На дворе, залитом лунным светом, бесновалась собачья стая. Псы остервенело бросались на ворота, чуя за ними врага. Погорелко прикладом проложил себе дорогу к воротам и, открыв смотровую форточку, выглянул. У громадного, в обхват, воротного стояка притаилась человеческая фигура.
— Эй, кто там? Стрелять буду! — крикнул траппер, высовывая в форточку дуло ружья.
— Это я, Черные Ноги, пусти меня, — донесся слабый голосок.
— Айвика! — крикнул неистово Погорелко и, забыв об осторожности, распахнул широко калитку. Девушка вошла во двор фактории, шагнула навстречу трапперу и покачнулась. Погорелко едва успел подхватить ее.
— Ты убежала от них, Айвика? Ты ранена? — спросил испуганно траппер.
— Нет, Черные Ноги, я устала, я не ела два дня…
— Да чего вы ей допрос-то учиняете? — рассердился Сукачев. — Волоките ее в столовую, рюмку «бэнэдыктыну» дайте. А я побегу кофе сварю.
— Каким же образом удалось тебе бежать со шхуны? — полчаса позже, когда Айвика уже поела и напилась горячего кофе, спрашивал ее Погорелко.
— Белые люди сами отпустили меня и показали, где ты находишься. Я и пошла.
— Но как же? Разве они…
— Когда белые люди задушили Громовую Стрелу, — перебила траппера Летящая Красношейка, — они напали на меня и связали. Но я выскользнула из ремней и бросилась на них с ножом. Ты не думай, Черные Ноги, я билась очень хорошо. Но их было трое, а я одна… Они связали меня и отвезли на большую каноэ, похожую на ту, на которой ты привез нас сюда. Но только еще больше, во много раз больше. На каноэ со мной обращались хорошо и сразу же дали мне еду. Но я сказала, что не буду есть до тех пор, пока меня не отпустят к тебе, Черные Ноги. Тогда пришел ко мне очень смешной белый человек. У него вот здесь, — девушка показала на подбородок, — было столько волос, что их можно было бы заплетать в косы. Этот смешной человек начал говорить со мной. Он требовал, чтобы я сказала, откуда ты, Черные Ноги, привез тяжелые желтые камни, которые называются золотом. Он спрашивал еще, где ты спрятал то золото, которое привез в великое стойбище руситинов — Ситху. Я ответила ему, что я женщина и мне не известны дела мужчин. Белый человек очень сердился, стучал ногами и говорил, что если я не скажу ему, то он прикажет меня пытать. Тогда я сказала белому с волосами на лице как у собаки, что мой брат Красное Облако занимает место на верхнем конце костра Великого Совета племен, что он вождь тэнанкучинов и что он сожжет на костре каждого, кто будет меня пытать. Но белый человек много смеялся. А что я сказала смешного?
Сукачев и Погорелко невольно улыбнулись, услышав эту наивную угрозу.
— Когда белый человек с голосами на лице ушел, мне снова принесли пишу, и я снова сказала, что не буду есть до тех пор, пока меня не отпустят к тебе, Черные Ноги. А потом белые ушли, я осталась одна, и пол под моими ногами закачался. Это каноэ белых поплыло по Большой Селеной Воде. Пол качался до тех пор, пока я не заболела. Потом я уснула… А сегодня вечером пришла ко мне белая женщина. О, она была очень некрасивая! У нее слишком, белое лицо и тонкие губы. Не знаю, за что вы, белые люди, любите их. Наши женщины во много раз красивее. Но она была ласкова со мной.
Погорелко вдруг насторожился. До сих пор, слушая рассказ Айвики, он лишь улыбался. А девушка продолжала:
— Она была со мной ласкова, почти как мать. Она сразу заговорила о тебе, Черные Ноги, и спрашивала, здоров ли ты был последние дни и где я встретилась с тобой. Она тебя любит, Черные Ноги. Я поняла это по ее голосу, который дрожал, когда она называла твое имя. А ты любишь ее, Черные Ноги? — ревниво посмотрела на него девушка.
— Ты ошиблась, Айвика, — ответил, избегая се взгляда, траппер. — Эта белая женщина не любит меня, и я тоже не люблю ее. Но о чем еще она говорила с тобой?
— Белая женщина сказала, что тебе грозит большая опасность. Я спросила, какая опасность. Она сказала: «Белые люди сердятся на него за то, что он не говорит, где нашел желтые камни. Они хотят его убить за это». Я взяла ее за руки и много-много просила: «Спаси Черные Ноги, скажи, чтобы его не убивали». Но женщина твоего племени отвечала: «Нет, я не могу». — «Придумай, как его спасти, — начала я просить ее по-другому, — ты придумай, а я спасу». Она ответила: «Хорошо. Я уже придумала. Ты знаешь, где лежат желтые камни, скажи мне, я скажу белым людям, и Черные Ноги останется жив». Я ответила ей, что не могу сказать, что мой брат Красное Облако взял с меня клятву. Тогда она вывела меня наверх и показала большой вигвам. «Вон там живет сейчас Черные Ноги. Если не веришь мне, пойдем, и ты увидишь его. С ним в вигваме еще только один человек, а злых белых людей очень много, и у них у всех огненные трубки. Говори скорее, откуда он привез золото. Торопись, иначе будет поздно. Завтра утром белые люди убьют его»… Что мне было делать? — переводя глаза с одного белого на другого, растерянно спросила девушка. Волнение ее было так велико, что она казалось перестала дышать.
Мужчины подавленно молчали, опустив голову. Они уже догадывались о конце.
— Что мне было делать? — повторила девушка. — Молчать, чтобы тебя убили? Я не могла молчать… И чтобы спасти тебя, Черные Ноги, я сказала… — Лицо ее при этих словах озарилось ликующей радостью. — Я сказала все и спасла тебя!..
— Что ты сказала, Айвика, белой женщине? — спросил тихо Погорелко.
— Я сказала так: «Белая женщина, я была в пещере, которую мы зовем Злой Землей, только один раз и я не найду дорогу к ней. Черные Ноги тоже не найдет, не убивайте его за это. Возьмите у него кусок коры, простой березовой коры, которая без языка расскажет вам, как найти пещеру Злой Земли. Эту кору он всегда носит на своем теле». Вот как я сказала. Белая женщина погладила меня по лицу и сказала, что я сделала хорошо, что Черные Ноги теперь не убьют. Я обрадовалась и хотела поцеловать ее волосы. Но она подумала наверное, что я кусаюсь, как собака, и оттолкнула меня с криком. Я смеялась: какая она трусливая! А потом пришел наверх тот белый, у которого много волос на лице и совсем нет волос на голове. Он сказал, чтобы я шла к тебе, Черные Ноги, и передала бы тебе слова многих белых людей. Я принесла эти слова. Вот они: «Отдай нам березовую кору, и мы не тронем тебя. Иди тогда, куда хотел». Я сказала все.
Айвика смолкла, сложив руки на коленях. Девушка смотрела вопросительно на траппера, удивляясь, почему не награждает ее нежной похвалой человек, ради которого она изменила клятве и родному племени. По лицу ее вдруг прошла первая тень беспокойства. Она перевела удивленно взгляд на заставного капитана и робко спросила:
— Почему у вас зимние лица? Разве я плохо поступила?