Читать интересную книгу Недоумок - Ксения Кривошеина

Он принадлежал только себе и ему, он делал, что хотел, а мог и не делать вовсе, и довольствоваться малым, Париж шептал на ухо, что не бросит его и любой его уголок станет для Голицына приютом.

Конечно, он побывал и в Лувре и в музее Орсэ, а однажды князь повёл его в оперу, но главным музеем был сам Париж, в его атмосфере, он чувствовал собственное ощущение бесплотности, растворения и свободы! Да, да! Он, наконец, понял, что такое Свобода!

И странно, Александр Сергеевич, впервые за долгие годы перестал бояться приближения ночи, кошмарные сны, чёрные тени, сменились пёстрыми весёлыми картинками, которые стирались из памяти, как только он просыпался, но оставалось чувство радости. А ещё, за долгие годы, впервые, он ощутил лёгкость во всём своём старом теле, будто город поделился с ним не только силами, но и напоил живой водой; и не в первый раз некая невидимая соринка, лёгкая песчинка щекотала горло, учащённо билось сердце и благодатные, счастливые слёзы наворачивались ему на глаза.

* * *

Старый лифт медленно полз на последний этаж. Он напоминал узкий школьный пинал, их тела были плотно прижаты друг к другу.

— Прошу вас, только никаких разговоров о политике, в этой семье предпочитают смеяться, а не вести заумные беседы, — раздражённо произнесла Алла, а он сразу почуял запах, опять она пила, а ведь обещала до вечера не притрагиваться.

Странно, но с утра, его не покидало ощущение, что из этого случайного посещения выйдет сегодня нечто значительное, непредвиденное.

На лестничной площадке цветы в горшках, гостевой шум слышался из распахнутой настежь входной двери. Для приличия Алла нажала кнопку звонка.

— А вот и наша Алинушка! — моложавый мужчина, босиком, в белоснежном индийском костюме облапил Аллу и зацеловал. Он как две капли воды походил на своего знаменитого деда писателя, подчёркнутая стилизация в причёске и бороде, дополняла сходство.

— Это Александр Сергеевич — произнесла Алла и хозяин в таком же припадке возбуждения, будто-то сто лет ждал этой встречи, кинулся на шею Голицына.

— Какая встреча, проходите скорее, — и он потянул их вглубь квартиры, — ребятки, смотрите, кого нам привела Алинушка… Это же Пушкин!

Просторная прихожая, направо большая комната, налево застеклённая веранда с тропическими растениями, «индус» увлекал их дальше, вглубь квартиры, всюду народ, кто стоит, кто полулежит на низких кушетках, курят, пьют, группками разговаривают, девушки в белых передничках разносят подносы с закуской, издалека слышится гитарный перебор и русский романс. Алла увидела знакомого и опустилась у его ног прямо на ковёр, ей сразу плеснули виски.

— Зора, Зора… ты где?! Сейчас я найду мою жену…

Хозяин ласково обнимал Голицына за плечи, больше двух минут было трудно удержать его внимание, поговорки, шутки, прыгали, мелькали, он знал их великое множество. Неожиданно перед ними возникла маленькая, костлявая балерина, в розовой пачке, атласных тапочках, её огненно рыжую шевелюру украшал большой белый бант. В полутемноте она казалась неуклюжим подростком, впечатление портила сигарета прилипшая к губам, в одной руке пепельница в другой стакан с красным вином. Балерина встала на пуанты и усмехнулась.

— Я Зора, а ты значит Пушкин? Присоединяйся, выпьем за моё здоровье, мне сегодня восемнадцать, праздную совершеннолетие. Может стишки новые, почитаешь?

— Нет, моя фамилия Голицын, а зовут меня Александр Сергеевич, от этого вечная путаница.

Он по-детски засмущался, ему стало неловко за великого поэта, за себя и вообще всё вдруг стало противно и захотелось побыстрее уйти.

— Так ты ещё и князь? — усмехнулась Зора, — Пойдём, я тебя со всеми познакомлю. Подадим тебя на десерт.

Александру Сергеевичу показалось, что он стал персонажем Феллинневского фильма, вот сейчас, заиграет трубач, а потом появятся карлик и толстая женщина с бородой. Балерина крепко держала его за пуговицу пиджака и на кончиках пальцев, пританцовывая, перешла в соседнюю комнату, девушка-прислуга на ходу подлила ей красного.

— Внимание господа! Вот это Пушкин, он же по совместительству князь Голицын торжественно объявила Зора. Разговоры вокруг смолкли, десятки любопытных глаз устремились на Александра Сергеевича. — Все видели о нём передачу по телевизору, а ещё в газетах писали о нём?! Он герой, перебежчик! Дарю вам его на сладкое!

