Читать интересную книгу Улица вдоль океана - Лидия Вакуловская

У Дуни Ивановны защемило сердце.

— Так ведь золото там… огород на золоте…

— В гробу мы то золото видали. В белых тапочках, — проскрипел Илья.

А молоденький Ленька Тугов молчал. Но на губах его, в рыжей бороде, лепилась знакомая улыбочка: я, мол, все знаю, больше всех понимаю, да помалкиваю.

Минут через десять Дуня Ивановна забирала из камеры хранения вещи. Илья ухватил чемодан, Колька Жаров уцепился за ручки сумки. «Инженер-колодник» Ленька Тугов, забежав вперед, открывал дверь на улицу. Сзади шел горнячок, одной рукой натягивая на голову подоблезлую заячью шапку, другой — вытирая платком свой вечно простуженный нос.

Дежурная проводила их равнодушным взглядом, она всякого Навидалась в гостиничной жизни и ничему уже не удивлялась.

Единственный

Когда в тайгу к старателям прислали повариху, цыган Гришка Григоров сказал:

— Плохо дело — баба появилась. Будет в нашем таборе кровь литься.

Повариха была симпатичная: полненькая, смугленькая, чуть курносенькая, каштановые волосы с рыжинкой и такие же каштановые с рыжинкой глаза. Гришка первый полез к ней обниматься и получил затрещину. Он хватался рукой за щеку, каждому, скаля зубы, объяснял:

— Больно бьет, кукла!

Потом попытал счастья бульдозерист Володька Коготь, умевший, по его словам, найти подход к любой бабе, и был огрет лиственным веником! Оказавшийся в венике сучок проехался по Володькиной физиономии, оставив заметный след. Сам Володька умолчал бы в своей неудачной попытке, но как раз, когда дело дошло до веника, на кухню ввалился бригадир Мишуня Волков. Вечером палатка, где жил Володька, тряслась от гогота и соленых шуточек.

Повариха стояла на высоком крылечке дощатого домика, единственного в старательском поселении, слушала, как регочут в палатке и какие выкидывают словечки.

— Видали мы таких мармазелей! — отбивался Володька Коготь. — Захочу — за неделю окручу. Боюсь только — в загс потащит. Меня уже одна тащила. Разлюбишь, говорила, я тебя по союзрозыску найду…

Повариха стояла, слушала, осматривалась. Со всех сторон подступала к домику тайга. Под старыми лиственницами местились палатки, кругом чернели усохшие пни, лез прямо к крыльцу кудлатый мох, пищало комарье, тарахтел электродвижок. У крыльца стояли железные бочки для воды, а напротив домика был погребок, вернее выемка, вырытая бульдозером в высоком бугре, где и летом держалась мерзлота. Вот какое оно, старательское поселение. Вот куда ее занесло…

Постояв немного, она ушла в домик, служивший и кухней, и столовой, и жильем для нее. Присела на скамейку и заплакала. Наплакавшись вволю, умылась под рукомойником, причесалась, включила здоровенную электрическую плиту с толстой, в четверть пальца, спиралью — электричество шло от тарахтевшего за погребом движка — и начала готовить еду для ночной смены.

На другой день на дощатой стене в столовой-кухне появилось объявление: «У НАС НЕ КУРЯТ И НЕ РУГАЮТСЯ! СОБЛЮДАЙТЕ ПОРЯДОК!». И еще одно объявление на дверях: «ВЫТИРАЙТЕ НОГИ!». Требование подкреплялось наглядными предметами: под крыльцом и на крыльце были разостланы влажные мешки.

В тот же день повариха приладила на ветках лиственниц, свисавших над палатками, десяток тетрадных листов с надписью: «ПРОСИМ НЕ ВЫРАЖАТЬСЯ!»

Володька Коготь крутил лохматой, пшеничной головой и кивал в сторону кухни:

— Не все дома у гражданочки!

Дня через два приехал на «газике» начальник участка Пряхин. Дело было среди дня, когда народ вымелся из палаточного селения: одни мыли золото в отдаленном распадке, другие разбрелись — кто на охоту, кто на ручей стирать бельишко. Один Гришка Григоров сидел за палаткой на поваленной лесине, чистил свою мелкашку.

Пряхин, толстый и пузатый, вылез из машины, огляделся, никого не увидел и пошёл в домик. На крыльце задержался, снова огляделся и опять не заметил Гришку. Отвел рукой простыню, которой был завешен от комаров вход, исчез за нею.

Гришка решил, что Пряхин неспроста оглядывался. Он поднялся и пошел к домику, вроде воды попить. Подходя, услышал за простыней смех поварили. Потом голос Пряхина:

— А не пристают к вам мужья?

— Какие мужья? — удивилась она.

— Это в одной артели повариха всех старателей мужьями звала.

Она снова засмеялась:

— Я им так пристану — косточек не соберут!

— Договорились насчет оплаты? — спросил Пряхин.

