Читать интересную книгу Серебрянные слитки - Линдсей Дэвис

— Елена Юстина, теперь тебе следует рассказать Титу Цезарю про людей, которые приходили в дом твоего мужа. Про тех, кого мы обсуждали в Массилии.

При упоминании Массилии я напрягся, пытаясь не думать об ошибке, которую допустил в гостинице. Елена приняла мою поддержку также спокойно, как всегда. Она повторила рассказ для Тита в своем обычном стиле — говорила прямо, не пытаясь ничего скрыть. Он потребовал назвать имена, Елена перечислила список. На этот раз я вспомнил некоторые из них, хотя они все равно для меня ничего не значили. Куртий Гордиан, брат Гордиана Лонгин. Фауст Ферентин, Корнелий Грацилий…

Тит вскочил, взял блокнот и стал быстро стенографировать. Он не побеспокоился позвать секретаря, вероятно, считая, что это может быть опасно. В любом случае он славился скоростью стенографирования.

Пока он изучал имена, я поинтересовался:

— Будет ли неприлично спросить, допросили ли и задержали ли вашего брата?

— Нет, — холодно ответил он мне. Его лицо ничего не выражало. — Вещественных доказательств вины Домициана нет.

Тит был юристом, и это был ответ юриста. Внезапно он забеспокоился.

— Вы знаете, почему я так спешил домой? Слухи! — он взорвался. — Я присутствовал при освящении Аписа в Мемфисе. Меня короновали диадемой — это часть обычного ритуала, а Рим решил, что я становлюсь императором на Востоке!

— Сегодня во второй половине дня я слышал у цирюльника, что даже у вашего отца возникли такие мысли! — заметил я.

— Тогда вашему цирюльнику следовало бы взглянуть на нас обоих, когда я вчера ворвался во дворец с криком: «Отец, вот он я!» Что касается моего брата, то во время гражданской войны он чуть не лишился жизни на Капитолии, пока у него над головой горел храм Юпитера. Мой дядя, который дал бы ему совет, был только что убит соратниками Вителлия. В восемнадцать лет, без какого-либо политического опыта Домициан обнаружил себя представителем императора в Риме. Это было совершенно неожиданно. Он сделал глупый выбор и понимает это теперь. Никто не может просить меня осудить собственного брата, просто потому что он так молод!

Я встретился взглядом с Еленой. Ни она, ни я не произнесли ни слова.

* * *

Тит потер себе лоб.

— И что говорят у вашего цирюльника про эту неразбериху, Фалько?

— Ваш отец ненавидит неверность, но всегда слушает вас. А пока вы оба находились в Александрии, Веспасиан вышел из себя, когда услышал, что ваш брат намеревается совершить набег на германцев, восставших против него, но вы уговорили его быть терпимым по отношению к Домициану. — Поскольку Тит не стал этого отрицать, я весело добавил:

— Как вы могли заметить, я выбрал цирюльника из-за возможности получать информацию, господин!

Елена Юстина печально посмотрела на меня. Как мне показалось, печалилась она из-за моих утраченных локонов. Я старался на нее не смотреть.

— И что теперь, Цезарь? — спросил я.

Тит вздохнул.

— Отец попросил Сенат предоставить ему церемониальный триумф. Мы будем праздновать захват Иерусалима. По городу пройдет самая грандиозная процессия, которую когда-либо видел Рим. Если у вас есть дети, возьмите их с собой. Больше они никогда в жизни не увидят ничего подобного. Это будет наш подарок городу. Смею сказать, что в ответ будет обеспечено будущее династии Флавиев!

Ситуацию оценила Елена.

— У вашего отца два взрослых сына, и это одно из его достоинств как императора, — задумчиво заметила она. — Флавии предлагают Риму долгосрочную стабильность, поэтому вы с Домицианом должны оба участвовать в параде. Все должно выглядеть гармонично.

— К концу недели положение моего отца закрепится, — ушел от прямого ответа Тит. — Фалько, у моего цирюльника говорят, что теперь ни преторианцы, ни мой брат не станут противостоять отцу. Эти люди хотят продолжать ходить по земле и забыть о прошлом. Теперь, после того как у меня появился список имен, я готов позволить этим людям ходить по…

Я долго смотрел на него, потом хмыкнул.

— И за этим вы ходили к цирюльнику?

У Тита Цезаря были густые, пышные волосы, по моде аккуратно подстриженные, но слишком длинные, чтобы сохранились красивые завитки. Я ненавижу красивых мужчин, в особенности если они постоянно посматривают на женщину, которая пришла со мной.

