Его товарищ еще не был готов ко сну.
— Симна, ты когда-нибудь рассматривал былинку? Северянин, зевнув, ответил:
— Пусть лучше я буду воображать, что судьба свела меня с великим магом, чем с занудливым философом. Оставь притчи на завтра. У нас был тяжелый день, надо хорошенько отдохнуть, чтобы пораньше встать и двинуться в путь, пока солнце не поднялось высоко.
— На твоем месте я предпочел бы шагать по солнцепеку — по крайней мере змеи прячутся. Они выходят именно во время утренней или вечерней прохлады.
— Ты уверен?
В следующее мгновение Симна подскочил на месте — что-то острое коснулось его руки возле запястья. Он чертыхнулся, потер это место, затем пошарил вокруг. Нащупал травинку, колеблемую легким ночным ветерком.
— Так сказала мне змея.
— Послушай, Этиоль, кролики — это я еще могу понять. Ты рассказывал про обезьян — тоже принимается. Но змеи!.. Даже самый могущественный чародей не в состоянии разговаривать со змеями. У змей нет мозгов.
Симна почувствовал, как Эхомба улыбается в темноте.
— Имей в виду — здесь полно змей. Надеюсь только, что они не слышали твоих слов.
Северянин вздохнул.
— Вселенная, в которой мы живем, и тонкая травинка… Как соразмерить эти два понятия? — продолжал пастух, будто только что и не говорил о змеях. — Жил в нашей деревне мудрый человек, его звали Мамуна Каудон. Так вот, Мамуна как-то сказал, что весь сущий безмерный мир, все бесчисленные нити, связывающие его в нечто цельное, могут быть заключены в остром крае одной травинки. — Он издали показал Симне сорванный ланцевидный травяной побег. — Если бы мы стали совсем маленькими, то могли бы всю жизнь провести на этом лезвии, и никогда нам в голову не пришло бы, что вокруг существует что-то иное, кроме съедобной зеленой плоти, острого перелома земли, света и тьмы.
Закатив глаза, Симна демонстративно повернулся спиной к неожиданно разговорившемуся другу.
— Даже предположив на минуту, что твой мудрый Мамуна знал, о чем говорит, и не мучался от действия излишнего количества домашнего пива, как это мы могли бы провести всю жизнь на травинке? Трава годна лишь на корм скоту!
Выпростав из-под одеяла руку, он сорвал пригоршню травы и швырнул ее через себя в сторону Этиоля.
— Лови, брат! Видишь, я одним махом бросил тебе целое скопище миров.
Несколько вырванных травинок упали на лицо Эхомбы. Пастух небрежно их смахнул, не отрывая взгляда от побега в руке.
— Мне достаточно и одного мира… Симна вздохнул — не заснуть ему сегодня!
— Отлично! Наконец-то мы о чем-то договорились! Вот и сосредоточься на этом мире — завтра у нас тяжелый день.
— Нет, Симна, задумайся хоть на минуту…
— Задуматься?! — простонав, взмолился северянин. — Да у меня голова раскалывается! Эхомба невозмутимо продолжал:
— Если Мамуна Каудон прав, тогда, возможно, мир, в котором мы обитаем, всего лишь травинка для какого-то большего существа. Травинка, одна из множества… ее можно поднести к глазам и рассмотреть, а можно и отшвырнуть небрежно в сторону.
— Пусть только попробуют! Симну ибн Синда в сторону небрежно не бросают!
По счастью, Эхомба, кажется, закончил. Повисла тишина, а вместе с тишиной на стоянку набрел холод, предутренний, пронизывающий. Симна ворочался, не в силах заснуть.
Что, если старый деревенский фокусник, о котором говорил Этиоль, все-таки прав? Этого, разумеется, не может быть… но вдруг? Тогда все человеческие побуждения ничего не значат. Какой смысл копошиться на травинке, если на соседнем побеге от твоих усилий ни холодно ни жарко.
Симна нащупал кончиками пальцев травинку, которая пробилась из земли совсем рядом с его одеялом. Но мять или рвать не стал. Так легко это сделать — обмотай вокруг пальца и потяни. И росток умрет. Что это значит для порядка вещей? Их окружают несчетные миллиарды подобных ростков; вместо одного вырванного место под солнцем займут два новых.
Но если он содержит в себе целый мир? Мелочь в масштабе Вселенной, песчинка в море песка, но, может быть, для каких-то невообразимо крошечных существ в нем заключается вся жизнь?
«Чушь! — оборвал себя Симна. — Смех да и только!»
Он коснулся края травинки — и отвел руку. Обычное слабое растение, пробившееся сквозь землю. Ни один кролик не пощадит его, любая лошадь с удовольствием съест его вместе с сотнями растущих по соседству собратьев. А Симна ибн Синд отвел руку.
Он не знал почему. Он знал только одно: в следующий раз, когда придет время ложиться спать, он хоть одеяло заткнет в уши, лишь бы не слушать речей пастуха. Надо же такое выдумать! Травинка, как целый мир!.. По счастью, он, Симна ибн Синд, невосприимчив к подобному бреду!
Северянин повернулся на другой бок и, уже засыпая, подумал: сколько он сейчас одним движением передавил миров?..
На следующее утро, проснувшись, он уже с доброй долей юмора вспоминал о ночных переживаниях. Эхомба успел набрать в котелок воды и развести огонь. Теперь, небрежно оперевшись на копье, он смотрел в сторону севера.
Симна, в свою очередь, разглядывал Этиоля.
Простак, что еще скажешь. Никаких притязаний, только бредовые идеи — точнее, одна идея. В том, может, и заключается его преимущество. Сосредоточился на одном…
Собравшись вставать, Симна случайно бросил взгляд на свою левую руку, и его глаза широко раскрылись. От запястья к локтю протянулась цепочка красных пятнышек. Они группировались по два и чем-то напоминали следы укусов. Северянин потер уже начавшие бледнеть пятнышки. Не зудит, и под кожу вроде ничего не проникло. Однако что за насекомые могли так его пометить? А если не насекомые, тогда кто же?
Догадавшись, воин подскочил на месте и прыгнул на расстеленное одеяло, словно оно могло его защитить. Принялся оглядываться, высматривать что-то в траве. Так и есть, похоже, он устроился посреди гадючника. На сухой земле отчетливо выделялись следы проползавших здесь змей. Множества змей, которые оставили свои отметины в знак предупреждения.
— Ладно, — закричал Симна. — Приношу извинения. У змей есть мозги! А теперь уходите, хорошо?
Он повернулся и увидел смотревшего на него Этиоля.
— Чего смеешься?
— Я не смеялся, — спокойно ответил пастух.
— Ха! — Северянин стал раздраженно сворачивать одеяло. — Может быть, внешне ты и не смеешься, но я слышу твой внутренний хохот. Не ты один способен слышать насквозь!
— Я не смеялся, — так же ровно повторил Эхомба. Повернувшись, он указал копьем: — Пойдем туда. Жаль, что придется делать крюк, но идти напрямую — значит остаться без воды. Я вижу скалы.
Симна на миг прекратил собирать вещи и пристально вгляделся в ту сторону, в какую показывал Эхомба. Однако как ни напрягал глаза, он не видел ничего, кроме ровной как стол пустынной местности. Спорить с товарищем воин не стал — если человек доказал свою правоту в вопросах совершенной красоты и полного уродства, не говоря уже о змеях, вряд ли стоит возражать ему по поводу наличия отдаленных скал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});