— Нет еще, — ответила повариха. — Я еще не решила — может, перееду отсюда.

— Не нравится?

— Да что-то не очень нравится.

— Ну, смотрите, сами решайте.

Гришка передумал заходить в домик. Отправился обратно, за палатку.

— Григоров! — окликнул его вышедший на крыльцо Пряхин. — Что это у вас никого не видать?

— А меня разве плохо видно? Я черный, издалека заметный. Один медведь в тайге был, и тот меня заметил, — сказал Гришка, возвращаясь к домику.

— Как нога? — Пряхин спустился с крыльца.

Гришка поднял ногу, согнул в коленке, хлопнул по ней ладонью.

— Работает костыль!

Весной Гришка повстречался в распадке нос к носу с медведем. Был без ружья, пришлось дать деру. Медведь тоже дал деру, — в другую сторону. Гришка этого не видел, споткнулся на бегу о корягу, сломал ногу, месяц отлежал в гипсе.

Повариха тоже сошла с крыльца, сказала Пряхину:

— Напрасно не поели, Василь Васильевич.

— Спасибо, не хочется. А что это у вас за флаги такие на ветках? — показал Пряхин на развешанные бумажки.

— Чтоб не выражались, — ответила повариха, метнув каштановыми глазами на Гришку. — Вы бы еще, Василь Васильевич, сказали им, чтоб оленей каждый день не били. Каждый день тушу приносят и не съедают. Мясо выбрасывать приходится. А их вообще стрелять запрещено.

Пряхин пожал плечами, ничего не ответил. А Гришка презрительно скривился:

— Ха, кто это запретил? У нас тайга — закон, медведь — хозяин.

— Где сейчас Спирин моет? — перевел разговор Пряхин.

— На Сонном ручье. Могу прокатиться, — ответил Гришка. Закурил и полез в «газик», забросил на заднее сиденье мелкашку.

Пряхин сел за руль. Повариха взяла с крыльца пустые ведра, пошла к роднику.

Пряхин развернул «газик», и тот запрыгал по кочкам в распадок.

— Зачем нам эту куклу прислал? — спросил Гришка и придавил в заскорузлой ладони, как в пепельнице, сигарету. Он не мог забыть поварихиной затрещины.

— А где я вам мужика найду? Уйдет от вас — замены не ждите.

Артельные уважали Пряхина: спокойный начальник, не шумный, дело знает. Пять артелей на его плечах, другой бы не успевал ворочаться. А у Пряхина все, как по маслицу катится: запчастями сполна обеспечены, горючее с запасом поступает, грузовик для артели выбил. А что старателю еще нужно?

— Зря обижаешь женщину, у нее жизнь тяжелая, — сказал Пряхин.

— Жизнь! — скривился Гришка. — Мою жизнь в кино крутить — корыто слез будет. У меня жена была, Нина, кукла была. Родной брат отбил. Я ему живот ножом полоснул и себя хотел зарезать. Вот как я сюда попал.

— Ну и дурак, — вздохнул Пряхин. Он спустил подпрыгивающий «газик» прямо в ручей, повел по твердому дну, по плескавшей воде.

— У меня кровь горячая, я за себя не отвечаю, — Гришка снова закурил.

— А, все цыгане такие, — опять вздохнул Пряхин.

— Какие? — вывернул на него белки Гришка. — Думаешь, все ворюги? Я никогда не своровал.

— Только брата зарезал.

— Ни черта не зарезал, — процедил Гришка. — Пузо зашили и бегает…

Показались отвалы серой породы. Ручей аккуратненько обогнул отвал, распался на два мелких широких рукава. Вода лениво текла по гальке, едва покрывая меленькие камушки.

Понура стояла на взгорке: бункер приподнят, колода в наклон принесла к ручью, уткнулась в него хвостом. Из колоды бурая вода выносила в ручей отмытые камни.

В смене работали трое: два бульдозериста и один на колоде.

Пряхин притормозил недалеко от понуры, бригадир уже выпрыгивал из бульдозера. Пряхин пошел ему навстречу. Поздоровался за руку, а Гришка просто кивнул Спирину. Повернулся, полез на крутой борт отвала, сел на валун, положил на колени свое ружье, стал глядеть вниз.

Пряхин со Спириным потиху шли по распадку, меся сапогами вязкий грунт, о чем-то толковали. Здоровенный Авдей Спирин на две головы возвышался над толстым Пряхиным. Больше говорил Пряхин, размахивал короткой рукой. Авдей слушал, нагнув круглую, как кочан, голову, обтянутую выгоревшим беретом-маломеркой.

Ванька Жилин и Леха Тихий не обращали на них внимания: один толкал бульдозером грунт, другой орудовал рычагом-задвижкой.

Говорили долго. Потом Пряхин крикнул:

— Григоров, поехали к Зимину! Оттуда назад тебя подброшу!

— Езжай, — ответил Гришка — Я в тайгу пойду!