Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Жить человеку надоело, – сказал он Лене и увидел, что она чуть не плачет. – Ты чего, а? Обиделась?
– Ничего! – закричала она и решительно ринулась в подъезд, из которого вышел отец.
В тамбуре Лена остановилась перед глухо закрытой дверью с зашифрованным кодом. Следом за ней вошел молодой парень в спортивном костюме и шапочке, с рапирой на плече.
– Ну, какие будем нажимать кнопки? – весело спрашивает парень.
Набрал код, распахнул дверь.
– Милости прошу! Я исключительно доверчив. Всем сообщаю код: 2-8-2. Запомнила?
Открылась дверь лифта. Но Лена не решается в нее войти.
– Ты боишься со мной ехать? – весело спросил парень. Лена молчала. – Тогда езжай сама!
Лена замотала головой. Парень вошел в лифт.
– Зря боишься. Меня зовут Володя. Фамилия моя Климов. Живу я на девятом этаже.
Тогда Лена решительно шагнула в лифт.
– Тебе тоже на девятый! Я знаю, к кому ты, – засмеялся Володя. – Ты едешь к Оле. К ней навалом ездит таких вот перепуганных девочек с нотами. Хочешь, лучше научу драться на рапирах?
– А что, может, и пригодится, – сказала Лена, полушутя.
Они вышли на площадку.
– Вот тут я живу, – сказал Володя, показывая на дверь. – В доме пионеров я по четвергам веду секцию мушкетеров. Милости прошу! – И он пошел к себе. – А рядом Ольга Николаевна!
Лена глубоко вздохнула и нажала кнопку соседней квартиры.
И вот она уже в комнате учительницы музыки Ольги Николаевны. Здесь, видимо, еще пахнет трубочным отцовским табаком. Лена ведет себя совершенно отчаянно: она увидела отцовскую трубку. Взяла в руку коробку табака.
– Вы курите трубку? – спросила она учительницу.
– Нет. Это мой друг, – виновато отвечает та.
– А сколько ему лет?
Звонок в дверь. Входит уже известный нам Володя.
– Слушай, – говорит он учительнице. – Я у тебя сейчас отбил ученицу. Вот эту! Я хочу, чтобы она ко мне непременно пришла в секцию. Она мне понравилась. Храбрая! Вошла в лифт с незнакомым мужчиной. Не побоялась! Нам такие девочки нужны.
Он подмигивает Лене.
Учительница чувствует себя спасенной.
– Вот это мой друг, – говорит она Лене. – Это он трубач… В смысле курит трубку… – Она делает Володе знаки, чтобы он взял ее. Володя берет трубку, набивает табак…
Лена подозрительно смотрит на происходящее.
– А почему вы не спрашиваете, что у меня с рукой? – вызывающе говорит Лена.
– Что у тебя с рукой? – покорно спрашивает Ольга Николаевна.
– Сейчас покажу, – говорит Лена и начинает разматывать бинт.
– Не надо! – кричит Ольга Николаевна.
– Я покажу, как я это сделала, – говорит Лена. Она развязала руку и подносит распухшие пальцы к притвору двери.
Ольга Николаевна висит у нее на руке.
– Я тебя умоляю! Слышишь, умоляю!
– Тогда пусть он закурит трубку, – отчаянно говорит Лена.
Володя, сочувственно глядя на обеих, демонстративно, но неумело закуривает. Ольга Николаевна, сцепив губы, стоит рядом. Лена вызывающе смотрит на них.
– Вы не умеете курить трубку, – сказала она Володе. – Табак вам не нужен. – И она спрятала коробку к себе в портфель.
– Она что, сумасшедшая? – спрашивает Володя.
– Нет, – говорит Ольга Николаевна. – Лена, у тебя все? Или ты еще чем-нибудь решила нас поразить?
– Да! Я еще вам сыграю.
Она стучит по клавишам распухшими пальцами какую-то резкую, вызывающую мелодию, хлопает крышкой и убегает.
– Я гадина, гадина, гадина! – говорит Ольга Николаевна, ничком падая на диван.
– Никакая ты не гадина!
Это говорит подруга Ольги Николаевны, они разговаривают, прихлебывая кофе возле изразцовой печи в раздевалке в музыкальной школе
– Сама не знаю, как это случилось, – говорит Ольга Николаевна. – Он приходил на родительские собрания… Всегда он, а не мать… Всегда – единственный мужчина, и матери ему строго наказывали: «Вы проводите Ольгу Николаевну». Он провожал, мы болтали… Он мне как-то сказал, что уже много лет просто так, вечером, не разговаривал с женщиной. Я спросила: а жена? Он засмеялся: «Так это же совсем другие разговоры. Это же почти как производство. Вода, свет, газ, хлеб, деньги, ботинки, колготки, воспитание ребенка. Муж-жена – категория производственная». Как-то шел дождь… Я позвала его зайти и взять у меня зонтик… Он вошел и сказал: «Можно, я никуда отсюда не уйду?» Удивительно! Он все замечал… Бантик какой-нибудь, сережки…
– Что ж теперь будет? – сочувственно спросила подруга. – Идиллия идиллией, а жена – женой… Да еще такая…
– Он говорит, что жена у него – александрийский нерушимый столп… Ее с ног не сбить… Она столько людей развела, что, не заметя, и себя разведет…
– Это он о ней так?
