Читать интересную книгу Секретное досье - Лен Дейтон

Было совершенно очевидно: если я не поплыву против течения, от меня не останется ничего, что я знал и любил. Мне ни за что не удалось бы уйти, несмотря на задвижки в духе Гудини, или с боем пробиться через главные ворота. Я должен действовать хладнокровно, спокойно, медленно, иначе мне не вырваться. Так уговаривал я себя на тридцать пятый день изоляции и голода.

Единственным человеком из моего окружения, который нарушал правила, был тот старик. Все остальные запирали дверь, войдя в камеру, старик же стоял наполовину в дверях, чтобы дать мне несколько минут сна. Альтернативы не было. Никаким другим оружием, кроме двери, я не располагал. Сбежать я хотел ночью, и это означало, что я не мог воспользоваться электрошнуром. Параша была слишком тяжела, чтобы распорядиться ею с толком. Нет, дверь, а значит, к моему сожалению, выбор падал на старика. В ту ночь я настроился на решительную попытку. Притворившись, что отдыхаю, я прислонился к стене так, чтобы попасть дверью по моей цели. Он не подошел достаточно близко. Я ничего не сделал. Когда же наконец лег, то, пока не заснул, меня била дрожь. Только пару ночей спустя старик принес мне сигарету. Я ударил его дверью – механизм задвижки попал ему по голове, и он без сознания повалился на пол. Я затащил его внутрь, дышал он неровно, а лицо побагровело. В последнюю минуту я едва не дал слабину и с трудом заставил себя ударить его, лежавшего и сжимавшего в руке принесенную мне сигарету.

Я забрал у него деревянный твердый карандаш, запер дверь и в его куртке охранника и фуражке и в своих темных тюремных брюках медленно спустился по старой деревянной лестнице. В главном коридоре горела маломощная лампочка, из-под двери справа от меня пробивались полоска света и негромкая американская музыка. Изнутри главная дверь не охранялась, но я решил не трогать ее. Вместо этого с помощью карандаша я открыл дверь в неосвещенную комнату справа. С того момента как я покинул камеру, преодолел несколько ярдов до лестницы и спустился по ней, не скрипнув, прошло по меньшей мере три с половиной минуты.

Я закрыл за собой дверь. В лунном свете я увидел картотечные шкафы и книги, заполнявшие комнату. Я провел пальцами по оконной раме и наткнулся на проволоку электросигнализации. Тогда я встал на письменный стол, чтобы вывернуть электрическую лампочку. Раздался громкий треск – под ногой у меня сломался карандаш. Тихая музыка, передававшаяся по радио в соседней комнате, моментально смолкла. Я затаил дыхание, но последовал всего лишь свист, когда повернули ручку настройки. От усилия, примененного для того, чтобы поднять руки над головой, я дрожал и ослабел.

Из кармана я достал английский шестипенсовик, который дал мне друг Антони Идена, и заложил его в патрон, прежде чем вкрутить лампочку на место. Все так же, в лунном свете, я осторожно спустился со стола. Пошарил по полу. Мне повезло. В розетку в стене был включен большой двухкиловаттный электрический обогреватель. Крепкие четки, которые в качестве моей второй английской «повседневной вещи» принес мне тот прыщ, я раз и другой туго обернул вокруг нагревательных элементов. Времени на электрическое жульничество не оставалось. Включение в розетку на стене и включение лампы было минутным делом. Системы аварийного освещения не имелось, поэтому вспышка и звук оказались довольно значительными. Я слышал, как люди натыкаются на двери и щелкают выключателями. Основной предохранитель, видимо, вышел из строя, и окно открылось легко, без колоколов и звонков. Выбравшись наружу, я закрыл его за собой, хотя запереть не мог.

Скорчившись во влажной траве, я услышал, как открылась входная дверь, и увидел свет фонарика в той комнате, которую только что покинул. Окно никто не подергал. Я продолжал сидеть на корточках. Завелся автомобиль, и два человека громко заговорили рядом, но шум двигателя заглушал слова.

Не торопясь, я пошел к дальнему концу дома. Вероятно, я слишком уж положился на свою остроконечную фуражку. Упав на мягкую землю и выбираясь оттуда, я угодил в колючий кустарник. Залаяла собака, слишком близко, чтобы не обращать на нее внимания. Теперь я видел заднюю стену, она была не выше меня. Я осторожно провел по ней пальцем – ни колючей проволоки, ни битого стекла. Я ухватился за нее обеими руками, но у меня не было сил подтянуться. Проклятая собака снова залаяла. Я оглянулся на здание тюрьмы. Кто-то уже находился в оранжерее, вооруженный мощными переносными фонарями. Им достаточно было провести лучом по стенам. Возможно, мне следовало залечь в траве, но когда появился большой луч, мне удалось закинуть одну ногу на стену. Я напряг мышцы ноги и, когда свет коснулся стены, перевалил свой пустой живот через стену и упал по ту сторону. Я знал, что не должен лежать, хотя с наслаждением вдыхал полной грудью пахнувший травой влажный ночной воздух. Я чувствовал, что промок насквозь и голоден, свободен и напуган, но, сделав первые шаги, угодил в затейливое сооружение из тонких деревянных прутьев и бечевок, опутавших мою голову и конечности. Чем сильнее я пытался освободиться, тем больше запутывался. Узкая полоса света передо мной расширилась и превратилась в прямоугольник; в центре его появился мужской силуэт.

