Читать интересную книгу Город Желтой Черепахи - Павел Молитвин

В общем, суть происходящего сводилась к тому, что аккумуляторы Стены оказались заряженными, и едва Десто и Даниэль восстановили систему подключения их к дубль-пусковой, как энергия потекла к Мозгу Станции. Однако дальше началось что-то странное: информационная система, с помощью которой мы рассчитывали получить весь объем сведений о назначении Станции и о принципах ее устройства и работы, не включилась. Даниэль со свойственным ему оптимизмом считал, что энергии, выделяемой аккумуляторами Стены, недостаточно для того, чтобы задействовать Мозг, и пока что она перекачивается в автономные батареи, питающие информационную систему.

Возможно, он был прав, но мне в это не очень верилось. Логичнее было предположить, что Мозг намеренно заблокирован шифрованным кодом и теперь работает по заложенной в него тридцать лет назад программе, вмешаться в которую мы, не зная ключа, не сможем. То есть мы, грубо говоря, опустили монетку в автомат и ждем теперь, что он нам выдаст: порцию мороженого, стакан газировки или гранату с выдернутой чекой. Я вспомнил свой сон и поежился. Причин для беспокойства вроде бы нет, но на ум мне сразу пришла известная каждому студенту байка о пресловутом курковом эффекте: годовалому ребенку не справиться со слоном, однако на курок заряженного автомата в силах нажать даже он, и последствия такого действия будут явно неадекватны затраченным на него усилиям.

Я помотал головой, пытаясь прогнать скверные предчувствия. Заряженные аккумуляторы Стены можно с одинаковым успехом сравнивать как с заряженным автоматом, так и с готовым к старту космическим кораблем или автомобилем, бак которого доверху заправлен бензином, и… ну, скажем, с женщиной на сносях. От этой странной и в общем-то неточной аналогии мне стало и вовсе не по себе. Станция беременна? Но чем?..

— Ты чего хмуришься? Все идет как по маслу, даже лучше, чем мы смели надеяться. — Лицо Даниэля, охваченного щенячьим восторгом и только что не приплясывавшего от разбиравшей его радости, неожиданно омрачилось. — Тебе по-прежнему нездоровится? Может, лучше полежишь? Зря я тебя разбудил.

Я отмахнулся от него и уставился в серый дождливый сумрак за окном.

То, что аккумуляторы Стены заряжены, для нас оказалось сюрпризом. И означать это могло только одно: все эти тридцать лет Станция не бездействовала. Она копила энергию. Большой Ковш продолжал черпать ее из… Профессор Унг писал о двух возможностях: первая — использование искривления пространственно-временного континуума, возникающего вокруг причинно-следственной пары планетарного масштаба, и вторая — использование разницы потенциалов энергий, возникающей в пространственно-временном континууме при локальном изменении геометрии пространства или хронопроколе. Погодите-ка, погодите! Ведь это значит, что после хронопрокола Большой Ковш может черпать энергию релаксации до полного его затягивания! Ай да Даниэль, ай да умница! И что должна существовать дубль-пусковая, сообразил, и что Станция — это гибрид хронопрокалывательной установки с Большим Ковшом, догадался! Хотя почему догадался? Он же сам говорил, что занимается расчетами временных параметров по теории Унга-Малайами.

Ага! Стало быть, Станция поставлена была в таком уединенном месте не столько из соображений секретности, сколько ради безопасности. Кажется, это Жак Нигле предупреждал, что даже при локальном искривлении пространственно-временного континуума — в данном случае в результате хронопрокола — может изменяться не только удельный вес, но и некоторые другие физические свойства вещества. Тогда понятно, откуда взялись эти болота и почему так изменились прежние обитатели здешних мест. Понятно даже, отчего барахлил компас и не работал приемник Десто: хронопрокол не успел полностью затянуться, и микровоздействия еще дают о себе знать за пределами Станции. Кстати, потому-то, вероятно, и мародеры не сумели добраться сюда на вертолете.

— Эрнест…

— Обожди. — Я сжал виски ладонями. Если энергия пошла от аккумуляторов к Мозгу, а программа не изменилась… Он должен был перебросить ее на установку, осуществляющую хронопроколы, — больше некуда. Вот дьявол, интересная получается картина! Но если это так, то мы, сами того не ведая, готовим новый хронопрокол, который будет, в соответствии с затраченной на него энергией, в десятки, а может, в сотни раз сильнее предыдущего. Но это нам сейчас вовсе ни к чему…

— Эрнест, посмотри! — Даниэль нетерпеливо дернул меня за рукав и указал в окно.

