Читать интересную книгу «Козни врагов наших сокруши…»: Дневники - Никон Рождественский

Нам говорят, что древние отцы и учители Церкви, краса ея, великие святители, изучали науки даже в школах языческих, “хвалились (неудачное выражение) не простотою своею, но многоученостью”. Не спорим против “многоучености”, но как бы за нею не потерять из виду того “единаго на потребу”, что составляет душу служения пастырскаго и что так ревниво сохранили в себе древние ученые пастыри. Давно сказано, что нельзя “объять необъятное”, а потому и должно поставить дело так, чтобы, гоняясь за “необъятным”, не упустить неотложно необходимаго, не допустить духовнаго юношу увлечься тем, что для пастыря должно стоять на втором плане, что питомца духовной школы увлечет на иной путь и он будет потерян для служения Церкви. Примет ли во внимание грядущая реформа семинарий насущныя потребности Церкви? Богослужение у нас совершается на славянском языке: и прежде наша интеллигенция да и народ плохо его понимали, но все же в гимназиях еще обучали юношей этому священному языку. Теперь же его выбросили из курсов гимназий; народ прежде учился еще по Часослову и Псалтири, теперь и этого не стало. Старые семинаристы, также учившиеся по славянскому букварю и читавшие в детстве Четьи-Минеи и др. церковнославянския книги, лучше знали священный язык Церкви и больше понимали богослужебныя песнопения и каноны, чем нынешние. Ныне далеко не всякий студент семинарии переведет вам на русский язык Любите убо нам или Странствия Владычня, немногие могут перевести даже пасхальный канон: это ли не насущная нужда современнаго пастырства? Ведь, и сектанты соблазняют православных, чаще всего указывая на неудобовразумительность богослужения. Церковь нуждается в том, чтобы каждый пастырь был миссионером, чтобы он не нуждался в особом епархиальном или ином каком миссионере при встрече с еретиком, чтобы с достоинством мог отвечать каждому вопрошающему об уповании. Нынешние семинаристы далеко не все отвечают такому идеалу: лучше ли будут выходить из преобразованных семинарий пастыри? Нам говорят, что вот именно с сею-то целию и вводится в семинариях обязательное преподавание одного из новых языков, “питомцам духовных школ, говорят, нужно изучать и вавилонскую, и персидскую, и индийскую премудрость, а для этого читать немецкия, английския и французския книги; точно так же и для многих других апологетических и богословских исследований, вообще, в широком смысле слова, требуется знание новых языков”. Нас уверяют, что “часто местному священнику даже захолустнаго прихода в борьбе с сектантством положительно необходимо непосредственное знакомство с немецкою сектантскою литературой”. Мы понимаем, когда речь идет о высшей духовной школе, об академиях, но, простите, решительно недоумеваем: как батюшка, живущий в захолустном приходе, будет углубляться в немецкия книги и оттуда почерпать то, что ему нужно для борьбы с сектантством? Не спорим, было бы хорошо, если бы все наши батюшки сельские обладали даром ведения всех языков мира и оттуда, даже с санскрита, черпали мудрость. Да мыслимо ли это? До того ли сельскому батюшке, да еще “захолустному”, чтобы читать немецкия книги, когда ему нужно и служить, и требы справлять, и проповеди готовить, и писать разныя таблицы для консистории, для земскаго статистическаго комитета, и каждый день работать в школе, да еще не в одной. Не говорю уже о домашнем хозяйстве: ведь при 300 руб. годоваго содержания не лишне и землю-матушку обработать, чтобы хоть свой кусок-то хлеба иметь… А тут ему говорят: изучайте ереси по первоисточникам, читайте немецкую литературу! Да он, живя в селе, разучивается читать по-гречески и по-латыни, несмотря на то, что в училище и семинарии изучал эти языки чуть ли не в продолжении десятка лет. Он едва ли будет в состоянии, не говорю уже обстоятельно, истолковать, а хотя бы только передать в связном толковом изложении порядок мыслей в посланиях Апостола Павла. Он не читал святых отцов Церкви, необходимых ему руководителей в деле учительства и пастырства. Он даже не слыхал в семинарии о писаниях святых подвижников, вроде аввы Дорофея, Нила Сорскаго, Иоанна Лествичника, а между тем, если он хочет учить своих пасомых, да и самого себя, духовной жизни, то без них ему трудно обойтись. Он мало знает или вовсе не знаком с писаниями даже епископа Феофана Затворника, не вчитывался в творения родных отцов – Тихона Задонскаго, Димитрия Ростовскаго… Ведь если он хочет быть добрым пастырем, то он должен все это изучить: да, изучить, чтобы там черпать опыт духовной жизни, чтобы учение Церкви о спасении с его положительной стороны выяснять не на основании полузабытых семинарских учебников, а по первоисточникам, хотя бы в переводе на русский. Ведь если он не будет основательно знать положительное учение, то как он будет его защищать против еретиков? Уж не при помощи ли немецких сочинений на немецком языке? Ведь додуматься до этою можно только в петербургском кабинете… Я не спорю против пользы знания новых языков для сельскаго священника. Я утверждаю только, что из тысячи таких священников едва ли найдется один, живущий где-нибудь по соседству с немецкими колонистами, который использовал бы это знание. Знаю, что нужны языки для поступающих в духовную академию, но ведь таких в каждом курсе один-два много три; и вот ради этих двух-трех счастливцев должны учиться обязательно новым языкам все их товарищи. Не лучше ли, не полезнее ли использовать часы уроков новых языков на апологетику, на практические занятия проповедничеством, на изучение души человеческой не по “произведениям светской литературы”, а по учению св. отцов Церкви, этих великих знатоков души, всю свою жизнь отдавших именно на ея изучение… Как жаль, что наша церковная власть в свое время не поручила святителю Феофану Затворнику составить учебник психологии по творениям святых отцов и учителей Церкви! Никто не мог бы выполнить этой задачи лучше этого святителя-подвижника. А то ведь – что грех таить? – в наших духовных семинариях вместо психологии преподается в сущности патология души человеческой. Учебники психологии составлены на основании западных писателей, коих миросозерцание далеко от учения святоотеческаго. И за что такое, можно сказать, пренебрежительное отношение наших ученых профессоров к святым отцам? Наши философы, наши психологи в их писания не заглядывают. Недаром еще в половине прошлаго столетия известный ученый И. В. Киреевский говорил, что пора нам обратиться к святоотеческой литературе и там искать новых, лучше сказать – старых забытых путей для православной философствующей мысли, которая, совершив круг, стоит ныне на том же месте, где была в V веке. Ужели и в области богословской и философской мысли мы обречены идти в хвосте западных ученых, рабски воспроизводя все – и доброе и худое – в их научных работах? Но об этом я сказал лишь к слову и кстати. Известно ведь, что лучшие руководители в духовной жизни обретаются в монастырях, а там они воспитываются на святоотеческих писаниях. Ясно, что в этих писаниях следует искать и лучшаго руководства при изучении души для пастырей душ верующих. Та м – лучший источник и для нравственнаго, и для пастырскаго богословия, и для гомилетики, и для психологии, и для герменевтики, и для всех прочих богословских наук. К сожалению, в последнее время изучение греческаго языка, как языка Новаго Завета, значительно ослабело даже против того времени, когда учились мы, семинаристы 70-х годов. И в этом повинно само духовно учебное ведомство. В объяснительной записке к программе по Св. Писанию прямо указывается, что к греческому тексту следует обращаться только в более затруднительных местах. А ведь не так было прежде! Я боюсь, что за множеством предметов мысль учащихся не будет иметь возможности углубляться в более важные для будущаго пастыря предметы: образование будет поверхностное, неглубокое, “всего понемножку”: тут и медицина, и химия, и гигиена, и новые языки, не говорю уже о предметах, входивших в круг семинарскаго курса и прежде. Я, например, решительно не понимаю: на что пастырю Церкви тригонометрия? Я учился этой науке, имею по ней балл “5”, но откровенно говорю, что в памяти моей остались синусы и косинусы без всякаго применения. Больше имело бы применения художественное образование: рисование, например, или познания в иконописи мне и теперь оказывают услугу. В наше время хорошо бы семинариста заставить полюбить родную старину: сколько дорогих древностей в сельских церквах продается скупщикам за безценнок или в обмен на рыночныя паникадила, подсвечники и подобное, и уходит даже за границу! А батюшки наши даже и не подозревают их ценности. Недавно мне один священник рассказывал, что староста хотел обменять древнее облачение на два новых, а облачение это, по местному преданию, дар царя Алексея Михайловича… Сам же старьевщик оценил его в 1500 руб. Что же получил бы он за границей?! А одно такое облачение пошло в могилу: в него облачили старичка-священника, и новых риз пожалели, а вот старое на него надели…