– Он о ней хорошо, – твердо сказала Ольга Николаевна. – Он ее уважает… Ему дочку жалко… Говорит: мать она прекрасная, но у нее перебор в твердом питании, все для крепости зубов… А я, говорит, мягкое питание…
– Что-то я его не пойму…
– А что тут понимать… Девочка догадалась… Мучается… Через это нам не перейти… Мы перед этой проблемой, как кони перед пропастью…
– Тебе бы уехать куда-нибудь, – сказала подруга. – Такие болезни лечат временем и расстоянием. Больше ничем… Правда, еще есть способ – клин клином… Найди себе клин… Ладно. Думай, я побегу, у меня урок…
Подруга убежала. Ольга Николаевна еще немного постояла у печи, поправила волосы у зеркала и тоже пошла.
Вошла в свой класс и увидела Лену.
– Леночка! – кинулась к ней. – Как я рада тебя видеть!
Лена молча перебирает ноты, молча ставит их на пюпитр.
– Сыграй мне что-нибудь из того, что любишь… Просто так. Не думая о руке… Она перестала болеть?
Лена молчит.
Ольга Николаевна теряется от Лениного молчания, не знает, как себя вести.
– Лена! – говорит она совсем тихо. – Я к тебе очень хорошо отношусь… – И совсем уже тихо: – Я сделаю для тебя все. Что ты хочешь? Скажи…
Лена молчит. Потом поднимает на Ольгу Николаевну глаза, в которых и слезы, и просьба, и отчаянье сразу.
– Чтоб вас не было, – тихо говорит она.
Ольга Николаевна вздрогнула, как от удара.
– Но я же есть, – робко сказала она.
– Я хочу, чтоб вас не было… Совсем… – повторяет Лена.
– Ты так говоришь, будто считаешь, – Ольга Николаевна нервно засмеялась, – что мне лучше умереть?
– Лучше, – ответила Лена.
– Тебе это покажется странным, но мне не хочется умирать, – невесело засмеялась Ольга Николаевна. – Мне всего двадцать шесть лет. Я еще даже моря не видела… Да что моря! Я в Эрмитаже не была! Я на Елену Образцову еще ни разу не попала!..
– Я видела море – вода, и все. Была в Эрмитаже – скучно. Вашу Образцову чуть не каждый день показывают по телевизору.
– Я поняла. Ты хочешь сказать – ради такого не живут… Лена! Я люблю твоего папу!
– Он всегда любил маму! Всегда! Он ей вот такие, – развела руками, – букеты приносил… Он давал ей свою кровь! А когда лифт сломался, он ее на руках поднимал по лестнице… При чем тут вы?
– Я понимаю, – тихо говорит Ольга Николаевна. – Я очень тебя понимаю. Но любовь… Она ведь и уходит…
– Куда? – кричит Лена. – Куда?
– Этого никто не знает, – отвечает Ольга Николаевна. – Она не спрашивает…
– Я знаю, – жестко говорит Лена. – Вам двадцать шесть лет, а замуж вас никто не берет. Вы не имеете права любить моего папу! Он не ваш! Он – наш!
– Хорошо, – сказала Ольга Николаевна, – хорошо! Давай спросим у него!
– Я сама у него спрошу! Сама! Без вас! – кричит Лена. – Вы не так спросите… Вы нарочно все сделаете…
Лена бежит из музыкальной школы, дорогу ей преграждает Митя.
– Пошли в кино? – предлагает он. – Название смешное. «Кукарача».
– Оставь меня в покое, – говорит Лена, – и иди своей дорогой…
– Ленка, почему ты такая, ходишь как перевернутая? Как будто тебя взболтали…
– Слушай… Иди, а? Ну по-хорошему… Не до тебя!
– Но я же за тобой ухаживаю, как ты не понимаешь?
– Понимаю. Но не хочу этого…
– Почему?
– Я это ненавижу.
– Как это можно ненавидеть? – Митя говорит это очень торжественно.
– Всем сердцем! Уходи! – жестко сказала Лена. – Иди за Веркой… Она давно тебе глазки строит.
Мимо них лениво, делая вид, что она никого не замечает, прошла Вера Кузнецова.
– Верка – глупая, – сказал Митя.
Лена стоит у института, где работает отец, ждет его. Высыпали сотрудники, растеклись в разные стороны. Отец вышел на высокое крыльцо один, и вид у него – как у человека, который не знает, куда ему идти.
Медленно, медленно Лена подымается к нему, и он наблюдает, как она замирает на каждой ступеньке.
– Привет! – сказала она.
– Привет! – ответил он.
– Ты домой? – спросила она.
– Естественно! – ответил он.
Они идут молча.
– Мне один мальчишка в любви объяснился, – сказала Лена. Отец вздрогнул.
– Уже?
– А что? Это у меня уже было не раз. Еще в детском саду.
- Свет юности [Ранняя лирика и пьесы] - Петр Киле - Драматургия
- Соперники - Ричард Шеридан - Драматургия
- Конец света с последующим симпозиумом - Артур Копит - Драматургия
- Дон Жуан в Неаполе - Александр Амфитеатров - Драматургия
- Травести - Том Стоппард - Драматургия