— Боже, как хорошо, что ты вернулся. У нас будет мальчик, — цепляясь пальцами за его непослушные волосы, прошептала она.
На глаза Конседина навернулись слезы. Такой досады, отчаяния и обиды он не чувствовал даже, когда выходил из бункера. Он ведь почти решился бросить ее.
— Ты не рад? — удивленно и обиженно спросила женщина.
— Конечно, рад, — грустно соврал Конседин и нежно поцеловал ее.
Сухвие почувствовала себя лишней. Она подняла с земли сумки и встала с плиты. Конседин отстранился он жены, повернулся к ней. Подошел ближе и порывисто прижал к себе, Су уткнулась носом ему в грудь, стараясь как можно лучше запомнить его запах.
— Надеюсь, еще встретимся, — негромко прохрипел он, с трудом сдерживая слезы.
Она тепло и очень грустно улыбнулась, нежно поцеловала его в щеку и, не прощаясь, неспешно зашагала к дороге, ее золотые волосы ярко пылали на солнце, колыхаясь при ходьбе, как морские волны.
— Кто она? — тихо спросила жена Конседина, подходя к нему.
— Мой хороший друг, мы работали вместе.
— Ты с ней спал? — ревниво вскинулась она.
— Нет, конечно! — возмущенно воскликнул Конседин.
— Я верю. Пойдем?
Женщина улыбнулась, взяла Конседина за руку, и они медленно пошли к черному авто.
Сухвие спустилась с холма, и остановилась у обочины: скоро должны были подъехать ее родственники и забрать ее.
— Доктор Саджитсо! — раздался знакомый властный голос за спиной.
— Я вас слушаю, майор, — устало отозвалась врач, поворачиваясь.
— Что вы думаете о военной службе?
— Я о ней не думаю.
— К сожалению, это был не риторический вопрос. Ваша повестка, — он протянул ей сложенный вдвое лист бумаги.
— Повестка?! Я же только вернулась с бункера, неужели ваше начальство не читало права человека? К тому же я сама желания служить не изъявляла и ничего такого не сделала, чтобы меня могли насильно упечь в армию!!
— Сухвие, я это прекрасно понимаю, — голос Вольдемара стал неожиданно усталым и мягким. — Я сделал все, что смог — у вас будет две недели, чтобы привести свои дела в порядок и повидаться с родными, потом вам придется, — он сбился и замолчал.
— За что? — тихо спросила Су. — За что, Вольдемар?
— У вас много опыта, благодаря бункеру, а на передовой не хватает опытных врачей. К тому же вы прекрасный психолог, а значит, сможете выполнять и эту функцию.
— Две недели?
— Да, — Ароганта опустил глаза.
— У вас, наверное, и их нет.
— У меня три дня, а потом назад — в казарму, — майор устало потер глаза и тяжело вздохнул. — У нас были недопонимания, но мне было очень приятно с вами работать.
— Мне тоже. Спасибо за помощь, Вольдемар. До свидания.
Они пожали друг другу руки. Сухвие подхватила свои сумки и поспешила к остановившейся неподалеку серебристой машине родителей.
Эпилог
— Ура! Мир!!
— Победа!!
В небе оглушительно рвались пестрые салюты. Веселые счастливые люди, выскакивали из домов на улицу, бросались обниматься и танцевать с прохожими. Конседин Сендевиа положил руку на плечо темноволосому мальчику лет пяти и несильно притянул к себе.
— Пап, а война, правда, закончилась? — серьезно спросил мальчик.
— Правда, — прошептал Конседин.
— И у тебя теперь не будет работы?
— Почему не будет? — он удивился. — Я же ученый, а не военный. Займусь другими исследованиями.
— Доктор Сендевиа, — окликнул его из-за забора смутно знакомый голос.
Конседин обернулся и без труда узнал Вольдемара Ароганта. Тот, прихрамывая, подошел к калитке и устало оперся рукой об ограду.
— Вольдемар? Не ожидал вас увидеть! Какими судьбами?
Конседин отпустил сына и открыл калитку.
— Что-то случилось?
— Случилось, — хмуро ответил Ароганта. — Наш с вами общий друг попросил передать вам этот пакет.
Он вынул из внутреннего кармана куртки большой бумажный конверт и протянул его ученому. Конседин недоуменно нахмурился, принял посылку и быстро вскрыл. Внутри лежал сложенный вдвое лист бумаги и бумажный конверт. Сендевиа сразу узнал его — диск Сухвие, который дала ей Умница перед уходом из бункера. Его прошиб холодный пот. Он медленно поднял на Вольдемара глаза и тихо спросил:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Что с ней?
— Умерла, вчера в госпитале. Перед смертью попросила передать это тебе.
— Как это умерла? — прошептал Конседин, чувствуя, что задыхается.
— Снайпер, — печально ответил Ароганта. — Так обидно, подстрели за час до объявления перемирия. Сердце задел.
— Господи.
Ноги потяжелели и Конседин понял, что сейчас упадет. Вольдемар ловко поддержал его за локоть и вернул устойчивое положение.
— Читай письмо.
— Я не могу, — голос Конседина сорвался.
— Читай, трус! — яростным шепотом приказал Вольдемар. — Не хватило смелости остаться с ней, так хоть последнюю волю выполни.
Конседин дрожащими пальцами развернул листок. На нем грубыми небрежными штрихами была нарисована комната № 3895. Черный колодец посредине, а по сторонам друг напротив друга мужчина с планшетом и женщина с веселой прической. Внизу теснилась всего две строчки текста, написанных красивым аккуратным почерком.
«Жаль, что не получилось, любимый. Видать не судьба. Отдаю свой диск, думаю, ты лучше сумеешь им воспользоваться. Прощай, твоя навеки Сухвие Саджитсо».
Листок выпал из ослабевших пальцев Конседина, по его щекам покатились слезы, оставляя на коже блестящие мокрые дорожки. Он упал на колени и, закрыв лицо руками, тихо заплакал. Вольдемар молча просверлил его строгим холодным взглядом и, не прощаясь, ушел.
В небе с веселым треском разорвался трехцветный фейерверк.