Быстро Дион на казенной службе освоился, поскольку владел знаниями и в натуре людской хорошо разбирался. Чувствовал он, когда нужно немым иль тугодумом притвориться, а когда в разговор со старшим слово веское вставить… притом с почтением, не ущемив гордости вышестоящего. Видели в нем начальники слугу умного и преданного, а он за спинами их хитрил и по головам недальновидным шел. Оставив на время принципы свои сложные, другим непонятные, и совесть на отдых отпустив, уверенно поднимался чиновник наверх и в краткий срок такой высоты достиг, к какой иные люди бывалые, не глупые, всю жизнь ползут. Еще весна-то толком не наступила, только снега чуть-чуть подтаивать начали, а Дион уж в кресле Правой руки Главного Надзорного восседал и целой армией чинов казенных командовал; следил он за всем, что из Далечья в Заморье идет, и за тем, какой товар обратно через порты далеченские возвращается. Его боялись, не любили, но уважали и беспрекословно слушались. Противна Диону такая жизнь была, еще более постылой казалась, чем одиночество в лесу; но собрал бывший отшельник волю в кулак и с ролью своей пока мирился. Ждало его сердце дня, когда он задуманное наконец-то свершит и от жизни ему чуждой откажется; ждало с нетерпением и было в конце концов вознаграждено.
Прилетевшие с юга птахи едва защебетали, как дошла до чиновника королевского весть, что к посланнику заморскому, барону Дрегмеру жена с чужбины вернулась. Это радостное событие счастливый барон знатным пиром отпраздновать решил, на который и Диона, как особу важную, при посте солидном, пригласил. Разрывалось сердце отшельника от горя, не хотелось ему обманщицу-возлюбленную видеть, к коей у него еще нежные чувства теплились; но и плясало от счастья, поскольку долгожданный миг расплаты уже совсем не за горами был, до него не дни – часы считанные оставались…
В палатах просторных горели свечи, шумно пиршество было, а столы от яств ломились. Восседал за ними люд знатный, лишь высшие чины служб да те, кто, как сам князь, родовит был. Пришел Дион на празднество, барон Дрегмер его учтиво поприветствовал. Уже много раз они по делам торговым встречались и всегда язык общий находили. Лично усадил барон бывшего отшельника, ныне гостя почетного, в центр стола, на одно из самых лучших мест рядышком со старшей дочкой, которую замуж за Диона, персону в Далечье важную и по делам нужную, прочил…
Приветливо щебетала дочка барона и улыбками чиновника одаряла, да только угрюм был Дион и отвечал с неохотой. Больно ему было на Несмеяну смотреть, как она гостей улыбками притворными одаривает да к барону ластится. Похорошела обманщица на чужбине, лицом светла была, а глаза от счастья блестели. Несколько раз их взгляды случайно встречались, красавица Диону приветливую улыбку подарила. Не признала жена барона в важном чиновнике замарашку-отшельника, дурня лесного, которому сердце походя разбила. А кто бы признал, коли он и лицом, и платьем, и манерами разительно изменился?
Начали в голове отшельника снова мысли неприятные воронами кружить, защемило сердце, но он не поддался томной печали, твердо решил задуманное свершить. Дело-то уже не в нем, не в его страданиях, он обязан земли Далечья от проклятия древнего избавить, не мог позволить, чтобы красавица бессердечная добрых молодцев почем зря губила и за счет чужой боли душевной век себе продлевала.
Как только гости наелись, захмелели чуть-чуть да на компании шумные разбились, поднялся Дион с места, прихватил под мышку припрятанный под столом ларь да к столу хозяина направился. Приветливо его барон Дрегмер встретил, велел место за столом освободить, да только не желал Дион вино распивать и разговоры бесцельные о приятных материях вести. Были у отшельника иные помыслы…
– Чудный пир, господин барон, – обратился чиновник учтиво к хозяину и не забыл отвесить легкий поклон. – Однако дельце к вам казенное имеется… Нам бы с глазу на глаз побеседовать…
– Да бог с вами, милостивый государь! – ответил Дрегмер, с трудом развернувшись в узком для его тела кресле. – Праздник сегодня, какие дела?! Давайте отложим труды до завтра! Вон и дочурка моя заскучала. Не дело барышень оставлять в одиночестве! Правда ведь, дорогая? – произнес барон и обнял Несмеяну толстой рукою.
Заулыбалась красавица, изогнулась грациозно, как кошка, в объятиях мужа и страстно его поцеловала. Сердце в груди у отшельника учащенно забилось, руки задрожали. Хотел он с бароном один на один поговорить, хотел женщину, к которой нежные чувства когда-то питал, от неприятностей избавить, да передумал. Противны ему люди были, в которых, окромя фальши, ничего отродясь не водилось.
– К сожалению, не могу, – с притворной улыбкой возразил Дион. – Дело настолько важное, что завтра с утра мне перед князем ответ держать. Прошу вас в другую залу для беседы пройти, да и супругу вашу с собой привести, поскольку ее это тоже касается.
Встревожился барон Дрегмер, открыл было рот, чтобы чиновника расспросить, да тот уж к дверям отошел и ждал там. Непонятно было посланнику заморскому, чего от него человеку казенному потребовалось и при чем тут его жена? Времена тогда были хоть и мирные, но простые и суровые. Это сейчас посланник – лицо неприкосновенное: и в темницу его не бросить, и не казнить; а в ту пору головы посольские с плеч частенько слетали…
– В чем дело, милостивый государь?! По какой такой надобности вы меня с супругой из-за стола вытащили?! – спросил барон Дрегмер сурово.
Сердит взор посланника заморского был, грозна поза, да только коленки его ходуном ходили. Подождал Дион, пока Несмеяна вошла да за ней слуги с почтением дверь закрыли, а затем открыл ларь и высыпал на стол бумаги казенные да доносы, недоброжелателями барона писанные.
– А дело в том, господин барон, что, кроме посольских дел, вы в Далечье еще и торговлей занимаетесь! Лес рубите и на родину к себе вывозите; драгоценности, украшения древние и прочее добро… – произнес Дион голосом, не гостю, а чиновнику подобающим, – пошлины притом не всегда исправно платите, цены закупок занижаете, да и среди товаров ваших встречаются порою вещицы, к вывозу из Далечья запрещенные. О том подробно эти бумаги вещают, и завтра поутру они правителю представлены будут.
– Да ты ж сам, негодяй, половину купчих подписывал! Да как ты смеешь?! – взревел рассвирепевший барон и чуть на чиновника с кулаками не кинулся.
– Подписывал, – кивнул Дион, – да только не во мне сейчас дело! И вовсе я не негодяй! Уж слишком вы жадны, господин барон, не всех из служивого люда облагодетельствовать изволили, уж слишком все далеко зашло!… Здесь лишь черновики, писарчуками Надзора нашего писанные, а сами бумаги точно в таком же ларе, но не у меня, а у Главного Надзорного. Сами понимаете, барон, как велик гнев князя нашего будет! Ожидайте завтра к полудню гостей из Тайного Приказа, а там уж, сами понимаете, кто в темницу попал, тот пропал! Не спасет вас посольское звание, вздернут на дыбе – и весь сказ!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});