— Кто вы такие! Что это за проклятый город! Да что вы за люди!
— Саша! — чтобы успокоить девушку, Халиму пришлось на нее прикрикнуть. — это не я сделал…
— Что значит не ты? — воскликнула Саша. — А кто тогда? Она сама исчезла?
— Это ты…
— Я? — Глаза Саши в ужасе расширились, и она резко замотала головой, отгоняя от себя все эти мысли. — Вы все тут ненормальные… Ты сам не понимаешь, что говоришь!
Решив, что на этот момент, с нее хватит открытий, девушка развернулась и подобрав полы туники бросилась обратно в свою комнату. Она слышала, что Халим несколько раз позвал ее по имени, но решила не оборачиваться, чтобы он не загипнотизировал ее своим магическим взглядом.
Оказавшись в своей комнате. Саша упала на постель и зарыдала. Возможно впервые с того дня, как умерла ее мама, она позволила себе так плакать. Она чувствовала, что попала в ловушку собственной глупости. Она безумно хотела домой. Хотела к своему молчаливому отцу, к вечно ворчащей Мартине, даже высокомерная Лиза, казалась ей лучшим вариантом. Все что угодно, лишь бы покинуть это проклятый город, и быть подальше от Халима. Он начинал пугать ее.
Халим вошел в Сашину комнату и остановился на пороге. Саша слышала его шаги, но не подняла головы.
— Мы можем поговорить? — спросил он.
— Нет! Мне не чего тебе сказать! Уходи, — в подушку промычала Саша.
— Но я пришел для того чтобы объяснить тебе все. Ты должна знать…
— Мне не интересно.
— Для начала, я хочу извиниться за свою грубость. — начал Халим.
— Принято, — буркнула Саша, — теперь уходи!
— Выслушай меня, и я уйду. — попросил Халим.
В его голосе звучала не просто просьба, а скорее мольба, Саша всхлипнула, поднялась и посмотрел на Халима.
— Что тебе?
Возможно ей показалось, но Халим облегченно выдохнул, получив ее согласие.
— Во первых, я должен сообщить тебе, что ты не сможешь покинуть наш город…
Саша злобно сузила заплаканные глаза.
— Продолжай, — почти прошипела она.
— Теперь я хочу поговорить о твоем даре.
— Нет у меня никакого дара! Что за бред! Ну поговорила я с чьим–то голосом в пирамидах, может это мои галлюцинации. Знаешь, бывает такое, когда мозг пресыщается новыми впечатлениями, он способен породить невообразимые фантазии. Может это все мои выдумки.
— К сожалению нет… И ты сама это знаешь. Я хочу чтобы ты успокоилась, тогда мы сможем поговорить с тобой спокойно.
Саша сделала глубокий вдох.
— Я готова.
— Ты спрашивала, как я смог заживить свою рану.
Саша кивнула, подтверждая свое желание знать. Халим стянул через голову тунику и обнажил свой совершенно выточенный торс. Саша никогда прежде не видела обнаженного мужчину, и смущенно опустила взгляд.
— Что ты задумал?
Халим подошел к Саше.
— Ты помнишь то место, где должна была быть рана?
— Допустим.
— Посмотри пожалуйста, от нее не осталось даже следа.
Саша послушно подняла взгляд и внимательно осмотрела его правую руку. Там действительно кроме следов запекшейся крови, не была даже следа о ране.
— Что это доказывает? — не понимая чего от нее хочет этот странный юноша, спросила она.
— А теперь я покажу тебе свои шрамы.
Халим проникновенно посмотрел ей в глаза, молча говоря: «Не бойся», повернулся спиной и присел, чтобы Саша могла рассмотреть три широких белых рубца пересекающих его спину.
Одного взгляда хватило, чтобы Саша отчетливо представила себе, как ему было больно получив эти раны. Судя по ширине рубцов, они были глубокими и опасными. Саша непроизвольно протянула руку и дотронулась до самого длинного. Он начинался под лопаткой и заканчивался на плече. Едва касаясь его спины, она дрожащей рукой провела по белому следу нечеловеческой боли.
— Тебе было очень больно? — сглотнув комок подступивший к горлу, грустно спросила она.
— Терпимо, — усмехнулся Халим, — Сейчас смотри… просто смотри…
В тот же миг, когда Саша убрала руку, шрам, тянувшийся по всей спине, начал медленно растворяться, повторяя путь, который проделала Сашина рука.
Саша с шумом вдохнула, пораженная увиденным. Она была шокирована настолько, что не могла поверить в реальность всего происходящего.
— Теперь ты мне веришь? — поворачиваясь спросил Халим.
— Да. — едва выдохнула она.
— Ты готова меня выслушать?
— Да.
Глава 8
Солнце уже касалось горизонта, когда «Осирис» достиг первого Нильского порога, столкнувшись с непреодолимой преградой.
На корабле воцарился покой, похожий на затишье перед бурей. Каждый был занят своими делами. Хафра поддувая мощные ветряные потоки в паруса, обсуждал с капитаном перемены произошедшие за годы заточения фараонов. Капитан знал только о жизни земной, но к удивлению фараона, был совершенно далек от жизни богов.
Осирис снова занял свое место на диване. Хафра сидел под навесом, и играл в сенет с одним из матросов. Он уже несколько раз выигрывал, доводя свои шашки первым, но матрос не сдавался и упорно требовал реванша.
Менкаура печально слонялся по палубе, пытаясь разыскать для себя занятие. Его неумолимо тянуло обратно в трюм, где он оставил своего нового друга, с драгоценной жидкостью, но зоркий взгляд отца, словно силками держал его наверху. Второй раз, Менкаура не рискнул навлечь на свою голову гнев отца.
Вскоре и он нашел себе увлекательно занятие. Когда «Осирис» проплывал мимо филахских деревушек, растянувшихся вдоль берега, Менкаура поднимал волны, и со всей силы обрушивал их на ветхие дома. Это конечно не могло вернуть ему прекрасное расположение духа, но глядя на суматоху возникавшую в деревне, после неожиданного наводнения он не уставал смеяться, сухим, не привычным для себя смехом.
И снова Осирис помешал веселью зарождавшемуся в душе младшего сына.
— Ты хочешь, чтобы завтра пустынные псы Ра понеслись по нашему следу? — сурово высказал он сыну.
— Они и так нас найдут, если захотят. — Буркнул в ответ Менкаура.
Он был удручен и подавлен. Без волшебного напитка, ему не хотелось принимать участия в коварных планах отца, ему хотелось на берег, в объятия какой–нибудь прекрасной египтянки, с длинными шелковыми волосами, и бархатной кожей; в руки стакан крепкого вина, а вокруг зал наполненный веселыми людьми. Ему надоели мрачные лица его родственников. Надоела эта посудина, несущаяся в неизвестном направлении, надоела качка и вечные издевки братьев.
Осирис почувствовал сомнения в душе сына, именно поэтому, он всегда был с ним немного мягче, чем с другими своими сыновьями. Ведь для осуществления его планов, ему нужна была сила троих братьев, и если Хуфу и Хафра, были слепо преданны отцу, то Менкаура, в силу своей мягкотелости и неуверенности, а возможно даже и малодушии, мог пойти против воли отца. С ним всегда надо было быть настороже, и держать под контролем, не перегибая палку.