Читать интересную книгу 7 дней в июне - Алексей Ивакин

– Ложись, идиот, подстрелят!

– Нам хотя бы одного взять надо – пытался отбиваться от Старого Михалыч, которого Саша цепко держал за берцы.

– Да после гранат может кто-то остался, а в лесу за ними бегать – точно пулю словишь.

Михалыч, немного подумав, прекратил попытки извлечения своих ног из рук капитана.

Дав немцам время не только смотать удочки, но даже разобрать их на колена и упаковать в чехлы, мы занялись осмотром мест, где должны были лежать немецкие пулеметчики. Студенты оцепили «место происшествия», а экипаж БТРа, немного отошедший от «кайфа», полученного в результате взрыва гранаты, связался с Ганцевичами по рации. Зачем? Тут все просто: особист подсказал, что на базе есть вертолетная площадка, на площадку намедни прилетел «крокодил», и вертолетчики, наверное, не откажутся поохотиться за диверсантами, раз уж их лишили возможности охотиться за «панцерами». Так оно и оказалось – пока мы прочесывали окрестности, над нами с ревом прошла «вертушка», ощетинившаяся «нурсами». Через пару минут откуда-то из лесу, справа от дороги, донеслись раскаты взрывов и грохот пушечных очередей – видать, летуны кого-то прищучили. Группа, ушедшая влево, осталась незамеченной.

Первого фрица нашел Вовка – нюх у него, наверное. Будет время – расскажу, как он вдвоем с приятелем из эээ… другой структуры задерживал чеченского террориста в Питере. Ну, может, не сейчас расскажу – но лет эдак через десять – точно. Одним словом, Вова набрел на контуженное взрывом «Мухи» тело второго номера стоявшего слева от дороги «Дегтярева». Почему «Дегтярева»? И почему второго номера? Потому что немец был в форме Красной армии и носил два треугольника в петлицах, и потому, что рядом с ним валялся не до конца набитый диск. А головкой-то его о дерево хорошо приложило – вон уже, синие круги под глазами нарисовываются, ЗЧМТ – гарантирована.

– Протокол писать будем? – прикололся Игорек.

– Ага. Счас, только понятых в лесу отыщем – и вперед – саркастически ответил Андрей.

Мы со Старым переглянулись: и почему дядя Саша живет в Москве? В конце концов, эксперт бы нам не помешал – не сейчас, конечно, но потом – всяко может быть. Надо бы связаться с ним по мылу, если инет заработает.

Еще два немца оказались мертвыми, как не попавшее под топор папы Карло полено – в том смысле, что им оторвало, по моему, все – от носа до «гвоздика». Третий немец – еще один «второй номер» – был жив, но судя по всему – ненадолго. Тем не менее, студенты вкололи ему «дурь» из шприц-тюбика (и куда только наркоконтроль белорусский смотрит), перевязали (видела бы эту перевязку моя жена – удавила бы) и, вместе с первым полудохликом, надежно принайтовили к крыше БТРа. Наши потери, кстати, оказались на редкость невелики – кроме слегка оглушенной гранатой «мазуты» из бронетранспортера, пули поймать умудрились всего трое ребят из тех студентов, что ехали с нами в кунге – и то легко: не зря все-таки Старый настоял на том, чтобы мы все ехали в касках и бронниках – вот что значит умудренный жизненным опытом и рассудительный человек. Хуже пришлось Сереге – второму бхсснику: он словил «дуру» филейной частью тела и теперь, лежа на пузе рядом с МАЗом, отчаянно матерился.

– Ну что, вроде закончили осмотр? Пора двигаться? – спросил Андрей.

– Вроде да. Только куда-то урки пропали. Куда их твой увел – поинтересовался я у Володи. Его коллега вместе с двумя операми розыска вскорости после окончания нашей «стрелки» с «Бранденбургом» уструячили куда-то в «сторону моря», как тот южнокорейский «Боинг».

– Не знаю, щаз по рации свяжусь – ответил Вовка и связался.

– Через пять минут будем – ответил Коля – который коллега – мы тут кой-чего нарыли.

То, что было нам предъявлено через пять минут, заставило нас собраться в тесный кружок (собрались все 11 человек, включая Старого – вокруг лежащего Сереги).

Ребята нашли в лесу еще одного дохлого ганса. А у трупика нашли пистолет, который и изъяли «как учили» – нежно, двумя пальчиками – и в пакет полиэтиленовый. Угадайте, почему? А потому, что изъятым пистолетом оказалась «беретта-92» под патрон 9Х19 «Парабеллум». Выпуск этого ствола начался только в 72-м году. 1972-м, естественно.