– Эй! Есть там кто-нибудь? – крикнул он, потом, когда его глаза привыкли к темноте, добавил: – Эй, оставь в покое мои проклятые «ползучки», тупой…!

Я услышал, как часы пробили десять вечера.

26

Легко было бы теперь сделать вид, что на том этапе я знал все ответы. Легко притвориться, будто знал, что они с самого начала держали меня в большом доме в лондонском Вуд-Грине. Но я не знал. Я отчасти догадался, но день за днем уверенность покидала меня. По мере того как я чахнул от недоедания и тоски, становилось все труднее думать о чем-нибудь, кроме моей маленькой камеры и К.Х. Еще десять дней, и предположение, что Лондон находится всего лишь за садовой стеной, оказалось бы абсолютно вне моего понимания. Поэтому мне и удалось сбежать. Вопрос стоял так: тогда или никогда.

Выбраться из дома мистера Китинга, «Альф Китинг меня зовут, пишется, как порошок», было сравнительно легко. Я сказал ему, что подрался с шурином: тот напился и крупнее меня. Когда сосед позвонил в полицию, я полез через садовые стены.

– Ух! – промолвил Альф, обнажив зубы, похожие на ржавые гвозди.

Он считал бегство от полиции столь ужасным, что не мог заподозрить ничего худшего; мои слова о том, что противник был физически сильнее и смелее, сообщали истории правдоподобность. Видимо, я представлял собой впечатляющее зрелище. Я в кровь разодрал ладони о ежевичные кусты и с головы до ног заляпался грязью. Я увидел, что Альф смотрит на форменную куртку старика.

– Мне нужно на работу, – сказал я. – Я швейцар в Шелл-Мексе. – Альф вытаращил глаза. – По ночам, – неуклюже прибавил я. – Почему-то не могу спать днем. – Альф кивнул. – Я заплачу за подпорки для фасоли.

– Да, думаю, вам следовало бы это сделать, – проворчал Альф.

Из засаленного жилета Альф извлек громадные часы, чтобы добраться до маленькой помятой жестянки с нюхательным табаком, отполированной за годы использования. Он предложил мне понюшку, но чихни я, и моя голова с большой долей вероятности оторвалась бы и закатилась под газовую плиту Альфа. Я не рискнул.

Я пообещал Альфу нефтяную печь по себестоимости. Он позволил мне умыться. Не пройдется ли Альф со мной по дороге? Мой шурин не станет затевать ссору, если я буду не один.

Альф разразился потоком слов:

– Мне наплевать, если и затеет, приятель! Я-то не полезу через садовые стены, чтобы отделаться от него.

Мне устроили подходящий к случаю выговор. Это очень любезно со стороны Альфа, и не мог бы он подождать до пятницы денег за подпорки.

– Пятница сегодня, – заметил Альф. Тут он меня подловил.

– Да, до следующей пятницы, – сказал я, решая нарисовать ему полную картину. – Конверт с зарплатой за эту неделю я отдал жене. Ночным служащим платят первым в пятницу утром.

– Вот ведь невезуха! – воскликнул Альф.

В последнюю минуту Альф дал мне шестипенсовик и немного мелочи и наградил поистине испепеляющим взглядом, когда я сел в автобус. Я олицетворял то, к чему нынче катится мир.

27

Водолей (20 января – 19 февраля). Если вы безынициативная личность, то ничего не добьетесь. Расширьте ваши социальные горизонты. Поезжайте куда-нибудь повеселиться и расслабиться.

Я услышал, как телефонистка спрашивает, ответит ли Чарли на звонок за счет вызываемого абонента. Он согласился.

– Это друг Рэджа, – сказал я.

– Я узнал голос.

– У меня серьезные неприятности, мистер Кавендиш.

– Это верно, – согласился Чарли. – Ты получил ее? – Он имел в виду телеграмму в Токве.

– Да, спасибо.

– Не за что. Что я могу сделать для тебя, мой мальчик?

– Не могли бы вы встретиться со мной? Сейчас?

– Конечно. Где?

– Спасибо.

– Не за что. Где?