В холле его внимание привлек булль-терьер, привязанный к ножке стула, и, поравнявшись с собакой, он машинально потрепал ее вислые мягкие уши. Возле лестницы стояла хозяйка гостиницы.
— Чей это такой симпатичный песик? — поинтересовался Эшенден.
— Герра Кейпора. Его зовут Фрицди. Герр Кейпор уверяет, что родословная у него древнее, чем у английского короля.
Фрицци стал ластиться к Эшендену и ткнулся мордой в его руку. Эшенден сходил наверх за шляпой и на обратном пути заметил, что у входа в гостиницу Кейпор разговаривает с хозяйкой. Они сразу же замолчали, и по их смущенному виду Эшенден догадался, что разговор шел о нем. Выходя на улицу, он краешком глаза уловил подозрительный взгляд Кейпора. На его открытом и добродушном медно-красном лице теперь застыло вороватое выражение.
Эшенден не торопясь дошел до ближайшей таверны, где на открытой веранде подавали кофе, и, желая вознаградить себя за бутылку пива, выпитую за обедом по долгу службы, заказал самое лучшее бренди. Он был рад, что наконец-то столкнулся лицом к лицу с человеком, о котором так много слышал, и надеялся через день-другой с ним познакомиться. Завязать знакомство с человеком, у которого есть собака, всегда несложно. Но он не спешил, предпочитая, чтобы события развивались своим чередом; излишняя поспешность могла только помешать выполнению его задачи.
Эшенден еще раз припомнил все обстоятельства дела. Грантли Кейпор был англичанин, сорока двух лет от роду, по паспорту уроженец Бирмингема. Его жена, с которой он состоял в браке одиннадцать лет, была немка. Об этом знали все. Сведения же о его прошлом были собраны в специальном досье. Из них следовало, что он начал служить в адвокатской конторе в Бирмингеме, а впоследствии занялся журналистикой. Сотрудничал в английских газетах, издававшихся в Каире и в Шанхае. В эту пору он оказался замешанным в одной некрасивой истории и ненадолго угодил в тюрьму за подлог. Выйдя на свободу, он совершенно исчез из поля зрения и только через два года объявился в Марселе и устроился на работу в пароходной конторе. Из Марселя он перебрался в Гамбург, где продолжал служить в пароходстве, женился, а затем уехал в Лондон. В Лондоне он попытался заняться экспортными операциями, но через некоторое время прогорел, обанкротился и снова взялся за журналистику. Перед войной он вернулся на службу в пароходство, и август 1914 года застал его в Саутгемптоне, где он мирно жил со своей женой-немкой. В начале следующего года он обратился к начальству с ходатайством о переводе в Геную, мотивируя это тем, что из-за национальности жены он оказался в невыносимых условиях; он числился на хорошем счету, и было решено принять во внимание его сложное положение и удовлетворить просьбу. В Генуе он пробыл, пока Италия не вступила в войну, а потом подал заявление об уходе и, имея на руках совершенно чистые документы, переправился через границу и поселился в Швейцарии.
Из всего этого напрашивался вывод, что человек он не слишком щепетильный, ничего не добившийся в прошлом, без твердого положения в жизни; однако никому до этого не было дела до тех пор, пока не выяснилось, что Кейпор с самого начала войны, а возможно и раньше, был завербован германской разведкой и получал за свои услуги сорок фунтов в месяц. Хотя он был опасен и изворотлив, вряд ли против него стали бы принимать какие-нибудь меры, если бы его деятельность ограничивалась сбором информации в Швейцарии. Большого вреда он причинить не мог, и, видимо, следовало попытаться использовать его для подбрасывания противнику нужных материалов. Он был уверен, что находится вне подозрений. Вся его обширная корреспонденция тщательным образом перлюстрировалась, а так как не существует шифра, который в конце концов нельзя было бы разгадать, предполагалось, что рано или поздно через него удастся напасть на след организации, действовавшей в Англии. И тут произошел случай, привлекший к нему внимание Р. Доведись Кейпору проведать об этом, у него, наверно, душа бы ушла в пятки, и не мудрено: Р. не любил, когда ему становились поперек дороги. Кейпор познакомился в Цюрихе с молодым испанцем по фамилии Гомес, который недавно стал сотрудничать с английской разведкой, завоевал его доверие благодаря своей национальности и сумел выведать, что тот выполняет секретные поручения. Испанец, вероятно, проявил обычную человеческую слабость и, желая порисоваться, говорил слишком таинственно; так или иначе, но после приезда в Германию по донесению Кейпора за ним была установлена слежка, и однажды его схватили в тот момент, когда он отправлял по почте написанное условным кодом письмо, которое впоследствии было расшифровано. Его судили, признали виновным и расстреляли. Потеря полезного и преданного агента была в достаточной степени неприятна сама по себе, а кроме того, пришлось менять простой и надежный шифр. Р. выразил свое неудовольствие. Однако Р. не принадлежал к породе людей, которых жажда мести отвлекает от основной цели, и, решив, что Кейпор предает родину за деньги, он подумал, что стоит попытаться его перекупить и заставить предать своих хозяев. Выдача им агента союзников должна была убедить немцев в его полной благонадежности. Он мог бы принести большую пользу. Но Р. не знал, что за человек Кейпор, тот вел очень скрытный и незаметный образ жизни, и даже его фотография, да и та снятая на паспорт, имелась в одном-единственном экземпляре. Эшендену было поручено познакомиться с Кейпором и выяснить, есть ли какая-нибудь надежда на то, что он будет добросовестно работать на англичан; если окажется, что это возможно, надлежало прощупать его и в том случае, если зондаж пройдет успешно, сделать некоторые авансы. Это поручение требовало тактичного подхода и знания человеческой психологии. Если же, напротив, Эшенден придет к выводу, что купить Кейпора не удастся, ему надлежало установить за ним наблюдение и сообщать о его поездках. Информация, полученная от Густава, была расплывчатой, и в ней обращало на себя внимание лишь одно обстоятельство: немецкий резидент в Берне начинает проявлять недовольство бездеятельностью Кейпора. Кейпор просил о прибавке к жалованью, на что майор фон П. отвечал, что жалованье нужно отрабатывать. Возможно, речь шла о поездке в Англию. Если бы удалось выманить его за границу, миссия Эшендена была бы выполнена.
— Ну каким образом я должен уговорить его сунуть голову в петлю, черт побери? — спрашивал Эшенден.
— Тут пахнет скорей не петлей, а расстрелом, — отвечал Р.
— Кейпор хитер.
— Так перехитрите его к чертям собачьим.
Эшенден решил не предпринимать никаких шагов, чтобы познакомиться с Кейпором, и предоставить ему инициативу. Коль скоро от того требуют конкретных дел, ему неизбежно должна прийти в голову мысль, что из разговора с бывшим служащим английского цензурного управления можно будет извлечь пользу. У Эшендена была припасена информация, представлявшая немалый интерес для центральных держав. Имея вымышленную фамилию и чужой паспорт, не приходилось опасаться, что Кейпор может заподозрить в нем британского шпиона.