круглые сутки, пока там обвыкну, на «Чернореченской» этой…» — «Вот и обвыкнешь, — засмеялась Кияткина. — С пузом знаешь как хорошо работать? Я бы только с пузом всю жизнь и работала! Гущин до потолка небось прыгнет?» — «Прыгнет», — кивнула Светлана счастливо. Представила, как она скажет Андрею. Сперва, конечно, надо к врачу сходить. А уж потом…

Врач подтвердил.

Но Светлана даже не представляла, что Андрей вдруг заплачет. Сказала. Молчит. Обернулась к нему. А у него вдруг губы разъехались и на глазах — слезы. Лицо счастливое, глупое. «Здравствуйте! Ты чего?» Опустился на пол к ее ногам, лицо к коленкам прижал, мокрые сразу коленки: «Светик, как хорошо-то! Мне же в жизни больше ничего и не надо — чтобы ты и он…» — «Она, может». — «Ну, пускай — она. Нет, он — все-таки лучше. Он, ладно?» — «Ладно», — засмеялась Светлана. Все равно знала, что будет девочка. Такая же красивая, как Андрей. Светлана будет идти с ней по улице, и все будут оглядываться — до чего хороша девчонка. Как сейчас оглядываются на ее Андрея.

И две недели после того, до Случая с Ниночкой Кон, они были с Андреем ужасно счастливы. Никогда Светка так его не любила, как в эти дни, едва ночи прямо дождешься..

Никто, кроме Веры Петровны, и не знал еще. Это счастье, что дома не успела сказать. Дома и бабушке. А Кияткина — молодец, даже сегодня не напомнила ни полсловом, мол, помнишь, совсем недавно. Другая бы женщина — точно — не удержалась.

Вечером, после Ниночки, Светлана едва дотащилась домой. Крик этот так и стоял в ушах, будто все кругом этим криком кричало. И от этого крика тяжесть была в низу живота. Андрей еще пытался кормить. Нет, легла сразу. Зубы стучали. «Замерзла», — пожаловалась. Но про живот ему ничего не сказала. Андрей и так испугался, суетлив как-то сделался вокруг нее, тащил уже грелку. «Грелку не надо…»

Зачем-то кинулся руки ей растирать, теплые были руки, просто — озноб внутри. «Бедная ты моя! Ну, чего сделать, скажи?! Может, в больницу позвоним? Может, еще обойдется?!» Дозвонился в Раухфуса. Плохое, видно, ответили. «Ничего еще не могут сказать», — перевел для Светланы, пряча глаза. «Понятно», — кивнула. Тяжесть такая в низу живота. Свернулась клубочком, так вроде легче. «Ну, чего еще сделать, Светик?!» — «Ничего, — улыбнулась ему. — Посиди просто рядом…» — «Да я ж от тебя на минуту не отойду! Куда же я отойду, когда ты в таком состоянии?» Близко присел на кровать. От его близости, от этой беспомощности его сейчас была в ней сладкая слабость, но боль не уходила.

Светлана закрыла глаза. Он сидел тихо, гладил ей волосы.

Зазвонил телефон. Андрей накрыл трубку рукой, будто телефон от этого замолчит, сообразил — снял, вместе с телефоном вышел на кухню, тихо прикрыв за собою дверь. Светлана наблюдала за ним сквозь ресницы. Разговор теперь был неслышен, так, глухие междометия через стенку.

Вернулся минут через пять. Потоптался возле кровати, присел рядом на корточки. «Тебе лучше, Светик?» — «Ничего, согрелась». — «Может, заснешь?» — «Может, не беспокойся…» Тронула его тихонько по волосам. «Знаешь, глупость какая, — сказал, помедлив. — Это Долгополов звонил. Чего-то надо ему посоветоватьея, новый же человек. Просил приехать». — «Сейчас?» — «Он хотел — сейчас. Но я говорю, конечно…» — «Поезжай, — сказала Светлана, зная, что он все равно не поедет. — Мне ж ничего не надо». — «Ты думаешь?» — вдруг сказал Андрей.

Он еще вроде бы колебался. Но она уже знала, что он соврал, что сказал Долгополову сразу — «да, буду через двадцать минут», может даже сам же и предложил приехать, и никаких мыслей о ней не было для него в этом разговоре, как только он прикрыл за собою дверь. Поскольку сам Долгополов вдруг позвонил ему домой, вечером, и срочно нуждался в его советах.