— Что это значит, Фалько? — спросил Тит, которому не было весело.

— Судя по выдаваемой им информации, господин, ваш цирюльник — просто разбойник.

— Фалько!

Это крикнула Елена, пытаясь снова спасти меня от утопления, но я продолжал говорить.

— Он не прав по двум причинам, поскольку кое-кто посчитал необходимым заставить Пертинакса замолчать, и этот факт должен вас во многом убедить. — Тит смотрел на меня спокойно и явно хотел услышать продолжение. — Цезарь, ни вы, ни я не можем отпустить этих предателей. Даже притом что Трифер их обманывал, они получили внушительную часть серебра империи, которое требуется вашему отцу. И есть еще одна причина. Красивая честная и преданная долгу шестнадцатилетняя девушка по имени Сосия Камиллина.

Елена Юстина смотрела на меня не отрываясь, от этого взгляда мне стало неловко. Я продолжал настаивать на своем, не обращая внимания на них обоих.

Тит Цезарь провел пальцами обеих рук по ухоженным волосам.

— Вы абсолютно правы. Мой цирюльник — негодяй и преступник, — сказал он.

* * *

Он мгновение смотрел на меня.

— Люди недооценивают вас, Фалько.

— Люди недооценивали Веспасиана на протяжении шестидесяти лет!

— Дураки до сих пор недооценивают. Позвольте мне передать вам его указания.

Они ранее пытались меня обмануть и надуть. Тит до сих пор хотел меня отодвинуть и позволить делу против Домициана тихо умереть, но я обратил внимание, что он подготовил речь на тот случай, если попытка провалится. Он с готовностью склонился вперед.

— Исключите имя моего брата из ваших вопросов. Найдите серебро и убийцу этой невинной девушки. Важно опознать человека, который это все спланировал.

Я предложил увеличить мне оплату. Он решил, что за то же дело они будут платить те же самые деньги. Я всегда был падок на логику и согласился.

— Но я не могу исключить Домициана.

— Вы должны, — ничего не выражающим голосом заявил мне Тит.

Затем штору за нашими спинами внезапно отдернули в сторону. Я начал поворачиваться, желая посмотреть, что там происходит. Человек, вошедший без объявления, начал насвистывать. С большим удивлением я узнал мелодию.

Это была песня о Веспасиане, Тите, Беренике. Солдаты распевали ее по вечерам тихими голосами, всегда похабно и пьяно ухмыляясь. Ее пели в барах, борделях, с завистью и одобрением, и ни один солдат, которого я знал, никогда не стал бы повторять ее здесь. Звучала она так:

О-о, старик улыбнулся!Затем молодой мужик улыбнулся!Итак, царица всех евреевНа самом деле не могла проиграть.Ей требовалось только выбрать,Когда старикИ молодой мужик улыбнулись!

Только один человек посмел бы насвистывать так нагло в присутствии Цезаря — другой Цезарь. Веспасиан сидел во главе стола на банкете, поэтому я понял, кто зашел к нам без предупреждения. Домициан, младший брат Тита Цезаря, красавчик, замешанный в нашем заговоре.

Глава 44

— Наверное, это было состязание, брат! Борьба!

— Не вся жизнь — борьба, — спокойно сказал Тит.

* * *

В случае Домициана «титул учтивости» казался ироничным. У него были фамильные локоны, типичная для Флавиев выступающая вперед нижняя челюсть, бычья шея, квадратное тело. Домициана отличало крепкое телосложение, но выглядел он как-то неубедительно. Он был на десять лет младше Тита, что объясняло и его недовольство, и желание брата его защищать. Несмотря на то, что Домициану уже исполнилось двадцать лет, лицо его все еще сохраняло детскую мягкость, пухлость и розовощекость.

— Простите! — воскликнул он.

В первое мгновение я подумал, что он обладает способностью брата обезоруживать. Во второе я решил, что он просто хороший актер.

— Что здесь происходит — вершатся государственные дела?

Я вспомнил, как роли Домициана в государстве быстро положил конец папа-император.

— Этого человека зовут Дидий Фалько, — представил Тит, в этот момент говоривший голосом полководца. — Он — родственник центуриона из моего легиона, служившего со мной в Иудее.

До меня наконец дошло, что эту работу я получил благодаря брату. Веспасиан с Титом знали Феста, поэтому и доверяли мне. Не в первый раз в жизни я думал о брате со смешанными чувствами. Не впервые за время расследования этого дела я чувствовал, что до меня все ужасно медленно доходит.