Читать интересную книгу Сага о бедных Гольдманах - Елена Колина

С легкостью распознав в госте знакомую робко-нагловатую породу провинциалов, Додик вспомнил, как сам своим обаянием приручал, задабривал большой город. Тогда, в юности, он не обозначал словами свое одиночество. Динин отец, дядя Наум, помогал, дядя Моня с Маней старались как могли, тетки подкидывали, кормили... Додик вздохнул. Ему повезло, у него была замечательная семья!

– Аня очень похожа на свою сестру, – светски произнес Олег. Он начисто забыл все, что она ему рассказывала, помнил только, что была там какая-то сестра.

– Вряд ли, троюродные не слишком близкое родство, – безмятежно ответила Дина.

«Дина, конечно, великая женщина, но уж больно тяжелая. – Додик положил Олегу салат: вдруг, несмотря на всю свою сдержанную светскость, парень голоден и стесняется. – Это ведь и мои родственники тоже, я бы, например, хотел увидеть дядю Моню, да и Костю с Веточкой, ведь вся жизнь прошла рядом...» – взбунтовался про себя он.

«Кажется, я что-то не то сказал», – догадался Олег, почувствовав Динину холодность. Он всегда чувствовал отношение людей и старался всем нравиться.

– Сколько у вас книг... Вы, наверное, много лет собирали такую огромную библиотеку! В этих шкафах собрания сочинений, а в этих все разное... Вам нужен каталог, как в библиотеке, – восхитился он и увидел, как довольно улыбнулся Додик.

– Каталог, – поправила Дина с каменным лицом. Она сидела в засаде, поджидая ошибку, и теперь бросилась на нее, довольно пощелкивая зубами. Обычно это происходило из чистой любви к русскому языку, но иногда, как сейчас, она желала поставить собеседника на место.

Олег всегда знал силу своего обаяния, научился включать еще со школы, с учительницами, даже с мамой. Для мамы оно было искренним, просто чтобы ей было приятно, что у нее такой сын. Для мамы, но не для чужих. «Ах ты, старая сука...» – думал он, глядя в глаза соседке или учительнице, и светло улыбался.

– Мама тоже меня всегда поправляет, она учительница русского и литературы, – мягко улыбнулся он.

Динино лицо немного распустилось.

– Мы с вашей мамой коллеги.

– Может быть, сыграем в карты? – предложил Додик.

«Черт, только этого еще не хватало, играть в карты со старыми мудаками!»

– Давайте сыграем, с удовольствием!

«Мальчишка наверняка не знает ничего, кроме самых простецких игр, как бы его не обидеть», – подумал Додик и предложил сыграть в подкидного.

– Олег, а в преферанс ты умеешь? – пропела Аня. – Мама с папой на пляже всегда играли и меня научили, я, правда, плохо играю. Мы дома иногда играем, не на деньги, конечно, на спички.

В преферанс играли сначала томно-вежливо, но вскоре Олег оживился, и его чинные манеры в стиле «хороший мальчик в гостях у школьной подружки» сменились жестким взглядом и короткими решительными жестами. Дина сидела со скучающим видом, но из-за карт бросала на гостя короткие заинтересованные взгляды.

Олег оказался азартным, всерьез собрался и по-детски упрямо стремился выиграть, так вдумчиво считал, яростно думал, всерьез прикрикивал на Аню и даже на Додика, будто, проиграв уже состояние, поставил на кон родительское имение. «Мальчишка, хоть и строит из себя опытного, взрослого человека», – беззлобно подумал Додик, удивившись, что Олег серьезно отнесся к ненастоящей карточной игре не знающих, как вместе провести время, людей. Ладно бы играли на деньги!

– «Этого не может быть!» – сказал Зяма, впервые увидев жирафа... – убедившись, что выиграл Олег, задумчиво пробормотал Додик.

Дина толкнула мужа в бок и приятно улыбнулась.

– Олег, вы всегда так азартно играете? Любите карты? – осторожно спросил Додик.

Дина нахмурилась:

– В русской литературе множество примеров пагубного влияния карт... Вспомните Достоевского, Чехова, Куприна... А кстати, у Бунина есть такой рассказ.

– Карты я не люблю, играю редко, – отрапортовал Олег, – я все делаю серьезно, считаю, человек всегда должен стремиться к успеху, иначе какой смысл чем-то заниматься?

– Это похвально. Ну а к учебе вы относитесь так же серьезно? – учительским голосом поинтересовалась Дина.

– У меня почти одни пятерки, я в аспирантуру собираюсь. – Вранье, но не целиком, а частично: пятерки были, а аспирантура пока что не светила, он же иногородний, так что, естественно, имелись проблемы.

