снова ласкает пальцами его ногу. Наклоняется вперед. С интересом смотрит на него:
– Расскажи еще. Хочу послушать.
– У меня и рождественских подарков, которые она присылала, не осталось, – продолжает Юэль. – И подарков на день рождения. Я не хотел забирать их на почте, потому что там всегда было одно и то же и всегда не то.
– Что именно было не то?
На секунду Юэль задумывается над вопросом. И внезапно видит все четко. Словно переносится на звездное небо. Смотрит сверху и видит, как все просто.
– Одежда, украшения, всякие полезные вещи. Мама вбила себе в голову, что они мне нужны. Например, машина для приготовления пасты. Хотя я даже не готовлю. Я всегда думал, что она меня не знает. Думал, ей все равно. Но в глубине души знал, что вообще-то она выбрала эти вещи, заботясь обо мне. Понимаешь? Она смотрела на них в магазинах или заказывала по каталогам и думала, что вот это, возможно, подойдет Юэлю. Может, сначала она сомневалась, а потом убеждала себя: да, пожалуй, будет неплохо. Надеялась, упаковывая подарки в коробку. И все равно получалось совершенно не то. И признай я это перед самим собой, мне пришлось бы признать, что здесь есть и моя доля вины. Я так и не дал маме возможности узнать меня. И никогда не думал, что ей это интересно, но потом нашел кучу вещей, которые она сохранила, и тогда понял, что ей все это время было не наплевать. Она просто не знала, как со мной об этом поговорить. Потому что я не впускал ее в свой мир. Но она сохранила мою подростковую комнату, прямо какой-то гребаный музей… это же должно что-то значить, да? Может, она никогда не говорила, что любит меня, но все время это показывала. А я думал, что уже слишком поздно, теперь же, когда она больна, но, возможно, все же замечает это каким-то образом, я должен хотя бы попробовать.
Юэль не знает, как долго продолжает говорить. Диего слушает так, словно полностью поглощен рассказом. Мир вокруг них исчезает. Остаются только прикосновения, слова и счастье, которое наполняет Юэля, такое непривычное, хотя оно наверняка было с ним все время, потому что это и есть естественное состояние.
– Хочешь еще? – предлагает Диего. – Или немного кетамина?
Он достает крошечную серебряную ложку, которая висела у него на шее под рубашкой.
– Не знаю, – говорит Юэль. – Думаешь, хочу?
– Ты и его никогда не пробовал? – спрашивает Диего, просияв. – Тебе понравится. То, что ты ощущаешь сейчас, проявится еще ярче. Ненадолго, но интенсивно.
Юэль колеблется. Он не хочет пропустить весь завтрашний день. Он должен запомнить все фантастические ощущения, которые испытывает сейчас, прихватить их с собой.
– Представь себе новое плато, – говорит Диего, зачерпывая порошок из маленького пластикового мешочка. – С него открывается совершенно потрясающий вид.
И он протягивает ложку, которую так и не снял с шеи. Юэль садится в гамаке. Наклоняется вперед. Чувствует тепло, исходящее от тела Диего и от него самого, ощущает, как эти два облачка встречаются в воздухе. Занюхивает. Вытирает нос, пока Диего готовит дозу для себя. – Это займет какое-то время, – говорит он. – Подвинься.
Они укладываются вплотную друг к другу. Два тела сливаются, невесомые, в гамаке. Волны тепла становятся мощнее. Время и пространство изгибаются, обнимают их.
Нина
Утром в понедельник свет белый, как мел, и идет проливной дождь. Дворники работают быстро, но напрасно, им не справиться с огромными каплями, которые ухудшают видимость. На сельской дороге образовались целые озера. Нина паркуется так близко к «Соснам», как только возможно, и бежит к входу, а ветер вырывает зонт у нее из рук.
Она переодевается в раздевалке в подвале. Вернувшись в холл, встречает Адриана. Парень рассказывает о вечеринке в здании старой мельницы на мысу за церковью Люкке. Видимо, там живет кто-то из актеров театральной труппы. Ночные купания и восходы солнца… Барбекю и обжимания на берегу…
– А вы? – интересуется он.
– Ничего особенного. К нам в гости приходили друзья.
Кажется, Адриан ждет чего-то большего, но добавить Нине нечего. Она не хочет вспоминать об ужине. Все выходные между ней и Маркусом сохранялось какое-то напряжение.
– Выпили немало вина, – добавляет она.
– Это понятно. – Адриан ухмыляется. – Кстати о Мидсоммаре, я видел, как вы говорили с тем парнем. Родственником вашей новой клиентки. Вы были знакомы раньше?
– С Юэлем? – Нина чувствует, как ее улыбка становится натянутой. – Да?
– Какая у вас история? Вы были вместе?
Резкий смешок мячиком отскакивает к Нине обратно от стен холла.
– Почему ты так думаешь?
Адриан пожимает плечами:
– Казалось, вы на него ужасно злитесь, и я подумал, что раньше вы точно были вместе.
– Мы… нет. Едва ли.
Нина мотает головой и говорит, что ей пора идти. Доставая пропуск, молится о том, чтобы за выходные Юэль уехал из города.
В комнате для персонала Горана полулежит за столом. Видит Нину, но даже не поднимает головы со сложенных рук.
– Доброе утро, – здоровается она, зевая. – Как отметила Мидсоммар?
– Нормально, – отвечает Нина. – А здесь как все прошло?
Горана закатывает глаза, словно пытается увидеть собственные брови.
– Здесь было не до скуки. Моника из квартиры Г6 сломала руку, и я ездила с ней в больницу. Было очень круто провести там праздничный вечер. Какой-то мужик ходил там весь в крови и с ножом в плече и орал, что ему надо покурить, а другой…
– Как это произошло? – перебивает Нина. – Как Моника сломала руку?
– Она вылезла из кровати. Когда я пришла, она сидела на полу и стучала рукой по кровати. Вот так… Полное безумие. Файзалу пришлось прийти мне на помощь, чтобы мы смогли вызвать «скорую». Они накачали ее успокоительным.
– Как она себя чувствует сейчас?
– С тех пор как мы вернулись, она в основном спала. Я опустила ее кровать насколько возможно – вдруг эта сумасшедшая старуха решит снова перелезть через бортик?
Кажется, Горана заметила, что Нина потрясена, потому что черты ее лица смягчились.
– Прости. Я забыла, что вы давно знакомы.
– Так выражаться неприемлемо в любом случае. С Юэлем уже связались?
– Он не отвечал на звонки все выходные.
Нина так и знала. Наверняка он все еще под кайфом. Может, он даже был у Кати.
– Попробуй еще раз, – просит она и выходит в коридор.
Когда Нина заходит в квартиру Г6, Моника сидит в постели и смотрит в окно. Правое предплечье в гипсе до самых кончиков пальцев. Лицо заливает свет, идущий из окна, и из-за этого серые