Читать интересную книгу Анжелика. Война в кружевах - Анн Голон

— Вы сожалеете об этом?

— Всей душой, сир.

Под пронизывающим взглядом Людовика Анжелика припомнила, что король всегда проявлял живейшее любопытство к личной жизни своих подданных.

Однако такой интерес облекался в весьма тактичную форму. Король знал, но хранил молчание. Более того: он заставлял молчать других.

Было очевидно, что король желал проникнуть в тайны своих подданных прежде всего потому, что искал надежные средства для управления ими.

Анжелика перевела взгляд с серьезного лица монарха, освещенного тусклыми рассветными лучами, на его руки, лежавшие на черной столешнице. Руки расслабленные, неподвижные и в то же время сильные, не знающие дрожи: руки короля.

— Какая унылая пора! — Людовик встал из-за стола, отодвинув кресло. — Уже в полдень приходится просить принести свечи. Я не вижу вашего лица. Подойдите сюда, я взгляну на вас.

Анжелика покорно прошла вслед за королем к окну, по стеклам которого струился дождь.

— Не могу поверить, что мессир дю Плесси в самом деле безразличен к чарам своей жены и к тому, как она этими чарами распоряжается. Должно быть, тут ваша вина, мадам. Почему вы не живете в особняке своего мужа?

— Маркиз дю Плесси меня никогда не приглашал.

— Странно! Ладно, Безделица, расскажите, что произошло в Фонтенбло.

— Я знаю, что мой проступок непростителен, но муж сильно оскорбил меня, и оскорбил публично.

Анжелика машинально дотронулась до своей укушенной руки. Король взял ее руку, взглянул на тонкое запястье, однако ничего не сказал.

— Я присела в укромном уголке. Мне было очень тяжело. Граф де Лозен проходил мимо, и…

Она рассказала, как сначала Лозен пытался успокоить ее разговорами, а потом перешел к действиям.

— Очень трудно устоять под натиском господина де Лозена, сир. Он настолько ловок, что если начнешь возмущаться или защищаться, то рискуешь оказаться в таком глупом положении, из которого уже не выпутаться без скандала.

— Ха-ха-ха! Так вот он каков!

— У мессира де Лозена столько опыта. Он распутник, отвергающий любые условности, он способен совратить даже праведника. В конце концов, Ваше Величество знает его лучше, чем я.

— Хм! — усмехнулся король. — Смотря какой смысл вы вкладываете в свои слова, мадам. Вы прелестны, когда так краснеете, — продолжил Людовик. — В вас много восхитительных контрастов. Вы одновременно робки и отважны, веселы и серьезны… Недавно здесь, в Версале, я посетил оранжерею: хотел полюбоваться цветами, которые скрываются в ней от зимнего холода. И вот среди тубероз я заметил один цветок, нарушавший цветовую гамму. Садовники хотели вырвать его, потому что это дикий росток. На самом деле он был такой же яркий, как и остальные цветы, просто он отличался от них. Именно об этом цветке я вспоминаю, когда вижу вас среди придворных дам… Теперь я уже готов поверить, что вся вина лежит на мессире дю Плесси…

Людовик нахмурил брови, и его лицо, до того бывшее приветливым, омрачилось.

— Мне никогда не нравилась его репутация грубияна. Я не желаю видеть при своем дворе сеньоров, которые своим поведением могут дать иностранцам повод думать, будто французские нравы остались грубыми и даже варварскими. Я ценю куртуазное отношение к дамам. Галантность необходима для славы нашей страны. Правда ли, что муж бьет вас, причем публично?

— Нет! — решительно заявила Анжелика.

— Так уж и нет! Я полагаю, что красавец Филипп задумается о своем поведении, если посидит подольше в стенах Бастилии.

— Сир, я пришла просить о его освобождении. Выпустите его из Бастилии, умоляю вас!

— Значит, вы его любите? А мне казалось, что ваша семейная жизнь состоит скорее из горьких ссор, нежели из счастливых примирений. Я слышал, до венчания вы были едва знакомы?

— Наверное, мы не слишком хорошо друг друга знаем, но знакомы очень давно и в детстве я называла его «старшим кузеном».

Она снова вспомнила подростка в небесно-голубом костюме с золотистыми локонами, ниспадавшими на кружевной воротник, приехавшего в замок семьи де Сансе.

Анжелика с улыбкой смотрела в окно. Дождь прекратился. Солнечный луч, пробившийся между тучами, осветил мощенную мрамором дорогу, по которой четверка вороных катила оранжевую карету.

Луч света упал ей на лицо.

— Тогда он тоже отказался меня поцеловать, — вздохнула она. — Брезгливо замахал своим кружевным платком, как только мы с младшими сестрами подошли к нему.

