Читать интересную книгу Охотники за алмазами - Георгий Свиридов

Лариса схватила с ближайшей койки платье Натальи Николаевны и спешно закрылась им. Она вышагивала в шелковой комбинации, тонких чулках и лакированных остроносых туфлях на высоченных каблуках. Схватив платье, умоляюще просила:

— Никого не пускайте!..

За дверью стоял Григорий Файнштейн. Его узнали по голосу. И по голосу угадали, что он уже слегка навеселе.

— Девочки, я пришел за вами!.. Опаздывать грешно.

— Сейчас, сейчас!

— Даю десять минут, потом вхожу без предупреждения.

8

В сентябре дни короткие, ночи темные. Но природа позаботилась и украсила поселок в легкий белый наряд, присыпав дома и улицы свежим снегом. Морозец почти не чувствовался, он приятно бодрил. Со всех концов Нюрбы к поселковой столовой, к призывно ярко освещенным окнам спешили одиночки и группки людей. А навстречу им, усиленная динамиком, лилась джазовая музыка и модный французский певец, приятно гнусавя и картавя, на своем языке восхвалял Париж.

По неписаному закону на вечере не было ни, почетных, ни периферийных мест. Здесь все места и все участники были равны. И перед каждым стоял совершенно одинаковый прибор. На столах имелось все лучшее, что можно было раздобыть и привезти — дичь, рыба разных сортов, икра, отварное мясо, куры, заливные блюда, овощные салаты, фрукты, конфеты. И конечно, перед каждым прибором — бутылка коньяка, водки, портвейна, сухого грузинского вина и по скромной темной поллитровке воды «Нарзан». Сухое вино и «Нарзан» являлись роскошью для дальних таежных мест. Снабженцы постарались, доставка обошлась в копеечку, но какой вызвали всеобщий восторг эти бутылки, особенно с водой.

По заведенной традиции никто не притрагивался к еде и выпивке. Ждали первого тоста. Его произносил всегда начальник экспедиции Бондарь. Несколько слов, подводящих предварительный итог общих усилий и стараний. Бондарь сидел не в центре стола, а занял место в левом углу, откуда хорошо просматривался весь зал и в то же время не подчеркивалось его административное величие. Рядом с крупным начальником экспедиции разместился скромно одетый, при галстуке и белой рубашке, смуглолицый и симпатичного вида якут. Соседи по столу, местные руководители — секретарь райкома и председатель райисполкома, обращались к нему с подчеркнутой почтительностью. Присутствующие, особенно те, которые видели его впервые, поняли, что это и есть Борисов, первый секретарь обкома.

Михаил Нестерович взглядом патриарха оглядел столы, сказал «пора» и предложил налить рюмки. Потом встал, но без рюмки в руке и, нарушая традицию, сказал:

— Первый тост, первое слово скажет наш гость и хозяин, наш партийный вождь товарищ Борисов Семен Захарович.

Борисов говорил по-русски чисто, без акцента. Выступление его было коротким. Оно всем понравилось своей искренностью, мудростью и простотой. Семен Захарович, поздравляя геологов с большими заслуженными успехами, не замедлил упрекнуть за «самостийную» автономию: о находке на Вилюе, на территории Якутии, первого алмаза группой Григория Файнштейна якутский обком узнал через несколько месяцев, в октябре, от коллег из Иркутского обкома. Упрек был справедливым, тем более что по партийной линии геологические учреждения и предприятия подчинены местным организациям.

— Я виноват, — признался смущенный Файнштейн. — Перед Сунтарским райкомом уже извинялся…

— А я в тех Сунтарах еще до войны работал председателем райисполкома, — сказал Семен Захарович. — И хорошо знаю те места, где вы поиск ведете.

— До войны? — не удержалась Попугаева. — Простите, не верится. Сколько же вам лет?

— Сейчас сорок три исполнилось недавно, а в Сунтарах жил семнадцать лет назад. Простая арифметика, если интересно. Тогда на повестке дня стояли не алмазы, а борьба с туберкулезом, с трахомой… Укрупняли мелкие коллективные хозяйства, боролись за оседлый образ жизни. Из Украины и Молдавии вербовали добровольцев, чтобы они переезжали к нам жить и научили якутов выращивать овощи, вот эти — капусту, картофель, морковь… А сейчас, как вы знаете, у нас свои овощеводы, притом знаменитые, — Семен Борисович сделал паузу и поднял рюмку. — За окончание сезона и начало больших разведочных работ. За ваши несомненные успехи и наше содружество. За якутское территориальное геологическое управление!

Все выпили стоя и дружно, потому что держали налитые посудины. За столом никто не прислуживал. Это тоже была традиция. Каждый сам себе наливал сколько хотел и что хотел. Но обязан был соблюдать главный принцип — не переборщать, знать норму, а опьянев, тихо исчезать.

