Крохали летели ровно, часто махая как бы негнущимися короткими крыльями-лопатками. Семен Лукич пошире расставил ноги и вскинул шомполку. По мере приближения уток все выше поднимал ружье, перегибаясь в пояснице, и выстрелил. Один черноголовый хохлатый селезень отделился от стайки и камнем закувыркался вниз. Но неудобная поза и сильный толчок непомерно тяжелого заряда сделали свое дело: в воду полетели двое — крохаль и Семен Лукич! Крохаль подпрыгнул и закрутился на поверхности протоки, показав светлое пузо, а грузный Семен Лукич, подняв тучу брызг, скрылся с головой.
Но ружья из рук не выпустил. Вынырнул и, отфыркиваясь, полез на берег. А тем временем фуражку и крохаля медленно относило течением…
Умный сеттер быстро выловил то и другое, и все от правились обратно. Борода Семена Лукича походила на мочалку, усы обвисли, куртка и штаны облепили тело. Выглядел он — смешнее некуда. Братья в душе недолюбливали дядю, очень любившего покомандовать ими в отсутствие отца. Они были в восторге от его купания, хотя всеми силами старались не выдать свое злорадство.
А Михаил Иванович еще издали понял, в чем дело.
— Что, крохаль смутил? Уже и порыбачила! Иди, Семен, в палатку, не стынь понапрасну.
Он строго посмотрел на красных от натуги, пытавшихся сдержаться от смеха сыновей, но сам не выдержал и отвернулся. Однако нужно было как-то разрядить обстановку, и он распорядился:
— Принимайтесь за дело. Ты, Шурка, берись за ремонт чучел-манков. Смотри, как они выцвели и облезли — совсем потеряли вид, такие никого не обманут! Вот тут кисти и баночки с красками. А ты, Юрий, займись новыми обутками, которые сшила мать. Возьми в углу палатки бутыль с кунжутным маслом и смажь как следует особенно в швах.
Отец вытащил из мешка четыре пары длинных, сшитых из плотной бязи и уже пропитанных на первый раз чулок, отлично заменявших на сезон болотные сапоги.
Семен Лукич, покряхтывая, пролез в низкую дверь палатки, разделся, отжал и развесил мокрые вещи на веревке, протянутой под коньком, вдоль матки. Сухие ольховые дрова уже заставили порозоветь железную печурку, она уютно потрескивала. Из трубы над палаткой чуть заметно вился прозрачный колеблющийся дымок.
Оставшиеся у входа охотники расположились на туго связанных снопах золотистого камыша. Каждый сосредоточенно занимался своим делом. Туман стоял неподвижно, но все то и дело с надеждой посматривали на небо. Откуда-то издалека непередаваемо волнующе тянуло оттаивающим болотом, весенней гарью. Михаил Иванович оторвался от тетради, в которую записывал наблюдения.
— Нынче у нас большой заказ на лебедей. Главный орнитолог варшавского музея профессор Тачановский во что бы то ни стало просит добыть для них еще и самого красивого, самого крупного лебедя-шипуна, да еще самца, цигнус олор. Он думает, это так просто, а олор — редкий подвид. Вот добудь. Задал мне задачу…
В этот момент все сразу насторожились: ухо уловило приближающийся знакомый свист-шорох крыльев. В этой семье существовал еще один неписаный закон: на охоте ружье всегда должно лежать под рукой, так, чтобы в любой момент его можно схватить без лишних движений, без суеты, — отец следил за этим строго. И сейчас все, не поворачивая головы, не двигаясь с места потянулись каждый за своим дробовиком.
А через несколько секунд в тумане обозначился темный силуэт большой птицы, летящей прямо на палатку. Какой-то опытный вожак, уловив своим безошибочным барометром приближение ясной погоды, низко облетал окрестности. Охотники замерли. Ближе, ближе, и вот птица уже почти над головой…
Все выстрелы слились в один. Птица дрогнула, «сломалась» в воздухе, обратившись в комок, и гулко шлепнулась среди кочек в двадцати шагах от стрелков.
На шум пальбы из палатки с ружьем в руке нагишом выскочил взъерошенный Семен Лукич. Но было поздно, братья уже наперегонки бежали к сбитому лебедю.
— Мой, — на ходу выдохнул Шура, — здорово я его, а?
— С какой стати твой? — Я-то стрелял, а твоего выстрела и не слышал! — Юрий первым поднял птицу, оказавшуюся одного с ним роста. Некоторое время они с восторгом молча рассматривали необыкновенный экземпляр: белоснежный, длинношеий, с большой оранжевой шишкой на черном клюве. И Юрия осенило:
— Стой, а как же папа? Видно, все три выстрела совсем слились. И, ясно, это он сбил с первого выстрела, куда нам!
Они сконфуженно посмотрели друг на друга: ну, конечно, отец, — как только сразу не сообразили?
Мальчики поднесли великолепный трофей к палатке и опустили к ногам отца. Михаил Иванович внимательно осмотрел ослепительно белую птицу, погладил, прикинул на вес.
— Отличный экземпляр. Полагаю, более тридцати фунтов, потом уточним. Понимаете, ребята, это же как раз тот самый цигнус олор, о котором я только что толковал и который нам так нужен. Поздравляю! И хорошо, что прекратили спор. — Он улыбнулся в бороду: — Но лебедь-то ваш, ребята. Смотрите!
Отец переломил свою, единственную в семье двустволку центрального боя, и показал сыновьям пустые патронники. Произошел редчайший случай: всегда готовое к бою ружье Нэнуни-Четырехглазого на этот раз оказалось незаряженным…
Тем временем туман действительно начал рассеиваться. Легкий западный ветер донес с дальнего конца озера звуки птичьего концерта, от которых так тревожно бьется сердце охотника. С чем еще может он сравнить эту музыку?
— Юрка, принеси из палатки бинокль: влезем на ту старую ольху и понаблюдаем, — Михаил Иванович убрал свой дневник.
Охотники взобрались на темно-серое суковатое дерево. Отсюда открывался весь западный берег лагуны и лед, на котором был рассыпан корм. В бинокль хорошо видно, как большие и маленькие, серые, черные, белые и пестрые комочки суетливо перекатываются с места на место, толкаются, подпрыгивают, протискиваясь к зерну. Временами часть птиц взлетала и, сделав круг, садилась снова.
А в небе на юго-западе появлялись новые стаи уток, гусей и лебедей. Они издали подавали голос и крутыми виражами смело шли на посадку, с ходу присоединяясь к жирующим.
И вдруг — словно эхо дальнего взрыва! Это вся масса одновременно взмыла в небо, на минуту совсем затмив закатное солнце!
— Что такое, папа, что случилось? — спросил Юрий.
— Орланы проклятые напугали. Хотят напасть, поживиться. Эх, догадался бы Андрей пальнуть. Ведь при таком адском гаме его выстрел никто не услышит…
И в этот миг на краю озера взметнулся сизый дымок. Пролетавший мимо орлан скособочился, рухнул на лед, трепыхнулся и затих. Остальные отпрянули и кругами поплыли в степь. Гуси, лебеди и прочая мелочь опять опустились на лед, порядок восстановился.