— Вечер состоится, — отчеканила я. — Не следует настораживать демона. И вы ведь осознаёте, что для блага нашего дела мне требуется там присутствовать лично, а вам — позаботиться о неразглашении нашего с вами разговора?
— Я… разумеется, но разве мы уже не договорились о том, что я буду молчать?
— Вы не просто будете молчать, экье директор. Вы не скажете ни слова тем, кто собирается посетить этот вечер. Вы не отправите их родителям никаких посланий, в которых порекомендуете отговорить детей от упражнений в поэзии, вы не промолвите ни слова педагогам, в том числе тем, которые обучают отпрысков соответствующих фамилий. Попечителей вы тоже не поставите в известность. Кого я там ещё забыла? Неважно, ведь им вы тоже не пророните ни слова.
На директора было больно смотреть, но отступать я не собиралась.
— Мне и впрямь безразличны ваши мелкие игры с законами и правилами, но лишь до тех пор, пока они не мешают моей миссии. И равнодушие не равно незнанию. Я хочу, чтобы вы это уразумели со всей ясностью.
Экье директор сглотнул и медленно склонил голову:
— Понимаю, эрья. Со всей ясностью.
— Надеюсь на ваше благоразумие. А также на то, что вы, человек неглупый, осознаёте, насколько легко Перевёрнутая башня выясняет, откуда пошли ненужные сплетни. Когда опытные дознаватели спрашивают, люди обычно отвечают. И уже неважно, кого именно они сдают в попытке спасти собственные жизни — друга, родственника, начальника, подчинённого…
— Да, эрья, — вздохнул директор, — это я прекрасно осознаю.
— Вот и славно, экье директор. Итак, сейчас я выйду отсюда, а вы позовёте эрью Хондрицу и порекомендуете ей… хм… порекомендуете аккуратно побеседовать с её подопечной о вреде излишней вспыльчивости. Эрья Хондрица, вполне возможно, попытается выгородить воспитанницу — этого стоит ожидать от хорошей, правильной классной дамы, однако вы сообщите, что вам прекрасно известно, кто попытался нанести первый удар. Ругать никого не станете, просто спокойно проясните ситуацию. Попросите её показать эрью Шадрину врачу, а также порекомендуете не заставлять девушку испытывать сильных эмоций, а следовательно, не посещать поэтический вечер. Ничего более. Мы договорились?
— Конечно, эрья! Сделаю всё возмож… — под моим пристальным взглядом директор осёкся, затем послушно произнёс: — Сделаю так, как вы сказали.
— Замечательно. Что ж, раз мы так прекрасно обо всём договорились, то мне пора. Надеюсь, вы не разочаруете ни меня, ни… — завершать фразу я не стала. Выслушала сбивчивые уверения в абсолютной преданности экье директора Его Величеству (он-то здесь с какого боку?) и совершеннейшей невиновности в пособничестве злокозненным демонам, кивнула и наконец-то покинула кабинет.
Проклятая Шадрина, проклятые разборки! Ни завтрака, ни обеда — последний урок уже шёл вовсю, стало быть, столовая закрыта. Хотя бы на ужин удалось попасть! А ещё нужно будет придумать удовлетворительное объяснение для Лоисы и прочих сокурсниц насчёт того, что случилось и почему я вместо карцера оказалась в административном корпусе. Слухи по Институту наверняка уже разлетелись самые дикие.
Обожалки Шадрины по-прежнему крутились возле входа. Вот неугомонные! Интересно, кто им разрешил прогуливать уроки? Вряд ли эрья Хондрица.
Я приветливо им улыбнулась, проходя мимо. Они проводили меня изумлёнными взглядами — с их точки зрения, мне сейчас нужно было посыпать голову пеплом и каяться во всех мыслимых и немыслимых грехах, умоляя не выставлять меня из Института. Что ж, их ждёт сюрприз.
Дождь закончился, и в лучах заходящего солнца сад выглядел, будто сокровищница императора. На цветах блестели капли росы, и дневные бабочки, прятавшиеся днём под листьями, торопились урвать напоследок хоть крошку пыльцы. Вовсю голосили птицы, чьё яркое оперение выделялось среди зелени деревьев. На чисто вымытых дорожках блестели лужи, в которых плавали разноцветные лепестки и сорванные ветром листья. Мир спешил жить и радоваться — что ж, я его хорошо понимала. Может, даже лучше, чем кто-либо другой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Поэтический вечер… Он приближался совершенно неумолимо. Пожалуй, оно и к лучшему: ну, припугнула я экье директора, но вскорости он всё равно не выдержит и проболтается. Или эрьи воспитательницы начнут интересоваться, с чего бы это сильные мира сего так благоволят провинциалке с весьма сомнительной родословной и ещё более сомнительными достоинствами. Прости, Таль, но что есть, то есть.
