сорокалетняя? И почему только о них? Мало что ли других тем? Поспрашивай меня по математике, хоть формулы проверь, − знаю или не знаю. А вдруг я завтра напишу на пару.
− Папа сказал, если за год тройка, то в аттестат двойку не поставят, не переживай.
− Почему тройка? Светлана мне четыре за год поставила. Я годовую почти на пятак написала, только в чертеже напутала.
− Вот видишь. Прости, Наташа, но я пойду. Пусти меня.
− Не пущу! Пойдем, ко мне! Пожалуйста! − не отставала Наташка. − Или к тебе − как хочешь. Настя, ну не уходи!
И Настя нехотя согласилась. Впустила Наталью к себе, положила на сковородку окорочка и, прикрутив огонь, занялась с подругой алгеброй. Оказалось, что та неплохо подкована: несложные примеры Наташка решала с лету. Правда, в синусах и косинусах путалась, как всегда. В этом месте у нее был безнадежный заскок еще с прежних времен, − сколько Настя с ней ни билась, запомнить тригонометрические функции Наташка так и не смогла. И что обидно: определения она декламировала без запинки, но как только дело доходило до конкретного треугольника, неизбежно ошибалась. Оставалось надеяться, что ей повезет: угадает ответ или такие задания не попадутся.
− Все! Мне надоело, − наконец, заявила Наташка. − Как напишу, так напишу. Гори оно все синим пламенем! Давай лучше поболтаем, мы же столько не общались! Как ты жила все это время?
− Да никак, − призналась Настя. К удивлению она вдруг тоже захотела пооткровенничать с подругой. − Знаешь, как в поезде: все проносится мимо, а я сижу и смотрю в окошко.
− Да, здорово тебя прихватило! − посочувствовала подруга. − Но, знаешь, так убиваться из-за этих козлов, правда, не стоит. Наши на тебя даже сначала обиделись. А потом, когда поняли, что с тобой что-то не так, жалеть стали. Но не знали, как к тебе подступиться, − ты же, как стенкой, от всех отгородилась.
− Дело не только в этом. Просто, мне все стало противно, особенно мужчины. Видеть их не могу, всех вместе и каждого в отдельности.
− Тю, да ты что! За что − на всех? Нет, Настя, тебе точно надо к психологу.
− Может, и надо. Ладно, давай о чем-нибудь другом поговорим. Как ты насчет лицея, не передумала?
− Знаешь, когда ты так стала ко мне относиться, я засомневалась. Я же из-за тебя туда собралась, − сам по себе мне этот лицей до лампочки. Думала, чего мне там делать, если ты от меня отвернулась? Но потом Никита с Вадимом уговорили не отступать. Мол, все равно образование надо получать, так лучше настоящее, фундаментальное.
Вадим. Нет, при этом имени, прежняя радость не шелохнулась в Настиной душе, − но и недавнего отторжения тоже не вызвало. Будто далекий колокольчик напомнил о себе тихим звоном. И Наталья, внимательно следившая за выражением ее лица, вдруг притихла.
Они недолго помолчали. Потом Настя решилась:
− Как его брат?
− Плохо. Их отец приехал. Ему отпуск дали на месяц. Но только… врачи говорят, столько не понадобится, все кончится раньше. Дениска давно уже без сознания. Все бредит: «Колеса! Колеса!» Колеса ему мерещатся, будто наезжают на него. В общем, там полный мрак.
Дениска! И перед Настей всплыл образ худенького мальчика с ввалившимися глазами. Почему-то вспомнилось, как она подавала ему судно, и как он беспомощно заплакал. Она обещала его навестить − и не навестила. Несчастье, постигшее ее, перевесило чужую беду. Даже сейчас она воспринимала мир как-то отстранено. У одних все хорошо, у других плохо. Так бывает, и с этим ничего не поделаешь. Потом она вспомнила, как смотрела на спящего Вадима, как любила его. Она покопалась в себе, но никакого отзвука не нашла. Ужасные слова матери грубо разрушили очарование его образа, надолго оставив в душе дочери пустоту и отвращение
− Как у Иры дела? − спросила она, чтобы о чем-нибудь спросить. Все-таки Соколова дала ей почитать редкую книгу, значит, надо испытывать к ней чувство благодарности, умом Настя это понимала. Хотя, если честно, ничего не испытывала.
− Цветет и пахнет! Уж не знаю, как там ее предки постарались, но только ей светят в аттестате все пятаки. Представляешь: Соколова − круглая отличница! Со смеху помрешь.
− Она что − тоже куда-нибудь переходит?
− Не-ет, что ты! Зачем? Ей и здесь хорошо. Раз родители нашли общий язык с директрисой, теперь будут тянуть ее на медаль, вот посмотришь.
− А как у тебя? Троек в аттестате не будет?
− Не должно. Если, конечно, не схвачу на экзаменах. Знаешь, говорят, в наш лицей уже конкурс − ужас! Весь город туда прется. А берут всего пятьдесят человек. Вдруг не поступим, что тогда делать?
− Я поступлю. У меня нет другого выхода.
− А я?
Настя пожала плечами. Что тут скажешь? Хочешь поступить, выбрось все из головы и не отрывайся от учебников.
Но Наташка обиделась.
− Молчишь? Ну, конечно, у тебя же папа завкафедрой! Небось, и блат у него там имеется.
− Наташа, я сама все сдам! При чем тут папа? Хочешь поссориться?
− Ну, хорошо, ты сдашь. А я? Что мне делать, если не наберу нужных баллов?
− Вернешься в школу. Вот Светлана будет рада!
− Ни за что! Ведь все будут знать, что провалилась. Настя, спроси Олега Владимировича, может, правда, он там кого-нибудь знает, может, поможет чем? Хотя бы репетиторами. Попроси отца, умоляю!
− Наташа, ты представляешь, сколько стоят репетиторы?
− Плевать! Мамахен согласно платить сколько угодно, лишь бы приняли.
− Ладно, я поговорю. Но только в лицее у него никого нет, это точно. В министерстве есть. Я почему знаю: они нам предлагали репетиторов из лицея, но я отказалась.
− Вот видишь! Только попроси побыстрее, а то времени мало остается. Сегодня же поговори, хорошо?
− Хорошо. Но ничего не обещаю. Ты же знаешь моего отца: он никогда за меня не просил, сама барахталась. Может не захотеть связываться.
− А ты хорошенько попроси, скажи, что хочешь, чтоб мы были вместе, все-таки вдвоем не так страшно среди чужих. Постарайся уговорить. А откажет, что ж, тогда ничего не поделаешь, придется самой. Но ведь попытка не пытка?
Когда Настя вечером обратилась к отцу с Наташкиной просьбой, тот вначале нахмурился:
− Тебе самой поступить бы. И вообще, это не в моих правилах.
− Правильно! − вмешалась Галчонок. − Пусть ее мамаша идет в лицей и сама просит за свою