Читать интересную книгу Джон Леннон - Альберт Голдман

Узнав, что Харрисон свалился с гриппом, Салливан разволновался. Остальные Битлы успокоили его: к началу шоу Джордж будет в порядке. «Да уж пусть постарается, – кивнул Салливан, – а то мне придется самому натягивать парик и вылезать на сцену».

В субботу после ужина все, за исключением Пола, вернулись в отель к своим телевизорам, а Пол пошел поразвлечься в расположенный через дорогу «Плейбой-клуб», где подцепил одну из «банни»94, с которой и провел ночь в латиноамериканском ночном заведении под названием «Шато Мадрид».

Тем временем Брайен организовал небольшую вечеринку с нью-йоркскими мальчиками. Один не слишком щепетильный фоторепортер подкупил гостиничную прислугу, которая должна была предупредить его в случае, если кто-нибудь из «Битлз» или Брайен пригласит в свой номер гостей. Когда горничная пришла постелить Брайену постель, она отодвинула шторы. Это был условный сигнал. Фотограф подобрался к окну и принялся щелкать затвором аппарата. Через два дня фотографии оказались в руках у Ники Бирнса, агента, готовившего контракты «Битлз» в Соединенных Штатах. Бирнсу удалось выкупить эти негативы, к которым добавились и несколько снимков с девочками-школьницами, спрятавшимися в уборной в надежде подловить «Битлз». Позднее Бирнс заявлял, что тогда ему удалось предотвратить крупнейший скандал. В воскресенье в два тридцать пополудни «Битлз» прибыли в театр на костюмированную репетицию и запись третьего шоу Салливана. 50 тысяч предварительных заявок получили организаторы телетрансляции, которая должна была идти из зрительного зала, рассчитанного всего на 728 мест. К этому времени для любого обладающего соответствующими возможностями нью-йоркского охотника за знаменитостями высшим достижением стало появиться рядом с «Битлз». Леонард Бернстайн был счастливым отцом двух юных дочерей, которые потребовали, чтобы он взял их на выступление «Битлз»: сам Ленни тоже был не прочь познакомиться с ребятами, поэтому когда новая ассистентка Брайена Венди Хансон появилась в театре перед началом концерта, она застала обеих девчушек удобно устроившимися в первом ряду, а самого Ленни выпендривающимся наверху в гримуборной, отведенной «Битлз». Когда в конце концов Бернстайн покинул помещение, Джон повернулся к Венди и пробормотал: «Послушай, детка, не могла бы ты взять на себя заботу о том, чтобы держать семейство Сидни Бернстайна подальше от этой комнаты?»

Тем временем Брайену приходилось сносить выходки и похуже. Войдя к Салливану, который был занят тем, что царапал на клочке бумаги последние записи, менеджер «Битлз» воскликнул: «Я хотел бы услышать точный текст, который вы подготовили для представления!»

Не потрудившись поднять глаза, Салливан проскрежетал: «А я бы хотел, чтобы вы немедленно убрались к черту!»

С самого начала Эд Салливан постарался превратить свое шоу в историческое событие рок-культуры: он прочитал поздравительную телеграмму за подписью Элвиса. (Ее написал менеджер Пресли полковник Том Паркер. Сам Элвис относился к «Битлз» с презрением.) И наконец представил звезд. Когда «ливерпульские мальчики» заиграли «АН My Loving»95, телекамера, медленно наезжая то на одного, то на другого, привела миллионы американцев в полное замешательство.

То, что предстало их глазам, не имело ничего общего с вульгарной экспансивностью Элвиса. «Битлз» с длинными волосами, одетые в темные костюмы – удлиненные пиджаки и узкие брюки, подчеркивавшие их типично британскую осанку, – скорее напоминали менестрелей. После каждого номера они с достоинством кланялись, приветствуя публику. Ребята играли с уверенностью подлинных профессионалов, ни на секунду не теряя контроль за ситуацией, даже тогда, когда в середине исполнения «I Want То Hold Your Hand» забарахлил один из микрофонов. Они избрали спокойную манеру поведения, решив забыть о тяжелом роке. Из шести намеченных песен пять исполнял Пол, и именно на его ангельском лице камера задерживалась дольше всего.

Когда телеоператоры обращались к залу, глазам представала невероятная картина: сотни девочек, кричащих, жестикулирующих и извивающихся под музыку в своих креслах. Самым удивительным был именно контраст между бившимися в истерике девочками-подростками и спокойными англичанами, которые не делали ничего такого, что могло бы вызвать подобное буйство страстей. Тем не менее никто из журналистов не принял вызов и не попытался найти объяснение проявлению битломании. Напротив, в своих статьях они проигнорировали этот феномен, удовольствовавшись критикой игры музыкантов.

