Но только на миг.
— Тихо, тихо, Карраш. Все хорошо, волки ушли, — преувеличенно ласково повторил Дядько, не делая попытки подойти ближе. — Тебя не поранили? Все нормально? Ничего не болит?
Завидев знакомое лицо, конь перестал щерить крупные зубы и яриться.
— Нет? Ну и славно. Все в безопасности, а ты просто молодец. Умница, каких еще поискать. Траш обязательно будет тобой гордиться. И Белик тоже… ну, не сердись, не надо. У нас просто не было другого выхода. На тебя же можно было положиться? Правда? Вот видишь. Ты у нас и в самом деле молодец…
Карраш глубоко вздохнул и, наконец, прекратил гневно сопеть, как-то весь сдулся, ужался до прежних размеров. После чего опустил напряженные плечи и, несильно куснув Стража за плечо, помотал головой, стряхивая с крупной морды багровые капли. А потом неприязненно покосился на застывших в полном изумлении Перворожденных и, коротко сверкнув хищными глазами, внятно рыкнул. Словно предупредил: а вы не лезьте!
Седовласый смело потрепал могучую холку гаррканца. Тот, в свою очередь, позволил проделать с собой эту вольность (видно, несладко ему пришлось тут в одиночестве), и напряжение в воздухе сразу спало.
Таррэн мельком заглянул в конюшни, но даже так в глаза бросились страшные разрушения, постигшие это прочное (гм, прежде) каменное сооружение. От добротных стойл, когда-то надежно разгораживающих немаленькое пространство, теперь осталось одно название. Деревянные обломки ограждений в бесчисленном множестве валялись на полу, старая солома была нещадно вытоптана, будто тут пронеслось стадо слонов, а местами — еще и щедро уляпана красноречивыми бурыми пятнами. Точно такими же, что в изобилии виднелись на стенах, низких стропилах и даже на покрытой дранкой крыше, будто тут резали стадо свиней. Причем, делали это одним единственным и ОЧЕНЬ тупым ножом, из-под которого кровь хлестала, как из переполненного бурдюка. Посреди всего этого разгрома сиротливо возвышались две приличных горки страшно исковерканных волчьих тел, по которым будто рыцарская конница прошлась — хорошая такая конница, у каждого коня задница в несколько пудов весом; рядом красовались огромные лужи крови и жалкие обрывки конской упряжи (видимо, сорвали с крюков во время боя). Каким-то чудом уцелевшие овцы, несколько десятков перепуганных, звучно икающих скакунов и две резко дрожащие "буренки" нервно икали в дальнем углу, не в силах не то, что голос подать, а даже просто пошевелиться. И над всем этим плавно витала густая соломенная пыль, невольно наводя на мысль о бушевавшем недавно в конюшне урагане…
— Ну, и беспорядок ты навел, — добродушно хмыкнул Дядько, на что громадный гаррканец неожиданно потупился и смущенно шаркнул копытцем. — Иди отдыхай, чудовище, а Белику потом скажешь, что я пошел искать нашего оборотня. Только умойся сперва, а то малыш будет ворчать.
Карраш шумно встряхнулся и послушно потрусил к изгрызенному волками дому Сильвы, по пути старательно вытирая о траву мокрые от крови копыта. При этом он так забавно растопыривал уши, вскидывал изгвазданные красным ноги и скребся боками о ближайшие столбы, что Дядько невольно сравнил его с огромным псом и довольно хохотнул.
Эльфы проводили гаррканца ошарашенными взглядами, дружно почесали в затылках и мысленно сделали зарубку в памяти: узнать потом у Стража, откуда они с мальчишкой выкопали это чудо. Как Карраш сумел смять аж несколько десятков серых, после чего остальные, похоже, просто не рискнули связываться с этим бешеным зверем и трусливо сбежали. А еще — выяснить, каким-таким образом (и, главное, кому!) удалось выдрессировать строптивого жеребца так, что тот стал понимать не только простые команды, но и обычную человеческую речь.
Глава 8
Перворожденные вернулись только под утро — молчаливые, раздосадованные и какие-то… растерянные. На красивых лицах эльфов застыло одинаковое, но весьма странное выражение, да и выглядели они так, словно накануне пытались найти баснословные сокровища древних цивилизаций, но после нескольких месяцев напряженных поисков обнаружили только старый хлам, сухой птичий помет, да горы никчемного мусора.
Седовласый шел немного впереди. Он, как всегда, был нечеловечески невозмутим и подозрительно спокоен. В одной руке он до сих пор держал свой устрашающих размеров клинок, которым так мастерски владел, а во второй… караулившие на стенах люди радостно дрогнули, рассмотрев волочащееся за Стражем нечто крупное, завернутое в плотную рогожу. Нечто неживое, но весьма упитанное. Именно его без особого труда тащил по земле могучий Страж, и воспрявшие духом люди мигом сообразили: кажется, волкодлак им больше не страшен.
Заслышав восторженные крики снаружи, на улицу поспешил выбраться посвежевший и буквально помолодевший староста, а следом за ним высыпали и остальные селяне, которые столпились вокруг вернувшихся (слава Создателю!) воинам и жадно уставились на укрытое окровавленной тканью тело: ОН?! Неужели они действительно одолели страшного зверя?! Втроем?! Ночью?! В его время, в его логове, на его территории?!! Да неужто есть на свете справедливость и жуткий монстр больше не потревожит деревню?!
— Нашли?! — пораженно воскликнул герр Хатор, едва короткая процессия остановилась перед домом старосты. Дядько молча кивнул, сбрасывая свою нелегкую ношу наземь, а эльфы неожиданно скисли и мрачно переглянулись.
— Нашли, да не мы, — наконец, соизволил сообщить Элиар.
— Как это?
— Вот так, — скупо бросил Танарис. — Мы шли за ним от самой деревни, след в след. Едва не потеряли у реки! Но потом снова нагнали, верстах в четырех от деревни, и обнаружили… уже вот таким.
Дядько молча откинул серую ткань, открыв первым утренним лучам искаженное смертью тело гигантского, иссиня черного волка с поистине великанской пастью, в которой устрашающе поблескивали белоснежные клыки. Здоровенный, массивный, действительно жуткий… он был втрое крупнее своих серых собратьев, с длинными, невероятно твердыми когтями на могучих лапах, неестественно длинной и густой шерстью, с внушительной грудной клеткой и большими глазами — когда-то бешено горящими янтарем, но сейчас уже тусклыми, безжизненными. Оборотень был немолод, но все еще полон сил, и при виде этого чудовища охотно верилось, что именно из его глотки вырывался ночью тот запоминающийся, дикий по силе рев, от которого дрожали поджилки и немели губы. Мощные задние лапы он поджал к животу, будто пытался от чего-то закрыться, сильные передние, наоборот, вытянул перед собой. Страшенная пасть приоткрылась, алый язык царапал землю… зверь, несомненно, был мертв. Но даже сейчас, поверженный и совершенно не опасный, он внушал уважение и какой-то первобытный страх, заставивший собравшихся испуганно отшатнуться и торопливо сотворить охраняющие знаки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});