Едва ли кто сегодня всерьез воспринимает ленинскую теорию социалистической революции. Но веру, рожденную ее проповедями, еще долго не могут смыть с мостовой бытия ливни разоблачений, правды и новой исторической информации, вырвавшейся из заточения.
Революционеры были разные: боевики, связные, печатники, агитаторы. Высшими Жрецами профессиональных революционеров считались теоретики. Их можно было пересчитать на пальцах одной руки. Ленин не был Плехановым, но удивительно: стал основоположником теории ленинизма.
Феномен большевизма
Любой старшеклассник знал, что такое «большевики» и «меньшевики». Студенты считали за удачу вытащить билет по «Истории КПСС», где предписывалось рассказать о 11 съезде РСДРП, Ленине, искровых… Все до боли ясно и четко: Ленин и «твердые» искровцы «считали партию боевой организацией, каждый член которой должен быть самоотверженным борцом, готовым и на повседневную будничную работу, и на борьбу с оружием в руках…». Ну а «Мартов, поддержанный всеми колеблющимися и оппортунистическими элементами», хотел превратить партию в «проходной двор». Все ясно. «С такой партией, — назидательно поучала официальная биография Ленина, — рабочие никогда не смогли бы добиться победы — взять власть в свои руки»47.
Если студенту на экзамене еще добавить, что за Лениным, хотя и колеблясь, нерешительно шел Плеханов, — высшая отметка в зачетке была гарантирована. Совсем необязательно было говорить, что на съезде прошло все-таки предложение Мартова о членстве в партии. А вот при выборах центральных органов партии (ведь это власть!) большинство пошло за Лениным, и с этого времени его сторонников на съезде и в партии стали называть «большевиками». Оппортунистов, которые при формировании руководя-щих органов РСДРП на съезде остались в меньшинстве, — естественно, «меньшевиками».
Эта схема не просто кочевала из книги в книгу, она стала навязчивым догматическим стереотипом в общественном сознании. Уже вскоре после октября 1917 года слово «меньшевик» стало но нарастающей синонимом: «оппортунист», «буржуазный соглашатель», «пособник буржуазии», «союзник белогвардейщины», «иностранный шпион», «враг народа». Естественно, и отношение к ним изменилось кардинально. Примерно так, как вопрос «О меньшевиках» рассматривался 5 января 1922 года на заседании Политбюро ЦК РКП(б). По докладу Уншлихта приняли лаконичное постановление:
«а) Поручить Уншлихту выбрать для поселения меньшевиков 2–3 уездных города, не исключая лежащих по железной дороге;
6) Не возражать против выезда меньшевиков за границу;
в) Если потребуется субсидия на выезд, поручить тов. Уншлихту представить в Политбюро особый доклад о размерах…»48
Слава богу, пока еще не стреляли своих бывших однопартийцев, а лишь ссылали и высылали. Но очень скоро начнутся и расстрелы… массовые.
Известный меньшевик Мартынов вспоминал, что однажды, будучи за рубежом, они зашли с Лениным в «ресторанчик». Разговорились о программе партии, ее тактике, задачах пролетарской революции и т. д. «И по всем этим путктам мы с товарищем Лениным оказались солидарными. Но вот в конце беседы он меня спрашивает:
— А как вы относитесь к моему организационному плану?
— Считаю его неправильным; вы хотите создать партию наподобие какой-то македонской четы. Этого принципа не знает ни одна из социал-демократических партий Запада…
Ленин в ответ заявил:
— Значит, в этом пункте со мной не согласны?
— Да.
— Ну, раз так, тогда нам вообще с вами больше разговаривать не о чем.
И с тех пор, пишет Мартынов, наши дороги разошлись…»49
Таков был Ленин
Взяв за основу организационный, количественный, в известном смысле технический признак, ставший водоразделом между двумя крыльями российской социал-демократии, он целиком отодвинул в тень атрибуты неизмеримо более важные.
Если сказать коротко и, как уверен автор, более точно, межа, разделившая партию на «большевиков» и «меньшевиков», была совсем другой, не организационной. По сути, социал-демократами оказались лишь меньшевики. Именно они признали демократию, парламентаризм, политический плюрализм той константой, которая способна предотвратить превращение насилия в универсальный метод социального развития. Для них демократия стала непреходящей ценностью, а не политической ширмой и антуражем. Да, меньшевики вначале не открестились от идола диктатуры пролетариата, но их приверженность к ней все слабела, пока не исчезла совсем.
Большевики, наоборот, чем дальше шли, тем сильнее крепло их убеждение в спасительной роли диктатуры пролетариата. Это были российские якобинцы и радикалы. Не случайно, заполучив в октябре 1917 года неслыханный приз — власть в гигантской стране, большевики посчитали, что это победа не только над буржуазией, но и над своими вчерашними «однопол-чанами» — меньшевиками. «Октябрь означает, — заявил самый верный ленинец Сталин, — идеологическую победу коммунизма над социал-демократизмом, марксизма над реформизмом».
Но почему же большевизм одержал верх? Почему их программа оказалась привлекательной? Почему большевики уцелели, когда стало ясно, что они выражают интересы лишь «профессио-нальных революционеров»? Ответы на эти вопросы могут, на мой взгляд, помочь познать феномен большевизма.
Большевизм как радикальное течение в российском социал-демократизме одержал верх над всеми другими революционными партиями потому, что в решающий, критический момент своей истории смог найти струну, звучание которой отразило интересы большинства народов России. Ленин и большевики блестяще разыграли карту империалистической войны, которая никому, в сущности, не была нужна. Молох войны пожирал все новые и новые миллионы человеческих жизней.
Весть о начале войны вызвала сначала в эмиграции шок, интеллектуальное смятение, а затем быстрое нарастание оборонческого движения. В первых рядах «оборонцев» оказались Г. Плеханов, В. Левицкий, В. Засулич, П. Маслов, Н. Д. Авксентьев, Б. В. Савинков и многие другие видные социал-демократы. Уже в августе-сентябре началось волонтерское движение. Сотни эмигрантов из России, охваченные патриотическим порывом, стали записываться добровольцами в армии стран Антанты. По данным Григория Арансона, в рядах добровольцев оказалось около тысячи российских социал-демократов50.
Но быстро определилась и большая группа интернационалистов, выступивших против империалистической войны вообще. Особо видное место в этой группе социал-демократов занимал Ю. Мартов. Он призывал к объединению всех прогрессивных сил в борьбе против милитаристской политики империалистических государств, предлагал в этой деятельности «не танцевать от печки антибольшевизма», но не допускал и «пораженческих» мотивов в своей позиции. «Неверно, — писал Мартов, — будто всякое поражение ведет к революции, всякая победа — к победе реакции»51.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});