— Нет, не совсем так. Ибо Ниафер — милейшая женщина, исполненная сознания долга, и она никогда ни в чем не перечит моим желаниям.
Тут Фрайдис слегка улыбнулась, увидев, как Мануэль считает, что он говорит чистую правду.
— В любом случае, — сказала Фрайдис, — без сомнения, странно, что на следующий месяц аист принесет вашего второго ребенка женщине, покоящейся под моей крышей на моей золоченой кровати. Да, Туринель только что рассказал мне о ваших замыслах, и это действительно странно. Однако намного более странно, что ваш первый ребенок, которого никакой аист не приносил и вообще не участвовал в придании ему формы, но которого вы создали из глины по воле своей гордой юности и по подобию своей гордой юности, должен разгуливать, прихрамывая, по свету в облике высокого молодого человека, и что вы ничего не знаете о его деяниях.
— Ох! А что вы слышали? И что вам о нем известно, Фрайдис?
— Я о многом подозреваю, седой Мануэль, благодаря домашним занятиям тем серым искусством, что не творит ни добра, ни зла.
— Да, — сказал Мануэль, — но что вам известно?
Она вновь взяла его за руку.
— Я знаю, что на Саргилле, где единственный закон — моя воля, вас рады принять, ложный друг и весьма неверный возлюбленный.
Он не смог вытянуть из нее большего, пока они стояли тут под нарисованным лицом, обращенным к ним с неприятным смехом.
И Мануэль с Ниафер оставались на Саргилле в ожидании ребенка. Король Фердинанд, ведший еще одну кампанию против мавров, прямо сейчас ничего не мог сделать для своего вассала. Но прибывали блестящие послы от Раймона Беранже, от короля Гельмаса и от королевы Стультиции, чтобы обсудить тот или иной возможный союз и срочную помощь. Все были очень дружелюбны и весьма неопределенны. Но Мануэль в настоящее время уделял внимание лишь Ниафер и будущему ребенку и позволял государственным делам подождать.
Затем появились два корабля с ратью герцога Асмунда, пытавшегося взять Мануэля в плен. И Фрайдис отправила некое послание, заставившее солдат забегать по палубе, воя волками, бросить мечи и крылатые шлемы и драться друг с другом руками и зубами, пока они все не погибли.
Прошел месяц. Ниафер и Фрайдис стали лучшими и самыми близкими подругами, и их взаимная искренность не могла не показаться проницательным людям довольно — таки зловещей.
— У нее, по — видимому, очень доброе сердце, — призналась Ниафер, говоря с глазу на глаз с мужем, — хотя, несомненно, она весьма странная особа. Мануэль, она показала мне сегодня десять забавнейших фигурок, которым — но нет, ты бы ни за что на свете не догадался — которым она собирается когда — нибудь дать жизнь, так же как ты сделал это со мной, когда лицо, ноги и почти все остальное получилось неправильно.
— Когда она намерена их оживить? — спросил дон Мануэль и добавил: — Я так не делал, но не буду спорить.
— Что ж, это весьма забавно, и я вполне понимаю твое нежелание признать то, как плохо ты меня запомнил. А она это сделает тогда, Мануэль, когда человек, создавший их, будет надлежащим образом вознагражден. И она сказала это с самым отвратительным выражением на лице, какое я только видела.
— На что похожи эти изваяния? — спросил Мануэль.
Ниафер их описала. Она описала их без всякой симпатии, но, вне всякого сомнения, это были изваяния, которые Мануэль оставил неоживленными на Морвене.
Мануэль кивнул, улыбнулся и сказал:
— Значит, человек, создавший эти изваяния, будет надлежащим образом вознагражден. В общем, это ободряет, ибо истинные заслуги всегда должны вознаграждаться.
— Но, Мануэль, если б ты только видел ее взгляд! И видел, что это за безобразные существа!
— Чушь! — решительно сказал Мануэль. — Ты, конечно, самая милая коротышка на свете, но это не делает тебя компетентным критиком в области как физиогномики, так и скульптуры.
И он смехом обошел этот вопрос. И оказалось так, что это был последний раз, когда дон Мануэль слышал о десяти изваяниях, сделанных им на Морвене. Но в Пуактесме заявляют, что королева Фрайдис дала жизнь этим фигурам, каждой в определенный час, и что ее волшебство отправило их жить среди обычных человеческих существ, но не с очень удачным результатом, поскольку эти образы отличались от рожденных естественным способом людей находящейся внутри них искрой жизни Ауделы.
Вот так Мануэль и его жена без приключений дожили до августа, и все это время трудно было вообразить более благовоспитанную и более заботливую хозяйку, чем королева Фрайдис. И ни у кого не возникло бы подозрения, что в основе ее хозяйствования лежит колдовство. Лишь потому, что дону Мануэлю раз случилось встать по зову природы очень рано утром, он проходил по коридору тогда, когда в миг восхода солнца ночной привратник превратился в оранжевую крысу и юркнул в щель между стенными панелями. Но Мануэль, конечно же, никому об этом не сказал, поскольку это было не его дело.
Глава XXVIII
Как приняли Мелиценту
Месяц прошел спокойно, без особых событий, а слуги королевы Фрайдис вели себя во всех отношениях так, словно были обыкновенными людьми. А в конце месяца появился аист.
Случилось так, что поздним вечером, когда Мануэль и Ниафер удили рыбу на берегу реки, они увидели высоко над головой приближающуюся птицу, блестящую в лучах заката ослепительно белым цветом, кроме тонких алых ног и голубых теней под крыльями. С клюва свисал большой узел из голубой ткани, так что с первого взгляда стало ясно, что аист несет девочку.
Аист надменно сел на подоконник, словно вполне знаком с таким способом проникновения в спальню к Мануэлю. Птица, держа узелок, вошла внутрь. Для любящих родителей миг, когда они увидели аиста, показался самым счастливым в жизни, и они весьма торжественно поцеловались.
Затем Ниафер оставила Мануэля собирать снасти, а сама поспешила в дом, чтобы вернуть аисту первый вексель в обмен на ребенка. А когда Мануэль сматывал удочки, к нему подошла королева Фрайдис, поскольку она тоже заметила приближающегося аиста и была, как она сказала с мрачной улыбкой, весьма рада, что дело сделано.
— Сейчас появился аист, но могут появиться и другие, — говорит Фрайдис, — а мы сегодня ночью отпразднуем счастливое событие веселым пиром в честь вашего ребенка.
— Вы очень добры, а ваш поступок многое говорит о вас, — сказал Мануэль, — и полагаю, вы хотите, чтобы я произнес речь, а я совершенно к этому не готов.
— Нет, у нас на банкете не будет ваших заумных, выматывающих речей. Нет, ведь ваше место рядом с женой. Нет, Мануэль, вы не приглашены на этот пир, потому что он устраивается всецело в честь вашего ребенка. Нет — нет, седой Мануэль, в этот вечер и всю ночь вы должны оставаться наверху, поскольку этот пир для тех, кто мне служит. А вы мне больше не служите, и пути тех, кто мне служит, не ваши пути.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});