что красный мундир будет ему к лицу.
– Мэм, я был счастлив служить вам, вы проявили столько доброты по отношению ко мне. Но сейчас, когда господин Томпсон уехал, в доме стало пусто. Я боюсь беспокоить его королевское высочество, но не могли бы вы похлопотать обо мне…
– Дорогой Сэм… конечно, если ты так решил, хотя мне очень не хочется терять тебя.
Какое же это удовольствие – давать своим друзьям то, чего они страстно желают. Вряд ли можно назвать Сэма Картера другом, но он хорошо служил ей, он выглядел таким несчастным, когда чистил ножи в буфетной.
– Сэр, вы знаете моего Сэмми, который прислуживает за столом?
– Юношу, который склоняется в поклоне подобно нарциссу?
– Да. Трудно в это поверить, но он просится в армию. Как вам известно, я отправила его в школу, так что он получил некоторое образование. Привлекательный мальчуган, но он теряет время, служа лакеем.
– Дай мне все сведения о нем, и я посмотрю, что смогу сделать.
Самюэль Картер был назначен прапорщиком 16-го пехотного полка. Сообщение в бюллетене от апреля 1804 года. Эти назначения ей удалось провернуть довольно просто: каждый раз она просила за одного человека, причем из домочадцев, и никакие деньги не переходили из рук в руки. Сложности возникнут тогда, когда она начнет большую игру. Каждый день у нее находились какие-то оправдания… но Огилви ждал.
Часы пробили девять, и появилась Марта с подносом с завтраком. Был доставлен список визитов и грифельная доска.
– Мэм, опять пришел этот парень, Фью.
– Кто он?
– У него магазин на Бернард-стрит, он говорит, что вы купили у него лампу для Тэвесток-Плейс почти год назад.
– Ту штуковину в греческом стиле, которую лорд Бэрримор разнес на мелкие кусочки? Я помню. И что же он хочет? Продать еще пару древних безделушек?
– Нет, мэм, он говорит, что за лампу так и не заплатили. Он отправил лампу в мастерскую, и за то, чтобы привести ее в божеский вид, с него взяли двадцать фунтов.
– Чепуха! Он сам чинил ее в задней комнате. Прогони его.
Забавно, до нее из Блумсбери добрался счет годовой давности. Но те дни преданы забвению. И долги тоже.
– Как чувствует себя Джордж?
– Он говорит, что ему лучше, но ему не хочется идти сегодня в школу. Он хочет отправиться в казармы лейб-гвардии.
– Пусть мальчик получит удовольствие. Отвези его, Марта.
– А как насчет мисс Мэри и мисс Эллен?
– Они не больны, так что у них будут уроки.
И ей предстоял урок – с Корри, учителем музыки, в половине одиннадцатого. Как и Сэма, его рекомендовал Саттон, но, в отличие от Сэма, учитель музыки больше походил на лилию, чем на нарцисс, причем порядком потрепанную.
– Марта, сегодня утром придет господин Корри. Проследи, чтобы приготовили кабинет и сняли чехол с арфы. В двенадцать – господин Огилви. Мисс Тейлор говорила, что, может быть, она заедет после обеда. Если она появится, скажи, что у меня посетитель и она может подняться к детям: они уже вернутся домой к тому времени. Передай Паркеру, что до четырех экипаж мне не понадобится. Пирсону скажи, что мы будем обедать не раньше семи, но у повара все должно быть готово к половине седьмого на случай, если его королевское высочество вернется вовремя. Мы знаем, как он ненавидит ждать, если обед задерживается. Так, что еще записано на доске?.. Жаркое из утки?.. Это подавалось в воскресенье.
– Я слышала, Людвиг говорил, что повар на Портман-сквер готовил семгу. Если его королевское высочество не приедет туда обедать, блюдо пропадет.
– Не пропадет. Отправь туда Пирсона, пусть принесет его. Но по дороге ему нужно зайти на Джордж-стрит, к продавцу масел, пусть попросит, чтобы рыбу приправили соусом: наш повар не знает, как его готовить. Где мои шлепанцы?
– Здесь, мэм, под кроватью.
– А что в коробке?
– Пелерины, мэм, их принесли от портного. Он отправил несколько штук, чтобы вы примерили, вы можете надевать их по очереди.
– Я не люблю пелерины, пойдут слухи, что я беременна. Пусть Пирсон отнесет их назад, после того как принесет рыбу.
Для учителя музыки подойдет утренний капот, волосы собраны в узел на затылке, локоны забраны лентой. Легкий мазок голубого на веки, больше ничего.
– Мама… Мама…
– Джордж, ангелочек мой! – Вытереть платком ему нос. – А теперь беги к Марте.
Обиженные, с поджатыми губами девочки:
– А почему Джорджу можно?
– Потому, мои маленькие глупышки, что ему всего шесть, и если вы будете себя хорошо вести, я покатаю вас в экипаже. А теперь исчезните и дайте мне одеться.
Внизу, в кабинете, на откидном стуле ждал господин Корри, с круглым и бледным лицом, в ореоле мягких как шелк волос. Он сидел в величественной позе возле арфы, оставив дверь в кабинет открытой в надежде, что случится невероятное и его королевское высочество окажется дома.
Бесполезно. Надежда постепенно перешла в разочарование. Госпожа сбежала по лестнице одна. Она помахала ему:
– Доброе утро, Корри. Я заставила вас ждать? Я всегда опаздываю, никогда не успеваю одеться вовремя.
– Мадам, в этом доме время ничего не значит. Дышать воздухом, которым дышите вы, – райское блаженство. Возле лестницы я встретил ваших очаровательных детишек.
– Надеюсь, Джордж не ударил вас по ноге.
– Нет, мадам. Он поджал свои крохотные губки и скорчил мне очаровательную рожицу, так, ради забавы.
– Я рада, что вы называете это забавой. Когда он мне корчит рожицы, я обычно шлепаю его. Что мы будем петь сегодня?
– Что-нибудь из Моцарта?
– Если это освободит голос, тогда согласна. Но только в качестве упражнения, не больше. Его королевское высочество не любит Моцарта. Он говорит, что ему нравится слушать что-нибудь звучное.
– Звучное… мадам…
– Продолжайте, Корри. Вы же знаете, что я имею в виду. Не «тра-ля-ля», легкое, как дуновение ветерка, а песенки, популярные в Воксхолле, и чем громче, тем лучше.
Немного огорченный, он стоял и ждал, пока она листала ноты, напевая себе под нос.
– Не пойдет. Мое пение будет похоже на вопли отелившейся коровы. Его королевское высочество любит смеяться, а не затыкать уши.
Она сбросила его тетради на пол и отыскала свою.
– Давайте попробуем вот это, мы слышали эту песенку в четверг. «Помчусь я завтра в Лондон» – он даже сможет отбивать такт ногой. А как насчет этого – «Поведал Сэнди о любви»? Третья строфа – самая настоящая бульварщина.
– Если вы настаиваете, мадам, если вы настаиваете.
Она тронула струны. Голоса заполнили комнату. Ее, чистый и звонкий, его, хриплый и полный страсти. Стук в дверь разрушил торжественность момента.