— Ну?.. — Я не сразу заметил, что кое-где на целевых антеннах зажглись зеленые огоньки. — О, черт, как все тут быстро делается! Пошли, надо отключить Мозг и остановить подкачку энергии из аккумуляторов.

— Для чего? Зачем? — возмутился было Даниэль, но я так на него цыкнул, что он затих и, обиженно сопя, двинулся следом за мной к лестнице.

Батиста Викаура

Старика мы с Валентином заметили одновременно. Он брел к главному зданию Станции, не сводя глаз с зеленых огоньков, вспыхнувших на металлических мачтах несколько часов назад.

Одет он был в пятнистый маскировочный комбинезон, короткий десантный автомат болтался на его впалой груди. Судя по мокрой и грязной одежде, в болотах он провел по крайней мере неделю, а здесь появился из-за ангара, то есть со стороны, противоположной той, откуда пришли мы.

Я жестами попросил Валентина затаиться и, пропустив старика, зайти ему в тыл. До сих пор патрулирование территории Станции казалось мне бессмысленным занятием — раз у мародеров есть вертолет, им нет нужды плутать по болотам, чтобы сюда попасть. Появление старика меня разубедило — меньше всего он походил на мародера: скорее это был один из несчастных, сумевших уцелеть во время войны. Подозрение, что кто-то остался в живых, появилось у Валентина, когда он обследовал здешние продуктовые склады. Я не представляю, как это могло произойти: похоже, весь персонал Станции погиб мгновенно, уничтоженный тем же самым секретным оружием, от которого в одночасье вымерли города на Северо-Западе, но, в конце концов, объяснять подобные явления — не мое дело, на это у нас есть специалисты — Эрнест, Десто, Даниэль.

Подождав, пока старик выйдет из-за ангара, я спрыгнул с крыши главного здания на влажную землю и предстал перед ним во всей красе моих тридцати семи лет: поджарый, мускулистый, с ясным взором и доброжелательной улыбкой на устах, — хочется верить, что мое представление о себе не слишком расходится с действительностью. Подняв автомат, я помахал им над головой, давая понять, что тоже вооружен, но не испытываю к пришельцу вражды и желал бы вступить в переговоры. Старик, однако, то ли не понял моих мирных намерений, то ли, по неведомым мне причинам, алкал моей крови. Как бы то ни было, заметив меня, он лихо сорвал с шеи автомат и дал длинную очередь.

Я упал на землю — не в моих правилах позволять дырявить себя первому встречному, — и пули полетели в цоколь здания за моей спиной… Стрелком старик был отвратительным, но патронов не жалел. Охваченный слепой яростью, он явно подставлялся. Подстрелить его ничего не стоило, и только очевидная бессмысленность происходящего удержала мою руку.

Прижимаясь щекой к раскисшей от дождя земле, я думал о том, что если этот придурок меня убьет, то никто не будет плакать на моей могиле. Да и вообще никто обо мне не заплачет. И если суждено мне погибнуть от пули этого сумасшедшего, то такая идиотская смерть будет ничуть не глупее моей жизни…

Пока старик, злобно озираясь, вставлял в автомат новый рожок, я, приподняв голову, удостоверился, что Валентин успел сократить расстояние, отделявшее его от незнакомца, метров до тридцати. Решив, что настало время ему помочь, я поудобнее перехватил автомат и дал для пробы короткую очередь. Пули прошли в полуметре от головы старика, и тот, смекнув, что шутки кончились, опустился на колени, а потом залег. Наблюдая за маневрами товарища, я методично выпустил в «молоко» весь магазин, и в то мгновение, когда затих звук последнего выстрела, Валентин достал старика в финальном прыжке.

Несмотря на кажущуюся тщедушность, незнакомец оказался драчливым и, даже притиснутый к земле, продолжал извиваться, шипя, рыча и брызжа слюной, как целый зверинец. Кое-как связав его, мы посовещались и решили отвести пленника в помещение, занятое нами под жилье, а там уже обо всем его расспросить.

Связанный старик, которого Валентин всю дорогу бережно нес на руках, словно ребенка, обмяк и съежился, будто проколотая камера, — не человек, а мумия. У меня создалось впечатление, что он успел где-то поднахвататься рентген, и Валентин не замедлил подтвердить мое предположение.

— Это ничего, это мне знакомо, — бормотал он себе под нос, развязывая погрузившегося в апатию пленника и усаживая его на кровать. — У всех облученных так: сначала возбуждение, а потом полная прострация. Сейчас мы его починим. У нас ведь есть гипеламин? — Он обернулся ко мне.