Сложностей с помещением для работы на станции не возникло. После того как нашу группу расселили по двум двухкомнатным номерам в имевшемся на базе домике для размещения «крючков», а одного из гансов привели в пригодное для проведения следственных действий состояние (второй, к сожалению, все-таки откинул копыта по дороге). Нам отвели то, что и должны были отвести для работы такой, как наша, в условиях, приближенных к боевым – то есть комнату в бункере. Ну не могут же сатрапы вести допрос вражеского шпиона в каких-то других, более цивилизованных условиях? Традиция, понимаешь, а традиции надо уважать. Хотя, если честно, бункер оставлял гораздо менее гнетущее впечатление, чем следственные кабинеты «Крестов» или «Четверки» – озаботиться прикручиванием к полу столов и стульев на базе, видимо, никому не пришло в голову. Кроме того, отведенное нам помещение ранее по своим функциям являлось чем-то вроде камбуза – судя по наличию в нем холодильника, морозильной камеры и микроволновки, а также некоторого продуктового запаса. Другого, более подходящего помещения не нашлось – на выбор была либо комната для сна, либо комната для приготовления пищи – все другие подземелья РЛС были напичканы всяческой аппаратурой, и тащить туда немца было незачем. Старый, кстати, в подготовке этого действа не участвовал – он был по горло загружен проблемами размещения на базе своих бойцов – все-таки тридцать человек не служивших ранее парней двадцати лет от роду – это та еще головная боль.

В допросе первенца хотели принять участие все – в основном по принципу, достаточно четко сформулированному в незабвенном мультфильме «Тайна третьей планеты» – «А хотите, я его стукну – и он станет фиолетовым. В крапинку». Но мы с Андрюхой твердо решили соблюдать нормы приличий, в смысле – процессуальные нормы. Ну – или почти. Все-таки найти в местных условиях адвоката в порядке 49-й было несколько затруднительно, да и с переводчиком, возможно, пришлось бы напрягаться. Однако, к нашему счастью, вторая проблема отпала сама собой – немец оказался вполне себе русскоговорящим. Вова, как старший из фэйсов, сказал, что он это зрелище пропустить не может в силу своих функциональных обязанностей, и нам пришлось с ним согласиться. Остальные торчали из-за полуоткрытой двери, являя собой картину, олицетворяющую стихотворение неизвестного прокурора из УСО. Вы не слышали об этом, без сомнения, выдающемся, литературном произведении? Сейчас я вам его процитирую. Называется «Речь подсудимого»:

Я стою тут весь пушистый,

Хоть тянул два раза срок.

А судья мне, как билетик —

Вдруг счастливый номерок.

Ты проникнись, заседатель,

Посочувствуй, прокурор.

Расскажу вам честь по чести:

Не грабитель я, не вор.

Я не бил в квартире тетю

И вещей ее не брал.

Что ж на следствии признался?

То с испугу все наврал.

Бил меня оперативник —

Бил со страшным злым лицом.

Стыд, что органов сотрудник

Оказался подлецом.

Он пинал меня часами

И давил, давил, давил,

Скрежетал зубами страшно

Словно нильский крокодил.

Я ж хотел еще и раньше

Рассказать, какой он зверь.

Но при каждом из допросов

Он мне рожи строил в дверь.

Мое алиби железно,

Хоть Витек и наркоман.

Но мой кореш любит правду,

Невзирая на дурман.

Помню я, в тот день мы пили.

Знать – других не бЫло дел.

Как, и Витьку посадили?

Что творится – беспредел…

Именно так все и началось. Возмущению младшего сержанта Алексея Федоровича Фролова, 1921 года выпуска, уроженца г. Буй Костромской области, холостого, сына Пелагеи Евграфовны Фроловой, проживающей в г. Буй, призванного Буйским РВК, имеющего 1-ю группу крови, не было предела. В качестве документа, удостоверяющего его личность, он силился предъявить уже изъятый у него медальон с двумя экземплярами заполненных вкладышей, в которых мы все, что он пытался нам поведать, прочитали самостоятельно – еще по дороге. Немца подвела немецкая аккуратность. Суть в том, что на бланке вкладыша, отпечатанного типографским способом, стояла дата его выпуска – 1937 год. Но Володя, нечаянно интересовавшийся еще в своей спецшколе вопросами подтверждения личности военнослужащих в зоне боевых действий, объяснил нам, что с марта 1941-го года бланк вкладыша был другим. То есть у нашего «клиента» медальон был новый, а вкладыш в него – старый. Кто-то, может быть, на это бы и купился – мол, что было, то и выдали. Но, не я.

– Значит, зовут тебя Алексей, ты – боец… Ну, пока не важно, чего именно ты боец.