И она рассмеялась.

Король внимательно смотрел на собеседницу. Он знал, что она очень красива, но впервые разглядывал ее так близко. Он любовался ее кожей, мягкой нежностью щек и влажной прелестью губ. Когда Анжелика подняла руку, чтобы убрать с виска золотистый локон, Людовик почувствовал ее аромат. Она излучала странное свечение тепла и жизни. Внезапно он протянул руки к этому соблазнительному созданию и привлек ее к себе. Он нашел ее тело чудесно гибким. Он склонился к улыбающимся губам. Она была такой восхитительной, такой желанной. Он приоткрыл ее рот, нащупал языком зубы, гладкие и твердые, как маленькие жемчужины.

Анжелика оцепенела. Она не отвечала на этот поцелуй, пока поток страсти не стал невыносимо-сладостным, но когда жар его рта опалил ее губы, она резко вздрогнула и сжала плечи короля.

Людовик отступил на шаг и очень спокойно, с улыбкой сказал:

— Не пугайтесь. Я лишь хотел для себя решить, на кого следует возложить ответственность, и должен был убедиться, нет ли в вас скрытой холодности, способной оттолкнуть законные притязания супруга.

Анжелику не обманули его слова. У нее было достаточно опыта, чтобы почувствовать, что король, находясь рядом с ней, оказался во власти непреодолимого желания.

— Я полагаю, что Ваше Величество придает изучению этого вопроса больше внимания, чем того заслуживают его скромные подданные, — с улыбкой ответила она.

— Неужели?

— Безусловно.

Король отступил еще на несколько шагов и направился к письменному столу. Но он улыбался и не выглядел рассерженным.

— Допустим! Но я нисколько не сожалею о том, что продвинулся в моем маленьком расследовании слишком далеко. Теперь я составил собственное мнение… Мессир дю Плесси — последний дурак. Он сто раз заслужил ту неприятность, которая с ним произошла, и я позабочусь лично сказать ему об этом. Надеюсь, на сей раз он учтет мое мнение. Я намерен отослать его в армию, в Пикардию, пусть побудет там некоторое время для закрепления урока. И не плачьте больше, Безделица, вам скоро вернут вашего «старшего кузена».

* * *

Из оранжевой кареты, остановившейся под окнами дворца на Мраморном дворе, вышел главный камергер королевы, господин де Солиньяк.

Глава 16

Приезд в Париж Флоримона и Кантора. — Поиск наставников для детей берет на себя мадам де Шуази. — Флоримон и Кантор представлены ко двору. Кантор поет перед королевой. — Анжелика выигрывает в карты у мадемуазель де Бриенн, которая в оплату долга предлагает уступить ей свою должность консула Франции в Кандии

АНЖЕЛИКА вернулась домой взволнованная до крайности, ее разум и чувства были в полном смятении. Во дворе своего особняка она увидела уже распряженную карету, из которой выгружали гору вещей.

На лестнице у парадного входа, держась за руки, стояли два румяных мальчугана.

Анжелика сразу спустилась с небес на землю.

Флоримон! Кантор!

Она напрочь забыла о своем письме в Пуату, в котором просила отца отправить детей к ней в Париж. Был ли их приезд теперь кстати?

Впрочем, радость от встречи с сыновьями перечеркнула все тревоги. Анжелика крепко обняла своих малышей.

Они казались немного смущенными, держались скованно и молчали, как простые деревенские мальчишки, впервые попавшие в город.

На них были грубые башмаки, подбитые гвоздями, и заштопанные чулки, а одежда насквозь провоняла навозом — ничего удивительного, зато Анжелика пришла в изумление от того, как вытянулся Кантор. В свои семь лет он почти догнал старшего брата, а ведь и тот заметно подрос. Братья были совсем не похожи, разве что оба с густой вьющейся шевелюрой: у Флоримона — черной, а у Кантора — темно-русой. Флоримон так и остался маленьким южанином с теплым и живым взглядом. Зеленые глаза Кантора цветом напоминали листья дягиля, растущего в тени пуатевинских болот. Его глаза казались прозрачными и одновременно какими-то непроницаемыми, в них невозможно было прочесть чувства мальчика.

Атмосферу разрядила Барба — служанка, воспитавшая детей. Она верещала без умолку. Как она счастлива вернуться в Париж! Она уже думала: неужели придется просидеть еще и зиму в замке, в провинции, среди неотесанных крестьян, в обществе двух неисправимых шалунов, которых свежий деревенский воздух окончательно сбил с пути истинного?! Они стали совсем неуправляемыми. А господин барон, их дедушка, потакает внукам во всем, да и старая кормилица тоже. Давно пора отдать юных оболтусов в руки хорошего учителя, который научит их грамоте и не будет жалеть розог.