продемонстрировал.
Ошарашенно смотрю на кузину. Очевидно, я ее недооценивала. За такие вот тупые шуточки мне жутко хотелось огреть Гора сковородкой, она же определенно выбрала стратегию пацифизма.
– Вам всем не помешало бы послушать. Весьма занятная книга, – с болью в голосе произносит Гор, и я прикусываю язык. Настроение резко ползет вверх.
Ей не требуется моя помощь. Кимми гораздо лучше контролирует бога, чем я – ангела.
– Я уже феминист, – объявляет Данте. – Можем вернуться к нашей проблеме?
– Почему он думает, что лучше понимает женщин, чем мы? – игнорируя его просьбу, Гор требовательно смотрит на нас.
Азраэль трет шею, а Платон внимательно изучает свои ногти.
Данте спокойно пожимает плечами.
– Потому что я их слушаю и не хочу каждую затащить в постель.
– Исрафилу бы это не понравилось. И я тоже не хочу затащить Кимми в постель, – заявляет Гор так, будто это особое достижение.
– Что-то новенькое, – шепчет Сет.
Во время их пикировки кузина прячет лицо за чашкой и не издает больше ни звука.
– Я просто не могу поверить, что Каллисфен написал это письмо и не оставил ни одной зацепки Аристотелю… в этом просто нет смысла. Он знал, что умрет. В этом случае людям обычно есть что поведать остальным, кроме приключенческих историй.
– Что при обычных обстоятельствах написал бы смертный в своем прощальном письме? – Сет по-прежнему стоит позади, и я поднимаю на него глаза.
Много дней подряд я задаюсь вопросом, почему Малакай не оставил мне прощальное письмо. Неужели считал, что у него еще есть время? Или не желал объяснять, почему принял такое решение, предварительно не поговорив обо всем со мной? Он возложил это на Азраэля, зная, как сильно я разозлюсь на ангела.
– Человек попрощался бы и, вероятно, написал то, что не успел сказать. Это не прощальное письмо.
Я ловлю взгляд Азраэля. Он скользит по коже, словно успокаивая меня и лаская, и я чувствую то, чего вовсе не хочу чувствовать. Я еще не готова принять дилемму, заложником которой он оказался.
– Совершенно верно, – соглашается Сет. – Это письмо, скорее, сообщение. И, как в случае с ремнем, настоящая информация должна быть спрятана где-то внутри.
С ним никто не спорит.
– Вам и вправду неизвестно, где тот город? – спрашивает Кимми.
Единственный ответ бессмертных – сдержанное покачивание головами.
– Ладно. – Я кручу затекшими плечами. – Что мы имеем? Соломон владел кольцом, и явно можно исключить вариант, в котором Александр снял регалию с его мертвого пальца.
У Кимми вырывается какой-то странный звук.
– Соломон не приказал похоронить себя с ним, – добавляет Гор. – Разумеется, это мы проверяли.
– Значит, перед смертью Соломон снова спрятал Кольцо огня или отдал кому-то на хранение, причем явно не Менелику и царице Савской, а паре магов. Вопрос: где они с ним скрылись?
– А разве не существует завещание Соломона? – уточняет Кимми. – Там ничего об этом не написано?
– Нет, – отзываюсь я, раздраженная молчаливостью бессмертных. Естественно, они хранят свои секреты при себе. А меня уже от этого тошнит. – Так называемое «завещание» – это рукопись четвертого века нашей эры, и ее автор неизвестен. В действительности он не связан с Соломоном. Я проверяла, когда мы искали скипетр. Кстати, сколько времени твой господин и повелитель отводит мне на поиски? Когда он вышвырнет душу Малакая на съедение демонам?
Азраэль едва заметно вздрагивает.
– Осирис мне не господин и не повелитель.
– Даже так? – Звучит, наверное, немного цинично. – А мне показалось иначе.
Ангел порывается что-то добавить, но его перебивает Сет.
– Описание города слишком расплывчатое. Под описание подходит очень много мест тех времен. Если Каллисфен хотел сообщить дяде какое-то название, то, по всей видимости, воспользовался шифром.
– Опять? – стонет Гор. – Только не это! Я уже сыт ими по горло.
– Такой вариант я рассматривал, – с сожалением признается Платон. – Каллисфен не применил ни один из известных в ту пору шифров. Александр бы заметил. Тут что-то другое.
– Если не шифр, то, может, скрытое сообщение, – размышляю я вслух.
– А в чем разница? – спрашивает Азраэль.
Я нервно ерзаю на месте, испытывая острое желание сразу же проверить свою теорию.
– В детстве мы с Малакаем иногда обменивались сообщениями, которые не должны были прочесть наши родители. – Безусловно, если бы захотели, они бы это сделали, но мама с папой позволяли нам иметь свои секреты. – Мы писали их молоком или лимонным соком на бумаге, и если слегка нагреть листок, то надпись становилась видимой.
От этого воспоминания меня охватывает грусть. Тогда я еще считала, что жизнь не способна мне навредить. В кругу семьи я чувствовала себя неуязвимой.
– Молоко и лимоны. – Если Азраэль начнет смеяться, я лично его убью, но его голос, наоборот, звучит мягче. – И какие же тайны вы друг другу отправляли таким образом?
– Это просто пример того, как можно послать сообщение, – резко отвечаю я. – Каллисфен знал, что царь планирует его казнить, так что должен был придумать способ передать Аристотелю название города. Какой-нибудь простой фокус Александр бы раскусил, ведь он наверняка приказал проверять почту летописца.
Платон кивает.
– Александр не хотел оставлять свидетелей. По всей вероятности, он опасался не только магов и демонов, но и бессмертных. С тех пор как завладел Кольцом огня, царь превратился в параноика. Единственный, кому он еще доверял, – это Гефестион.
– Если я правильно понял, ты имеешь в виду надпись под надписью, – говорит Данте.
Я согласно киваю.
– Письмо может быть палимпсестом. Если Каллисфен сначала написал настоящее сообщение, а потом стер его, чтобы написать это послание, то нам, возможно, удастся проявить изначальный текст.
– А папирус не слишком древний для чего-то подобного? – скептически интересуется Кимми. – Разве эта технология не начала использоваться гораздо позже?
– Отсутствие сохранившихся рукописей еще не означает, что их не существовало.
– Попробовать стоит. Дай мне перчатки, – просит Данте. Надевает их, берет одну страницу и подносит к свету, выглядя при этом непривычно взволнованным. – Намик использует настойку из желчи, чтобы сделать старые записи видимыми. К сожалению, не всегда получается как надо.
– В вашей библиотеке есть палимпсесты? – Кто бы мог подумать.
– Разумеется. Из Александрийской библиотеки. Азраэль не говорил, что мы спасли часть ее коллекции?
– Да, говорил, – киваю я. – Может, ты мне как-нибудь ее покажешь?
– С радостью организую. – Джинн кладет страницу обратно на стол, однако невооруженным глазом ничего не рассмотреть. – Намик придет в восторг от возможности провести тебе экскурсию. Но предупреждаю: среди книг он может заболтать тебя до смерти.
Лучше не бывает. Наверняка Александрийская библиотека – истинная сокровищница знаний.
– Разве в наши дни не существует более прогрессивных методов исследования папируса? – прерывает