Читать интересную книгу Выше полярного круга (сборник) - Валентин Гринер

Так бы и работал на этой высокой должности, может быть, по сегодняшний день, но вдруг позвали к первому секретарю горкома и послали спасать «Промышленную»…

… А женщина шла навстречу. Шла и вела девочку в коротеньком белом платьице. Они остановились, пожилая женщина и пожилой человек, долго смотрели друг другу в глаза. И девочка смотрела на них, запрокинув русую головку.

— Паша Мартынов? — неуверенно спросила женщина и перевела взгляд на Золотую Звезду.

— Он самый.

— В другом городе встретила бы — не узнала. Лет тридцать не виделись! — Лицо ее вспыхнуло далеким, отраженным светом.

— Около этого…

— В гости к отцу?

— Да. Надо проведать. А ты как живешь?

— Ты хотел спросить: «Как доживаешь?»

— Зачем же? Ты еще в цвету.

— Я ведь и не жила, Паша. Четыре месяца была замужем. Володя ушел в сорок втором… И все… — Она глубоко вздохнула и погладила по голове девочку. — Володя так и не видел свою дочь. А теперь вот внучка.

Мартынову стало жарко. Он торопливо снял пиджак и свернул его. Кверху подкладкой…

Потом долго не мог уснуть в маленькой и душной комнатке. Донимала жара. Даже поздно вечером она, казалось, не стала меньше, а только притаилась. Вдруг подумал о людях своей шахты. Странно, что не может без этого даже в отпуске. Они путешествуют вместе с ним, беседуют, купаются в море, обедают… И вот снова навязывают разговор, не давая уснуть.

Потом мысли возвратились к школьнице, которую он встретил в родном городе через тридцать лет. «Я ведь и не жила, Паша. Четыре месяца была замужем»…

Утром он улетел в Москву. Побродил несколько часов по столице, накупил связку книг и отправился в Домодедово.

Самолет оторвался от московской земли и лег курсом на Север. Четыре летных часа. Всего четыре часа — и будет под крылом совсем другая земля, нисколько не похожая на эту: теплую, зеленую, до конца обжитую.

Всякий раз, возвращаясь из Москвы на Север, Мартынов чувствовал себя солдатом, выступающим на трудное дело. Он, как и тысячи других закаленных северян, не считал себя какой-то жертвой, случайно заброшенной в холодные края по воле рока и прижившейся там только потому, что больше податься некуда. Податься есть куда. Россия большая. Но он уже не представлял себе жизни в другом городе, на другой земле, пусть уютной и теплой, но все же не такой родной, какой стала для него вечная мерзлота Заполярья.

Долгой зимой, когда до чертиков надоедали бесконечные морозы и пурга, когда томила душу полярная ночь, иногда появлялось неудержимое желание уехать куда-нибудь в спокойный городок средней России, устроиться на тихую должность, честно работать и по выходным дням загорать на зеленой лужайке.

Но когда он приезжал на юг и проживал на юге месяц, то — удивительное дело! — какая-то невидимая и невероятно могучая сила начинала тянуть в родные места, в холодные и неуютные дали. Он много раз пытался распознать эту силу и не мог, как не могут это сделать многие другие люди, зараженные «северной болезнью».

Одной из причин привязанности к студеным краям он считал людей. Что там ни говори, а здесь они особенные. Откровенные, не умеющие и не желающие хитрить, обманывать, приспосабливаться к кому-то или перед кем-то выслуживаться. Гордые люди на Севере! Такими их сделала природа. Такими их сделали нелегкие условия жизни. И это очень хорошо! Человек должен быть гордым, знающим себе цену, умеющим уважать себя и других. С этими людьми не так-то легко ладить тому, кто не привык к великому человеческому откровению и большой правде…

— Вы не подскажете, сколько мы пролетим до Сыктывкара? — спросил совсем рядом свежий женский голосок.

Он повернул голову и увидел в соседнем кресле девушку. В ее лице было столько чистоты и детской непосредственности, что он невольно залюбовался.

— Скажу, — охотно ответил Павел Ефимович. — Сыктывкар будет через два часа. А вы туда впервые?

— Впервые…

— К бабушке на каникулы?

— Нет, к дедушке на работу.

— На какую же, если не секрет?

— Я инженер-технолог, — сказала она с гордостью. — Закончила лесотехническую академию.

— А вам еще далеко от Сыктывкара лететь?

— Не очень. Всего полторы тысячи километров. Короче говоря, до конца маршрута этого самолета.

— До конца?!

— Совершенно точно.

— У вас там, наверное, белые медведи ходят, а люди всю жизнь сидят на сухой картошке и болеют цингой.