На следующее утро газета «Геральд Трибюн» сообщила, что «Битлз» «на 75 процентов состоят из рекламы, на 20 – из прически и на 5-из музыкальных всхлипов». «Нью-Йорк Тайме» назвала их «ловким плацебо» шоу-бизнеса. А со следующей недели в атаку пошли еженедельные издания. "Куцые костюмчики битников, переодетых в денди, и прически под горшок, – написал на своих страницах журнал «Ньюсуик», – не внешность, а просто кошмар. Монотонные звуки аккордов и беспощадный бит в сочетании с вторичными ритмическим рисунком, гармонией и мелодией превращают их музыку в недоразумение. Тексты, лишенные всякого смысла, – сентиментальное попурри, разбавленное розовой водичкой и глупыми выкриками «йе-йе-йе!». Но «ливерпульские мальчики» только посмеивались: согласно официальным оценкам, их шоу смотрели 73,9 миллионов телезрителей – такого рейтинга история телевидения еще не знала.

После шоу Эда Салливана «Битлз» ожидало выступление в Карнеги-холле. Как ни странно, они испытывали гораздо меньшее волнение накануне того, как предстать перед всей страной, сидящей у телеэкранов, чем готовясь к выступлению в знаменитом старом концертном зале, рассчитанном на 2 780 зрителей. Поэтому чтобы набрать необходимую форму, они появились на сцене вашингтонского «Колизеума», где прежде проводились боксерские поединки.

Вечером 11 января «Битлз» прошли вдоль двойного оцепления, состоявшего из сорока охранников в красных куртках, и выскочили на ринг. Пока они настраивали усилители, орущий зал расстреливал их фотовспышками. «Вот это обстановка! – воскликнул Пол после концерта. – Так нас еще никогда не принимали. Даже наш рекламный агент Брайен Соммервилл, который никогда не терял голову, прослезился, расставляя на сцене барабаны Ринго. Я сказал ему, чтобы он сбегал за носовым платком, но мне и самому хотелось заплакать!»

Однако Пол не только не заплакал, но и взял на себя роль ведущего. Он, безусловно, волновался, но был, как всегда, очарователен. Стоило музыкантам заиграть вступление к «Roll Over Beethoven», которую пел Джордж, как почувствовалось, что сегодня они решили дать жару. Ринго лез из кожи вон, играя с такой страстью, которой никто в нем и не подозревал. Отличительной чертой этого выступления стала его непосредственность, спонтанный характер того хаотического, на первый взгляд, действа, которое разворачивалось на сцене. Несколько раз во время концерта «Битлз» даже скатывались к тому стилю, который использовали еще в «Индре» или в «Кэверн», когда получали приказ: «Mach Schau!»

Джон заводил публику, заставляя ее хлопать в ладоши и стучать ногами, Джордж исполнил твист, Ринго, не переставая оголтело колотить по барабанам, проорал слова песни «I Want to Be Your Man»96, а Пол с радостной улыбкой бросил гитару и принялся размахивать руками, обращаясь к толпе. И все присутствовавшие на концерте поняли: эти четверо британских мальчишек мечтают только о том, чтобы поразвлечься.

Стоило им устроиться в салоне-вагоне поезда, который должен был отвезти их обратно в Нью-Йорк, как началось веселье. Ринго, которому явно удалась поездка по Америке, начал выделывать перед камерами братьев Майлз клоунские номера. Он забирался под сиденья, прыгал по ним по-обезьяньи, изображал походку репортера с камерой на плече, который проходил по коридору, пошатываясь и выкрикивая: «Пропустите! Журнал „Лайф“! Пропустите!» Потом он внезапно появлялся, вырядившись в шубу и шапку из белого меха. Или начинал украдкой озираться, затягиваясь сигаретой, наподобие Пепе Ле Моко. Остальные тоже включились в игру. Джордж улегся в вагонные сетки и замер, точно мумия. Пол стал фотографировать через окно, приговаривая: «Какое мягкое изображение! А эти рельсы! Просто чудо!»

Джон время от времени поднимал взгляд и отрывисто рявкал, как Гручо: «Очень смешно! И правда, очень смешно!»

В день празднования годовщины Линкольна «Битлз» должны были отыграть в Карнеги-холле два концерта – утром и вечером. Организатор концертов Сид Бернстайн распродал 5 700 билетов в течение двух часов. Но мог продать и гораздо больше, а потому даже на сцене распорядился установить еще 150 кресел! Когда Леннон увидел, что им придется петь в полуметре от зрителей, он пришел в бешенство. «Это был не рок-концерт, – бушевал он потом, – а самый настоящий цирк! Нас выставили, точно животных, на которых пришли поглазеть и которых можно погладить!» Его ярость усилилась, когда ему рассказали, что жене губернатора Нью-Йорка Нельсона Рокфеллера, пришедшей в сопровождении солдата национальной гвардии, удалось в самый последний момент достать для своей десятилетней дочери билет, хотя свободных билетов уже не существовало в природе. Классовые привилегии всегда выводили из себя такого деклассированного человека, каким был Леннон.