«А чего нет, того нет. Я понимаю».
«Достоинств у тебя немеряно. Просто увидеть их дано не каждому. Я вижу, ну так на то я и демон, чтобы находить сокровища в лужах».
«Ага, только достоинства сомнительные. На то ты и демон».
Вот научила девчонку на свою голову! Или она всегда умела, просто не осмеливалась? Без специфических задатков сложно продвинуться в искусстве поддевать ближнего своего, да ещё и настолько быстро!
Пока мы с Таль обменивались колкостями, я уже почти добрела до столовой — и шарахнулась за угол, услыхав знакомый голос. Ну разумеется, куда ж в этом заведении без Смерины даар Мрауш! А ей-то кто разрешал прогуливать? У них на факультете что, свободное посещение занятий ввели?
«Просто уроки уже закончились. Ты слишком долго пробыла в кабинете экье директора».
Смерина явно разговаривала с обожалками: раздражённые реплики патронессы перемежались успокаивающим журчанием голосов поддакивающих и в нужных местах охающих девиц. Небось, опять мне косточки перемывают. В конце концов, наша стычка с Шадриной сейчас должна стать главной местной новостью.
«Ты так высоко себя ценишь и так много о себе думаешь!»
Я немного растерянно моргнула:
«А о ком мне ещё думать и кого ценить? Ведь я для себя главная ценность, о судьбе которой только и размышлять, когда нет неотложных дел!»
После короткой паузы Таль потерянно произнесла:
«Ты не шутишь».
«Разумеется. А почему демон — или даже человек — должен прежде всего думать о других? Самые успешные наверняка ставят в центр вселенной исключительно себя!»
«Но Пращур заповедал… ой, извини. Ты же и вправду демон».
Мы замолчали, кажется, впервые за долгое время совершенно не понимая друг друга. Нет, ну правда: какая человеку польза от того, что он помогает другим, а те равнодушно отворачиваются от его дружбы и помощи? Я не против того, чтобы помогать — вот до чего меня довело близкое соседство с хорошим человеком! — но хотя бы благодарность в ответ на эту самую помощь получить надо, разве нет? И если вместо ожидаемого получаешь безразличие или, того хуже, насмешки и презрение, то разве не следует в будущем отвернуться от скотины, которая тебя презирает? Просто следуя правилам самосохранения, ничего больше!
«Ты не понимаешь, ты правда не понимаешь».
«Само собой! Объяснишь?»
«Тех, кто помогает ближним и дальним, не щадя живота своего и не требуя взамен никаких благ, ждёт вечное блаженство в эмпиреях», — заученно оттарабанила Таль. На это возразить я не могла.
«Ну, если в эмпиреях…»
До них, по моему мнению, нужно было как-то ещё дожить. Не злясь и не желая зла тем самым ближним и дальним, которым ты, не щадя живота… Но с другой стороны, если помогать всем и каждому, а взамен регулярно получать одни лишь зуботычины, то в могилу сойдёшь достаточно быстро. Так что желанные эмпиреи могут оказаться куда ближе, нежели человек поначалу предполагал.
«Ты… цинична, вот!»
«И что в этом плохого?»
Ответить Таль не успела: Смерина с обожалками подошли поближе и выяснилось, что разговаривают они всё-таки не обо мне. Они обсуждали Лоису.
—… устроилась! Кому она нужна, кроме этой дуры? Да и та, прямо скажем…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Хор обожалок пламенно заверил Смерину, что никому Лоиса и впрямь не нужна, а «эта дура» скоро вылетит из Института, вон, её уже к экье директору вызывали… Ха, всё-таки речь идёт и обо мне тоже!
«Ты неисправима», — кажется, Талина уже прекратила сердиться. Или просто сосредоточилась на более значимом для себя занятии: выяснении, какую пакость опять задумала Смерина. В том, что эта девица не может прожить и дня без подкладывания ближним очередной свиньи, мы с Таль были полностью согласны.