Опустошив принесенный пакет, я быстро накрыл стол. Салат из помидор с майонезом, салат столичный, разогретый фирменный лангет в сметанном соусе, издавал манящий запах, небольшая розетка с черной икрой дополняла натюрморт из конфет с апельсинами и гроздьями винограда. И в главе всего стояла бутылка экспортной Столичной водки.
— Это в честь чего? — спросила жена, украдкой смахивая слезу. Ну, никак она не может отстать от этой привычки, рыдать по любому поводу.
— Да, просто в честь того, что мне захотелось устроить праздник, — ответил я и начал откупоривать водку.
Налив крохотные по двадцать грамм рюмки до краев, я сказал:
— Людочка, давай выпьем за то, чтобы у нас в жизни все получалось, как получалось до настоящего дня. И какие бы невзгоды и непогоды нам не встретились на пути, мы бы продолжали верить и любить друг друга.
Ха! Ну, кто бы сомневался. Люда опять расплакалась. Но чокнулась и выпила рюмку до конца. Сразу видно папину школу.
Глава 21
Если кто-то думает, что на этом мы и поладили, то он, или она глубоко ошибаются. Уже на следующий день на меня началась психологическая атака. Жена не постеснялась воспользоваться запрещенным приемом, привлекла на свою сторону свекровь.
До нашей поездки в Ленинград обе женщины дружно дудели в одну дуду, обрабатывая меня каждый день, доказывая, какой я осел, не ценю то, что имею и ловлю журавлей в небе, когда в руках жирная синица. И как бы мне с такой ловли не стало совсем худо. Хорошо еще, что теща жила за сто сорок км и дома не имела телефона поэтому не могла к ним присоединиться, а то совсем бы жизни не было.
Тем не менее, вечером во вторую субботу октября мы сели в купейный вагон поезда Петрозаводск-Ленинград.
Хоть я и не отработал одиннадцать месяцев для получения бесплатного билета, в кассе мне его выдали без проблем. А что? Разве кассиру не хочется съесть чего-нибудь вкусненького, а раз так, то с поваром надо дружить. Но до цены купейного вагона пришлось все же доплатить.
Когда на посадке проводница приветливо мне улыбнулась, у Люды сразу испортилось настроение.
— Саша, когда это закончится? — спросила она, когда мы уселись напротив друг друга, хорошо еще, что в купе кроме нас никого не было.
— Люда, ты опять за свое, — вздохнул я. Надо сказать, ревность жены начинала действовать на нервы. С одной стороны, ее можно было понять, я во время учебы, да и сейчас на работе находился в женском коллективе. Мужчин в ресторане было всего четверо, вместе со мной, Арсен, директор и официант Миша. Но с другой стороны, поводов для ревности я не давал.
Выяснению отношений помешал появившийся пассажир. Рыжеватый толстяк лет сорока, изрядно поддатый бесцеремонно плюхнулся на сиденье рядом с Людой.
— О, какая симпатичная девушка! Добрый вечер, — оживленно заговорил он, — даже не глянув в мою сторону. — Как мне повезло с попутчицей, красавица, а как вас зовут? Меня Сергей.
Он масляно улыбнулся и подсел ближе к ней. Люда явно не знала, что делать и осторожно отодвинулась.
— Сергей, между прочим, вы разговариваете с моей женой, — негромко сказал я.
Только тут, наш сосед по купе глянул в мою сторону. Все-таки он не был так пьян, как показалось сначала.
Окинув меня оценивающим взглядом, он поднялся, снял пальто, повесил его на вешалку, и уже совсем другим тоном, вежливо попросил освободить сиденье, чтобы сложить свои вещи в рундук.
Все же молчать долго он не смог и вскоре переключил свое внимание на меня, оставив Люду в покое.
Когда состав тронулся, мы уже были в курсе, что Сергей работает «толкачем» в отделе снабжения на Онежском тракторном заводе и в его обязанности входит работа с поставщиками. Вот и сейчас он едет на Кировский завод, который задерживает отгрузку деталей.
Хлебнув еще пару глотков из фляжки, он хотел продолжить разговор, но тут, на наше счастье проводница начала выдачу постельного белья и мы, застелив свои койки, улеглись спать. Наш сосед вздохнув, сделал то же самое. Ну, не повезло ему сегодня со спутниками. Ни вина выпить, ни поболтать.