Новость, сказанная секретарем обкома насчет геологического управления, стала обсуждаться под стук ножей и вилок. Требовалось разъяснение и уточнение. До сего времени экспедиция подчинялась непосредственно Москве, министерству. Настала тишина, и все взгляды скрестились на Михаиле Нестеровиче. И он встал.

— Прошу налить, — произнес он своим властным низким голосом и отмел все сомнения. — Да, это так, как сказал Семен Захарович. Вернее, так будет в ближайшем будущем. Вопрос, поставленный обкомом, решается положительно. Родине нужны алмазы. Экспедиция расширяется, увеличивается фронт работ. Государство выделяет и деньги, и необходимые кадры. Но главная надежда на нас с вами, кто вынес на своих плечах груз полевого сезона. Ученые предсказали, вы подтвердили россыпями наличие алмазов. Остается сделать последний шаг — открыть коренное месторождение. Где оно, никто пока не знает. Но где-то здесь, возле нас. И это точно. Мой тост за будущее, за удачу!

За удачу пили стоя. Такова традиция. Каждый за свою — и за общую. Молча, чтобы не спугнуть птицу счастья. Многие не закусывали, нюхали хлеб, утирались рукавом, тыльной стороной ладони. У каждого свои отношения с удачей. Тут ничего не поделаешь. Начальству приходится терпеть. Геологи — народ самобытный, странный — сплав передовой науки и старозаветных суеверий.

Еще раз выпили стоя, но не чокаясь, за тех, кто не вернулся с «поля», за Николая Бобкова.

А потом — пошло. Тост за тостом. За геологов и геофизиков, за летчиков и оленеводов… На профсоюзном собрании или на ином каком, так в ораторах всегда ощущалась нехватка. А здесь — целая очередь желающих «сказать слово». Видимо, приятнее говорить под стук ножей и вилок. Общество распалось на группы, группы на столики. За каждым шумно говорили. Обсуждали и спорили. Надрывно и томно выводила слова песни иностранная певичка, и сладковатое трио играло медленный фокстрот. И все были довольны. Собой и соседом. Никаких особых различий, если не брать в расчет дальние маршруты и всякие истории, которые приключались иногда.

Празднество затянулось до рассвета. А когда над Вилюем еще стлался предрассветный туман, когда на востоке лишь появлялась легкая примета будущего дня, наступило время салюта. Тут никакие приказы и выговора не помогали. Традиция сохранялась, и салют устраивали из года в год. На высокий берег, неподалеку от штаба экспедиции, приходили с личным оружием и палили в небо. Из разных стволов. Из берданок и пистолетов, Добросовестно сжигали неизрасходованный боевой запас, отпущенный на полевой сезон. Прощались с прошлым и приветствовали маршруты будущего.

9

А на рассвете, когда бледный день лишь начинал прогонять тьму, в барак, в комнату к трем подругам ввалилась лихая ватага тех, кого принято именовать в экспедиции «основоположниками». Они тарабанили рукоятками пистолетов и, как всегда по традиции, предъявили ультиматум:

— Открывайте, или…

Что именно подразумевалось под «или», было ясным. По голосу узнали Анатолия Горбунова. Своеобразная личность, начинавшая обрастать легендами. За плечами — фронт и дальние маршруты. Человек горячий и неумный.

— Дайте одеться, чертяки окаянные! — выкрикнула требовательно Кинд.

Женщины торопливо натягивали платья, чертыхаясь нехорошими словами. Повернули ключ. Но никто не ввалился. Выступил Григорий Файнштейн, главный заводила:

— Володька, заноси!

Молодой геолог Владимир Щукин, невысокий, коренастый, о котором говорили, что он брал призовые места в соревнованиях боксеров, и его закадычный друг якут Емельянов втащили ящик с темными бутылками, головки которых обвернуты серебристой фольгой.

— От нас вам! — произнес Григорий Файнштейн. — Если разрешите, мы с вами.

— Входите, что уж…

За Григорием вошел улыбчивый Юра Кудрявый, симпатяга, начинающий чуть лысеть, именно его со временем назовут «фантомасом». За ним Юра Хабардин, он хватил лишку, но держался. Скромно вошел высокий и плечистый Иван Галкин, поправляя на ходу галстук. Григорий Бойко и вместе с ним гость высокого роста — Андрей Александрович Гаврилов, северный сосед, руководитель заполярной Михайловской экспедиции. Попугаева слышала о нем, но видела впервые. У Гаврилова были тонкие черты лица, живой взгляд и загорелые руки. Даже не верилось, что у этого человека за плечами легендарные дела. Зимою, в самый разгар полярной ночи, перетащили тракторами из Жиганска на Лене в верховье заполярной реки Оленек целых пароход. На полпути застряли в тайге. Не растерялись, железный корпус разрубили топорами и дотащили до места. Здесь состыковали обе половины, сварили, установили отсадочные машинки и летом совершили тысячекилометровый маршрут, закончив его перед самым ледоставом у моря Лаптевых.