Мартынов улыбнулся.

— Приезжайте в гости, — сказал он. — У нас теперь уже поспели не только огурцы, но и помидоры. — И он начал с жаром рассказывать обо всем, что есть и что вскоре появится на вечной мерзлоте, у шестьдесят восьмой параллели…

В Сыктывкаре самолет заправлялся. Пассажирам предложили временно покинуть свои места.

— А почему так светло? — удивилась девушка. — Ведь уже одиннадцатый час.

— А разве в краеведческой литературе не сказано, что в Сыктывкаре, как и во многих других местах Севера, бывают белые ночи с незаходящим солнцем?

— Какая красотища! — зачарованно проговорила девушка. — И долго так бывает?

— Долго, — задумчиво ответил Мартынов. — Впрочем, все зависит от человека, который приезжает сюда.

— Вы думаете, я испугалась и улечу? — обиделась попутчица.

— Нет, я так не думаю, — серьезно сказал Павел Ефимович. — Что у вас здесь, московские камни на память? — спросил он, беря ее чемодан с тележки у выхода на летное поле.

— Книги. Знаете, на первых порах могут пригодиться.

Павел Ефимович улыбнулся. «На первых порах!» Наивная девочка, она еще не понимала, что, закончив институт, сделала только первый и не самый важный шаг к инженерной ступени, что еще не раз и не два, может быть, пожалеет, что не стала продавщицей или швеей, что пошла, маленькая и незащищенная, по трудной мужской дороге.

Подошел автобус. Мартынов простился со своей попутчицей, и она помахала ему из окна маленькой рукой с дешевым колечком на указательном пальце.

Самолет заправили. Летевших до конца осталось не так уж много. В это летнее время немыслимо достать билет на юг, поскольку все торопятся к солнцу, чтобы возможно больше захватить его с собой про запас на долгую полярную зиму. Аврал на транспорте в сторону юга начинается в мае и кончается в последних числах августа, когда загорелые северяне с многочисленными корзинками, ведрами с вареньем и «разболтанными» за лето детьми торопятся к началу учебного года.

Но теперь до того аврального времени, до той обратной волны, оставался месяц, самолеты на Север летали полупустыми. Павел Ефимович прошел на свое место, удобно устроился и решил вздремнуть.

… Он засветло улетел из Москвы и «засветло» прилетел домой. Над городом стояла спокойная тишина, нарушаемая только размеренным гулом шахтных вентиляторов. Работала ночная смена. Глубоко под землей шел нескончаемый бой за уголь. И Мартынов отчетливо представил себе людей, которые сейчас делали свое трудное дело.

Погода отличная. Теплый дождик налетами вперемешку с солнцем. Как заботливый дворник: смочит — подсушит. Не везде такое увидишь, чтобы в два часа — ночи — высокое солнце с теплым дождем. Снег ушел весь. Даже в оврагах. Ранняя нынче весна…

НАЙТИ ТАКИЕ ПРОВОДА

ИЗ ДНЕВНИКА АЛЕКСАНДРА НИКУЛИНА.

«15 октября 1971, пятница».

Сегодня необходимо навести порядок в квартире: пропылесосить, помыть полы, очистить кухню и ванную от ненужных коробок, банок, кульков, которых скопилось множество.

Второй месяц мы хозяйничаем с Вадькой. И это заметно. Мария Вениаминовна несколько раз порывалась на генеральную уборку, но я запрещал. Старый человек, ей хватает дел в своей квартире. К тому же Ада, если узнает, непременно подтрунит: эксплуатируешь несчастную тещу…

Завтра Аду отпустят на два выходных дня. Лечащий врач сказала по телефону, что выписываться Никулиной рано, а вот на субботу и воскресенье можно, пожалуй, отпустить; пусть поменяет обстановку, отдохнет от больничного режима, от таблеток и уколов.

Да, зашпиговали ее основательно.

Кто бы мог подумать, что Ада, всегда здоровая и сильная, неожиданно пожалуется на боли в сердце и ее увезут среди ночи в больницу? Она при случае подсмеивалась надо мной — «хиляком», замученным работой на шахте, учебой в институте, партийными поручениями, женой, сыном и еще — стихами…

К слову, о стихах. Знаю: настоящего поэта из меня никогда не получится. Упущено что-то главное в образовании, воспитании, не нажито в свое время мастерства, без чего не бывает подлинных литераторов.

И не надо. Тысячи людей пишут, потому что не могут не писать. Разве это плохо?..

Альпинист лезет в горы. На кой черт, спрашивается, нужны ему горы? Разве мало спокойных равнин? Нет, лезет! Карабкается в головокружительное поднебесье!..