Утро началось, как обычно в поезде, со сдачи белья проводнице и очереди в туалет. После чая Люда прилипла к окну и не отлипала до вокзала. Ей было все интересно, она еще никогда не бывала в Ленинграде и боялась пропустить что-нибудь интересное.
Выйдя в привычную толчею на перроне, я с удивлением понял, что ничего здесь не забыл и отлично ориентируюсь в окружающем.
Нужного человека на вокзале сразу отыскать не удалось. Но, как говорится, язык до Киева доведет, поэтому через полчаса я получил бумагу с адресом и номером телефона соседки по квартире, тоже бывшей работнице железной дороги.
На наше счастье пенсионерка была дома и скрипучим голосом сообщила, что с нетерпением ожидает нашего визита. Во как!
На вокзале мы не задержались, планов у нас на этот день было громадьё. Как всегда, в первые минуты контраст между тихим провинциальным Петрозаводском и центром Питера подействовал ошеломительно даже на меня, привыкшего к более плотному трафику и постоянным пробкам. Люда судорожно вцепилась мне в руку и не отпускала пока мы с Невского проспекта не свернули на Суворовский, а уж когда повернули на тихую 3-ю Советскую улицу она уже пришла в себя.
В подъезде я непроизвольно остановился, в нем стоял такой знакомый с детства запах старого дореволюционного дома, что я на миг почувствовал себя малышом пяти лет, каким был в тот год, когда отца направили из Ленинграда на работу в Карелию.
— Саш, ты чего остановился? — вопрос жены привел меня в чувство. Я мотнул головой и зашагал по ступенькам на второй этаж. Около дверных звонков висели таблички со списками жильцов и руководством сколько раз им нужно звонить. Нам в восьмую квартиру нужно было выдать три коротких звонка.
— Массивную деревянную дверь открыла высокая седая старуха, Она некоторое время разглядывала нас в узкий дверной проем, потом, убедившись, что бандитов на лестничной площадке не наблюдается, сняла цепочку и открыла дверь шире.
Ничего нового для себя в этой квартире я не увидел. Довольно узкий коридор метров пятнадцать длиной, заканчивался общей кухней. С обеих сторон в коридор выходили по четыре двери. Когда-то, наверно еще до революции в этих дверях были вставлены стекла, и в коридоре было светло. Сейчас же все двери были глухими, и темный, мрачный коридор освещался единственной, тускло горящей лампочкой.
Немного света добавляла кухня так, как дверь у нее отсутствовала.
Евгения Францевна, так представилась хозяйка, оказалась вполне разговорчивой и приветливой женщиной, поэтому мы сразу стали для нее Сашуля и Людочка.
Комната, в которую мы зашли, была небольшая, метров двенадцать. В ней было пусто, оборванные обои лохмами свисали со стен. Одинокий, видавший виды комод, поеденный жучком, смотрел на нас открытыми ящиками. Большой окно выходило в двор-колодец, в котором никогда не бывало света. Но все бы ничего, если бы не туалет.
Тот представлял собой что-то невероятное и запредельное. Его венцом являлся старый, замызганный унитаз, с верхним бачком. Как на него садятся жильцы, я не представлял. Люда с брезгливой миной осматривала облупленные стены и исписанную ругательствами дверь, похоже, не крашенную со времен блокады. Добили ее тараканы, важно шествующие по трубам отопления.
Окончательно решила вопрос с проживанием ванная комната. Даже говорить о ней тошно. Короче, пользоваться ей было нельзя. После нашего общежития, где санузел и душевые были в идеальном состоянии, смотреть на грязь и убожество было страшно.
— Ну, что вы говорите? — удивилась нашему возмущению Евгения Францевна. — У нас очень приличный туалет и ванна. Видели бы вы, что у нас творилось, когда был жив Федор Федорович. Когда он умер, мы все перекрестились, такой грязнуля был, ужас!
Мы с Людой переглянулись, но промолчали.
С квартирой все было ясно. Если комнату привести в порядок было несложно, то все остальное оставалось весьма проблематично.