Секунда тишины, а потом опять все между собой заговорили кто по-французски, кто по-русски… Зору качнуло и она, потеряв равновесие, повалилась на мужчину сидящего рядом на низком диване, красное вино разлилось на розовую пачку.

Александр Сергеевич поискал глазами Аллу, но в полутьме свечей и скоплении тел он её не нашёл.

— Расскажи нам, расскажи князь, как ты чухнул?! — пьяным голосом кричала Зора.

Но тут всеобщее внимание привлёк маленький, щупленький мальчик в пижаме. Волосы ребёнка были взъерошены, шея замотана толстым вязаным шарфом, в руках он держал игрушечного монстра. Мальчик вглядывался в силуэты полулежащих гостей и искал кого-то, вот он увидел Зору, подошёл к ней, та потрепала по щеке, он заплакал и побежал из комнаты. Отец ловко настиг его в коридоре, сгрёб в индусские объятия, потом усадил на пол и достал из глубокого кармана пузырёк с микстурой. Мальчик мотал головой и плакал навзрыд: — Не хочу лекарства, не будууууу!

У отца в руках, как по мановению волшебной палочки, появился стакан морковного сока, чайная ложка, яйцо всмятку, мальчик, зажатый в угол, бился в истерике, отец силой влил в него микстуру, потом сок и запихнул яйцо. Ребёнок тут же выплюнул всё обратно.

— Вот, познакомьтесь, Александр Сергеевич. Это моя любимая жареная курица, я его обожаю, он маленький гений, у него ангина, болят уши, вот он и капризничает. А сейчас, он покажет вам свою комнату. Дэн, покажи Пушкину свою берлогу.

Мальчик освободился из объятий отца, взял Голицына за руку и повёл вглубь квартиры, они поднялись по внутренней лестнице на антресоль, и попали в сказочное царство. Огромное пространство нависавшее вторым этажом над всей квартирой, очень отдалённо напоминало «Детский мир», скорее это была каверна Али-Бабы, заполненная до потолка немыслимыми игрушками. Что-то двигалось, жужжало, разговаривало металлическим голосом, мелькал экран телевизора и компьютера, с потолка свисали разнообразные модели самолётов, в центре комнаты, макет замка, фигурки рыцарей, солдатиков, лошадей, рельсы железной дороги уложенные по периметру антресолей… Лицо малыша преобразилось, от страдальческого выражения не осталось и следа.

Дэн был одинок и вполне счастлив в своём одиночестве, так, по крайней мере, казалось родителям. Отец ему не отказывал ни в чём, мать полностью доверяла польской няне. Почему отец считал его гением и что такое гений, мальчик не понимал, но то, что он небожитель из своих сказок он твёрдо усвоил, его виртуальный мир стал для него настоящим убежищем. «Как хорошо, что у этого мальчика есть куда скрыться», — подумал Голицын.

— Ну, идём же со мной Пушкин, ты должен рассказать о себе, — розовая пачка медленно поднималась по лестнице, вот она рядом, она неуклюже пытается приласкать сына, он от неё отбрыкивается, переползает на коленях в другой конец комнаты, прячется, щёлкает зажигалка, Зора глубоко затягивается.

— Зора, не куууррриии! — истошно кричит ребёнок.

— Слушай, ты мне надоел, пошёл ты в баню, что хочу то и делаю, я тебе жить не мешаю, и ты мне не мешай. Идём вниз! — и она решительно взяла Голицына под руку. — Тоже мне морализатор нашёлся, то не пей, то не кури! Я ему райскую жизнь устроила, а он мне мозги пачкает, эколог какой-то и откуда у него эти замашки. Есть перестал, голодовку объявил, на одних макаронах живёт, а отец в истерике, бегает за ним целыми днями с ложкой, пытается насильно кормить. Чего ему не хватает, не пойму…

Они спустились вниз, Зора затянула Голицына на застеклённую веранду, здесь было удушающе жарко, тропические растения превратили это место в настоящую оранжерею.

— Расскажи мне, как ты решил остаться. Тебе было страшно? За тобой ГБ прыгало, а французы скрывали, прятали? Ты, наверное, всякие секреты знаешь…, тебя в Москве приговорили к расстрелу?

Она умирала от любопытства, ей хотелось знать больше, чем из газет, она впервые видела русского героя и представляла его совсем иначе. Перед ней сидел не «супермен», а довольно усталый, не молодой мужчина, в потрёпанном пиджачке и стоптанных башмаках.

Герой молчал.

— Ну, а что ты умеешь делать в жизни? Это правда, что ты режиссер и на телевидении работал? На это у нас не проживёшь, нужно тебя толкнуть в жизнь, знаешь у меня куча связей, друзей пол Парижа, хотя русских здесь как собак не резанных, все голодные, все хотят урвать, да побольше. Хоть и пишут в объявлениях, что они с тремя дипломами, но готовы на любую чёрную работу. Нужно подумать как тебя приспособить.