— Ни за что! Ты начнешь меня отчитывать, как делаешь это всегда, убеждать не ходить к хирургу. А поскольку решение принято…
— Хорошо. Я ухожу… Надеюсь, ты сообщишь мне заключение врача? — умоляюще произнес он.
— Да… А потом мы встретимся, когда я стану красивой!
— Сколько это займет времени? — спросил он.
— Не знаю… Мне многое придется переделывать, думаю, потребуется время… Дэдэ, хочу попросить тебя еще об одном: никому не говори о моих планах… Нас видели много раз вместе, может случиться, продавщицы или служащие «Мари-Каролин» спросят тебя, не встречал ли ты меня. Пожалуйста, говори всем, что после замужества я уехала в свадебное кругосветное путешествие.
— А если меня спросят о твоем… муже?
— Скажи, что ты его знаешь. Его зовут Патрис, не забудь.
— Почему ты выбрала это имя?
— Это имя я ненавижу больше всего на свете!
— А если меня попросят описать «твоего» Патриса?
— Естественно, ответишь, что он красивый, очень красивый, самый красивый, самый замечательный из всех мужчин, которых ты когда-либо встречал!
— Думаешь, мне поверят?
— Надо обязательно, чтобы поверили! Разве ты не фотограф? Пусть они тоже помечтают…
Все воскресенье Сильви занималась подсчетами. К деньгам, которые она держала в банке Бон дю Трезор, она прибавит деньги из конверта, который ей незаметно вручил бывший патрон. Да, он умеет быть щедрым. А может быть, он предчувствовал — несмотря на то что его продавщица без конца повторяла, что ее будущий муж очень богат, — что очень скоро наступит день, когда Сильви понадобятся деньги, много денег… Самое удивительное, что Сильви напрочь выкинула из головы мысль о симпатичном салоне с вывеской, которую предложил Нат Венфель: «У Сильви» и о которой она мечтала все годы своего одиночества. Она думала только об одном: стать однажды красавицей и окончательно покорить того, кто открыл перед ней путь к вершинам блаженства, — Патриса.
После двухнедельных размышлений Сильви уверовала в то, что обязательно станет красивой, такой красивой, что сможет с успехом соперничать со всеми красотками, которые безусловно были у Патриса до нее, и, встретившись с единственным мужчиной своей мечты, ставшим ее настоящим любовником, она завоюет его навсегда. У нее больше шансов, чем у других. Из трех главных козырей у нее есть два: ум, который оценил Патрис, и чувственность, которая не оставила его равнодушным, ну а третий — ее будущая красота — непременно поразит его. Дополнить этот чудесный триптих сможет только умелый скальпель. Бывшая самая скромная из всех продавщиц нисколько не беспокоилась по поводу одного весьма существенного пункта: когда они увидятся вновь, положение Патриса будет точно таким, как и раньше, а именно: он будет свободен, развлекаясь то с блондинкой, то с брюнеткой, но не более! Ни одной женщине, будь она красавицей или уродиной, не удастся его заарканить, потому что он считал себя сильнее всех, вместе взятых.
В день, когда они встретятся, Сильви, другая, неузнаваемая, воспользуется эффектом неожиданности. Патрис будет до такой степени восхищен, ослеплен, что уступит… Он будет умолять ее стать его женой! Конечно, чтобы сохранить видимость и, главное, отомстить за оскорбленную гордость, Сильви сделает вид, что колеблется. Конечно, не слишком долго! С подобным мужчиной было бы безумием играть в кошки-мышки! Значит, в конце концов она скажет: «Да». Они будут самой счастливой парой в мире, все им будут завидовать! И настанет день, когда Сильви войдет под руку со своим мужем в салон «Мари-Каролин» и небрежным тоном — она сумеет это — скажет: «Покажите мне все новинки…» В первые мгновения ни ее старые коллеги-продавщицы, ни мадам Бернье, ни даже сам Нат Венфель не узнают ее, настолько она будет красива! В магазине все будут спрашивать друг друга: «Кто эта красавица с таким интересным мужчиной?» И вдруг все начнут шептаться, все начнут обхаживать ее, так как узнают ее легендарную улыбку, улыбку Сильви…
Настанет час ее триумфа, триумфа, которого она ждала столько лет! Можно разыграть из себя скромницу (хотя, когда ты самая красивая, совершенно незачем это делать, все знают и так, что ты неотразима), сказав: «Да, это я, а это — мой муж, Патрис!»
В день прощания с «Мари-Каролин» Сильви обещала это сделать, а обещания следует выполнять.
В понедельник, в пять часов вечера, та, которая не была еще супругой прекрасного Патриса и по-прежнему оставалась некрасивой, застенчиво позвонила в квартиру на третьем этаже приземистого особняка в седьмом квартале:
— Доктор Дальви?
Дверь открыла одетая во все белое ассистентка врача:
— Да, это здесь. У вас назначена встреча?
— В семнадцать пятнадцать.
— Входите, пожалуйста.
Просторный роскошный вестибюль. На стенах многочисленные картины известных современных художников словно соперничали дерзостью красок, смелостью сюжетов, но вместе с тем органично составляли нечто вроде мозаики, по-своему красивой.
В зале ожидания, где Сильви оказалась единственной посетительницей, на стенах висели картины не менее дерзновенные и загадочные. Кубы, точки, линии прямые и кривые, круги, глаз в углу, рука с отсутствующими двумя пальцами… Кого они изображали: мужчину, женщину, животное или предмет? Что это — каприз, пристрастие? Сильви в полной растерянности разглядывала картины, она ничего не понимала… И вдруг ее осенило: весь этот модернизм, кубизм, абстракционизм — это же не что иное, как блестящее отражение изумительной работы, которая совершается ежедневно в этом волшебном заведении. Это художественное воплощение воли человека, который всю свою жизнь лепит, вырезает, строгает, перекраивает живую плоть, создавая красоту.
Отворилась дверь. Вошедший, мужчина неопределенного возраста, с голым черепом, совсем некрасивый, очень мягким голосом спросил:
— Мадемуазель Сильви Марвель?
— Да, это я.
— Пройдите, пожалуйста, в мой кабинет.
Мужество
Впервые за долгое время Сильви оробела, она, способная совершать самые дерзкие поступки. Сидя за письменным столом, на котором ничего не было, кроме блокнота, доктор Дальви молча разглядывал девушку. Взгляд поражающе острый: живые и умные глаза, цвет которых трудно было определить, настолько быстро он менялся. Казалось, доктору достаточно одного беглого взгляда, чтобы понять человека и заглянуть в его душу. Сильви казалось, словно ее просматривали насквозь. Поэтому, когда доктор заговорил, она почувствовала облегчение:
— Слушаю вас, мадемуазель.
— Доктор, я все сказала секретарше, с которой говорила по телефону неделю назад, когда договаривалась о визите.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});