Она медленно взяла пакет, не отрывая глаз от его лица. Роуэн не знал, как себя вести, когда пересек тонкую линию, что отделяла личную честь от обещаний, данных погибшей. Передача записок была своего рода рулеткой. Он их не закончил, потому что прервал работу после поездки в Стэндиш-Кроссинг и открывшейся правды. Но он надеялся, что и этого достаточно, чтобы Гейл смогла разглядеть несообразности и высказала свое сомнение.
«Используй свой острый ум, Гейл, и разберись в этом. Может, тогда ты увидишь, что ничто не мешает тебе полюбить меня».
— Спасибо, Роуэн. — Она отложила пакет в сторону. Ее щеки порозовели. — Я обязательно взгляну на них, когда… смогу сосредоточиться.
— На тебе, насколько могу судить, не меньше четырех слоев. Мне оставить тебя, чтобы могла прочитать в одиночестве? — Его предложение было искренним, хотя Роуэн очень хотел остаться. — Если только не хочешь, чтобы я остался и помог расшифровывать наиболее трудночитаемые из моих каракулей.
Она сделала шаг к нему навстречу и протянула руки к лацканам его сюртука.
— Это такая ужасная задача, доктор Уэст.
— Какая? Мой сюртук?
Он замер в неподвижности. От игривого прикосновения ее руки в нем взыграла кровь.
— Вы… страшно меня отвлекаете. Боюсь, что в вашем присутствии я не смогла бы прочитать и детской азбуки.
Он поймал ее руку и прижал к своей груди под сюртуком, где в ровном ритме билось сердце.
— Вот она, задача, мисс Реншоу. Но думаю, что я нашел решение.
— Да?
Она слегка откинула назад голову, чтобы взглянуть на него, и ее губы приоткрылись.
— Мы должны освободиться от этой страсти, чтобы вы могли сосредоточиться.
Он начал лениво развязывать узел своего галстука.
— Здесь? — в тревоге спросила она. — М-мы не можем… здесь!
— Как можно быть такой нескромной у меня на постели, а здесь — такой стеснительной?
— Я не стеснительная! Но ты… — Она вдруг утратила нить своей мысли, когда Роуэн распахнул рубашку и приблизился к ней на шаг. — Роуэн, я не хочу, чтобы ты относился ко мне иначе. Меня беспокоит, что теперь ты видишь во мне нагую женщину, распростертую на твоей постели, в то время как я серьезная студентка. Я не брошу свою учебу в угоду играм!
— Я и не хочу, чтобы ты бросала учебу…
— Хорошо.
— Но и не позволю тебе игнорировать то, что происходит между нами, Гейл. — Он взял ее руку и провел вниз по твердому покрову мышц своего живота. — Меня влечет к тебе, как мошку к огню. Почему мне постоянно хочется к тебе прикасаться? И чувствовать тебя?
— Нам нужно остановиться. Кто-нибудь может войти… Миссис Эванс то и дело присылает наверх подносы.
— Ты права. Нам нужно остановиться.
Он сократил между ними расстояние и притянул ее в свои объятия. Ее голова откинулась назад, и он увидел в глазах озорные огоньки, говорящие, что Гейл получает удовольствие от этой запретной игры. Он проворно расстегнул пуговицы на ее платье, обнажив шею.
— Может, настала очередь урока анатомии, мисс Реншоу?
— Я люблю… анатомию.
— Очень хорошо. — Его язык вызвал настоящую электрическую бурю на ее коже. — Как называется эта мышца?
Он подразнил треугольник между ее ключицей и твердой округлостью груди.
— М-малая грудная…
Изогнув спину, Гейл припала к Роуэну, и ему пришлось скрыть свою улыбку.
«Вот она — ее невозможность сосредоточиться».
— А какую мышцу я использую для этого?
Роуэн лизнул округлость ее груди, желая ввергнуть в соблазн расстегнуть еще несколько пуговок для продолжения игры.
— О… язык… их несколько… язычковая нижняя, верхняя… о, Роуэн!
Гейл застонала, поддаваясь электрическому огню его прикосновений, и, прочитав мысли Роуэна, расстегнула следующие две пуговицы, предоставив ему доступ к груди. Из-за кромки корсета, словно моля о внимании, выступали затвердевшие соски.
— А это что? — Роуэн нарочно пренебрег ими, чтобы помучить ее еще немного, и прильнул ртом к ее шее. — Мисс Реншоу?
— Я… не помню.
— Тогда минус. Моя ученица должна понести наказание.
Он переместил рот к груди, лаская ее одним своим дыханием, пока не увидел, что Гейл дрожит от желания.
— Роуэн!
Он взял в рот ее сосок, поводил языком вокруг чувствительного кончика, пока она не стала извиваться, и отпустил только тогда, когда увидел, что она вот-вот закричит.
— Успокойтесь, мисс Реншоу. Продолжим наш урок. Что это?
«И это? И это?»
Он выбирал на ее теле все чувствительные места, до которых мог дотянуться, не размыкая объятий, но пытка лишала ее рассудка.
— На латыни, мисс Реншоу.
— Да, о да… умоляю!
— Неправильный ответ, мисс Реншоу, — вздохнул Роуэн, и его жаркое дыхание вновь обожгло ее кожу, вызывая в теле пульсацию сладострастия. — Боюсь, вы заслужили еще одно наказание.
Он подхватил Гейл за талию и усадил на стол. Ее грудь была обнажена и открыта для доступа его рук и губ. Не теряя времени, он показал, что одних сосков хватит, чтобы довести ее до грани безумия.
— О Боже! Роуэн! Пожалуйста!
— Ш-ш-ш! Вам нужно сосредоточиться, мисс Реншоу, чтобы ответить на заключительный экзаменационный вопрос.
Он легонько толкнул ее на стол, и теперь она лежала на самом краю, обхватив Роуэна ногами. С учебником под головой вместо подушки, обнаженной грудью и вскинутыми до бедер юбками она представляла собой соблазнительное зрелище.
— Р-Роуэн, я…
Порочно улыбнувшись, он приступил к «наказанию», которое она заслужила, отчего мир вокруг померк, и желание отпускать умные шутки пропало.
Разговоров больше не последует.
Приблизившись к ней ртом, Роуэн начал свой танец обольщения, в котором принимали участие губы, зубы и язык. Он ласкал ее легкими, как пух, прикосновениями до тех пор, пока не понял, что она в его полной власти.
Бьющаяся прежде в конвульсиях, Гейл застыла в неподвижности, ожидая, когда его магические действия доведут ее до кульминации. Пробежав руками по ее округлым бедрам, он поднялся выше и нашел ее грудь, подлив еще масла в огонь ее желания. Уловив первую пульсацию спазмов, Роуэн сжал в пальцах розовые пики сосков, посылая Гейл к вершинам ошеломительного восторга. Ее ноги сжали его с новой силой, но Роуэн продолжал свою работу во все ускоряющемся ритме, пока Гейл не зарыдала в экстазе.
Только тогда Роуэн замедлил ритм и прижался к ней ртом, упиваясь сладко-солоноватым нектаром. Роуэн ощутил себя на небесах и хотел лишь одного — утонуть в ее лоне и забыть обо всем на свете.
Оторвавшись от нее, он нащупал в кармане сюртука предохранительное средство, которое прихватил заранее. Высота стола была идеальной.