«У девчонки фамилия Гольдман... Они евреи», – думал Олег, осторожно всматриваясь в лица хозяев. Румяная Аня была похожа на красавицу молдаванку из старых советских фильмов, ее родители тоже не отличались ярко выраженной семитской внешностью. Отец вообще светлый, лысый, но видно, что светлый, и Динино суховатое лицо не кричало о своей национальности ни носом с горбинкой, ни... что там еще полагается? Олег не был силен в определении национальности по лицу, и если бы не фамилия Гольдман, ему бы и в голову не пришло, что эта хорошенькая девица, его новая знакомая, – еврейка.

Со словом «евреи» у Олега с детства ассоциировался стиль жизни, отличный от остальных. Мама всегда отзывалась с уважением о соседской семье Фридманов: у них единственных во дворе была машина, красный «Москвич», иногда дядя Юра Фридман возил на нем на речку всех мальчишек со двора по очереди, сын Фридманов играл на пианино и был отличником с первого до последнего класса. «Быть евреями» для Олега означало иметь хороший правильный быт, воспитанных детей, пианино и машину на фоне поголовных велосипедов и мотоциклов. Как у соседей Фридманов или как в этом доме. Стол, красиво накрытый без всякого важного повода, коньяк в старинном хрустальном графине, хрусталь без счета, невиданной роскоши мебель, столовое серебро... «Евреи» означало – интеллигентные, «культурные», подтверждение тому – множество книг и Додик в галстуке. Всё вместе кричало о качественно иной жизни. Ему очень нравилось в этом доме, нравилось все, кроме Дины.

Еще раз выпили чаю, уже гораздо более расслабленно, даже приятно, и визит подошел к концу. Снова выстроились в прихожей, Додик чуть впереди, словно защищая свой дом, за ним Аня и на заднем фоне усталая Дина. Натужная вежливая гримаса на ее лице, не дождавшись ухода гостя, сменилась откровенным облегчением.

«Мамаша – крыса, а мужик классный, – заключил Олег. – Хорошо бы встретиться с ним еще раз». Так он и подумал – «с ним», как будто Дины в этом доме не было.

«Непростой парень, обаяние, азарт, влюбилась наша девочка...» – загрустил Додик.

«О господи, как же мне плохо, а тут еще этот... – Дина представила, что сейчас бросится на пол и начнет кататься по прихожей, и усмехнулась: – Сейчас как затопаю ногами, закричу: „Я хочу Маню, Маню мне надо!“ – вот они удивятся, а то думают, что я автомат, я не человек...»

«Ухмыляется противно, вот сука!» – Олег вежливо улыбнулся.

«Милый, милый, милый!» – трепетала Аня.

Приходя из института, Аня кружила у телефона, хищно бросаясь на каждый звонок. Сначала она ждала нетерпеливо, затем ждала безнадежно, а потом поняла, что Лиза не позвонит. Набрать номер было просто, но невозможно, в их отношениях Лиза всегда была главной: захочет – сама позвонит, а если не звонит, значит, и Ане нельзя.

Она все-таки позвонила. Долго прикидывала, когда можно застать Лизу дома, решилась, набрала номер, послушала Монино дребезжащее «але-але, вас не слышно», испугалась, что придется говорить с ним о Мане... Что она могла сказать? «Мне очень жаль»? Или еще труднее: «Я выражаю вам свое соболезнование»? Аня осторожно положила трубку на рычаг, чувствуя, как кузнечиком прыгает сердце.

4 ноября

Аня дышала в рукав, в рыжие заледеневшие ворсинки лисьей шубки. Она так долго караулила сестру у редакции газеты, так долго ждала и так замерзла, что чуть не упустила. Аня надеялась, что Лиза будет одна, но она вышла, поддерживая под руку высокую беременную девушку с недовольным лицом.

– Лиза! – Аня слабо махнула рукой, выдвинувшись из темноты. – Это я... не сердись, – заторопилась она. – Ты не звонишь, все не звонишь и не звонишь... Вот я и решила...

Лиза рассматривала ее, не отвечая ни слова, будто что-то обдумывала. Она не хотела видеть Аню и прекрасно отдавала себе отчет почему.

Иногда, перед сном, Лиза любила подумать о своих мелких прегрешениях, вытаскивала их на свет, рассматривала и даже систематизировала: вот это – ее вечная зависть, и пора бы уже перестать считать, что она, Лиза, хуже всех, а вот это – слабость, а слабой быть нерационально, нужно делать над собой усилия, иначе съедят... А вот вчера, например, она соврала Маше, что ее пригласили на просмотр в Дом кино, хотя приглашение пришлось выцарапывать в обмен на обещание съездить на задание. А история с Аней была слишком неприятной, чтобы ее помнить. Именно поэтому она и не желала видеть сестру. Зачем трогать то, что болит... Вот у англичан есть замечательная пословица про скелеты, которые не надо вытаскивать из шкафа. Сестра была тем «скелетом», вот пусть бы и лежала в шкафу, на полке с надписью «Детство»... Или нет – «Детские шалости»!