шерстяной промышленности отчетливо выделяются три периода: медленный рост до 60-х гг., ускорение с 60-х гг., но в последние десятилетия XVIII в. развитие снова затормозилось.
Трудности в этой подотрасли начались еще в начале столетия. Не хватало сырья: шерсть как товар на рынке до-петровской России не фигурировала. Был издан указ, предписывавший продавать шерсть на Суконный двор. Но так как и после этого шерсть не поступала, была установлена казенная монополия на закупку не только шерсти, но и овчин: предполагалось с них состригать шерсть. Был запрещен и экспорт шерсти. И все же спрос рождал предложение: шерстяные мануфактуры в конечном итоге были обеспечены российским сырьем.
Петровские суконные мануфактуры производили в основном не сукно, а каразею – ткань низкого качества, которая годилась только на подкладку. Желание Петра «не покупать мундира заморского» при его жизни выполнено не было. И даже в середине века каразея преобладала в продукции суконных мануфактур. Только в 60-х гг. производство сукна было освоено полностью.
Чем объяснялся застой в конце века?
Во-первых, тем, что шерстяная промышленность в XVIII в. работала на казну, а не на рынок. В 40-х гг. она давала лишь половину необходимого для армии сукна, остальное приходилось покупать за границей. Лишь к концу столетия отечественное производство стало полностью удовлетворять потребности армии. Появились излишки, которые можно было бы продавать на рынке. Но солдатское сукно и каразея, которые готовили мануфактуры для казны, не годились для продажи на вольном рынке. А казенные потребности были уже насыщенны.
К тому же цены, по которым продукция сдавалась в казну, были «указными», т. е. установленными государством. А на рынке в конце века цены существенно повысились. Рубль подешевел. И указные цены на шерстяные ткани оказались убыточными. А убытки, как известно, ведут к сокращению производства. Это и было первой причиной застоя.
Во-вторых, в отличие от других отраслей текстильной промышленности в шерстяной решительно преобладали посессионные и вотчинные мануфактуры. Конечно, это было связано с работой на казну. Государство обеспечивало работавшие на него предприятия рабочей силой. И наемные рабочие в отрасли к концу века составляли только 10 %. Но в крепостной мануфактуре используется определенный контингент рабочих, поэтому она не может увеличить производство. Иными словами, она не приспособлена для расширенного воспроизводства А основание новых посессионных мануфактур, как уже сказано, в конце века было уже запрещено. Это и явилось второй причиной задержки роста суконной промышленности.
Хлопчатобумажная промышленность в XVIII в. была новой отраслью не только для России, но и для Западной Европы. Хлопок в Европе не выращивали. Хлопчатобумажная промышленность России рождается только во второй половине XVIII в., причем рождается «задом наперед» – сначала возникают набивные предприятия, потом ткацкие и лишь в последнюю очередь прядильные, но прядильные – уже в XIX в.
Первые мелкие кустарные предприятия основываются на путях, которыми шел хлопок в Россию. Один путь шел через Астрахань, и там зарождается хлопчатобумажное производство. Занимались им переселенцы из Армении, которые бежали сюда от турецко-персидского разорения своей страны. Дело в том, что в Армении хлопчатобумажное производство было известно давно.
На пути хлопка из Астрахани вверх по Волге возник еще один пункт его переработки: в немецкой колонии Сарепте началось производство «сарпинки» – ткани в полоску и клетку из окрашенной пряжи.
Еще один пункт кустарного хлопчатобумажного производства возникает на пути хлопка из Средней Азии – в Казани. Здесь появляются татарские предприятия, которые готовили ткани в расчете на местного потребителя с восточными вкусами.
Первое крупное предприятие мануфактурного типа в центре было набивным – мануфактура англичанина Козенса. Она была основана в Петербурге в 50-х гг. Затем появляются другие набивные предприятия. Центром набивного производства постепенно становится с. Иваново. Крестьяне этого села нанимались на московские мануфактуры, перенимали производственные секреты, а затем начинали сами набивное дело.
В конце 60-х гг. появились первые бумаготкацкие предприятия. Одним из главных центров этого производства тоже стало Иваново. А первое бумагопрядильное предприятие было пущено в ход только в начале XIX в.
К началу XIX в. в России действовало 240 бумажных мануфактур, на которых было занято 2000 рабочих и производилось более 4 млн аршин ткани. А вся текстильная промышленность в это время насчитывала свыше 1000 предприятий, 77 000 рабочих и выпускала 30 млн аршин ткани [5].
9.6. Остальные отрасли цензовой промышленности
Переходя к остальным отраслям промышленности и выяснению особенностей развития предпринимательской деятельности в этих отраслях, следует оговориться, что в XVIII в. лишь немногие из них были оформлены в заведения, доступные официальному учету. Заведением (или заводом) называлось производство, которое имело отдельное производственное помещение или сооружение: кожевня, винокурня, «будный майдан». Заведение было не обязательно мануфактурой или даже простой капиталистической кооперацией. Например, кожевню, в которой работало несколько человек, включая хозяина, можно отнести только к простому товарному производству, потому что хозяин здесь не был капиталистом: он существовал за счет своего труда, а не прибыли с капитала. Тем не менее сведения о кожевнях в той или иной степени регистрировались отвечавшими за хозяйство чиновниками, учитывались авторами хозяйственных описаний и потому сохранились до нашего времени. Число кожевен можно было сосчитать и учесть. Такие предприятия, пусть маленькие, но доступные официальному учету, принято называть цензовыми. Таким образом, в ценз попадали мануфактура, простая капиталистическая кооперация и частично – простое товарное производство.
Но большая часть промышленности в ценз не попадала, потому что не была оформлена в доступные регистрации заведения. Так, полностью за пределами ценза оставалось производство одежды и обуви: портные и сапожники работали по домам. По домам, выполняя заказы потребителей, работали столяры. Ножи, ножницы, гвозди и прочие металлические изделия готовили кузнецы. Правда, кузница представляла отдельный производственный объект, но в состав цензовой промышленности не включалась. Чиновники, ведущие учет, отличали ремесло, т. е. работу на заказ, от работы на рынок, и ремесленников в ценз не включали. Кузнецы же явно относились к ремеслу. По этой же причине не включались в ценз мукомольные мельницы: мельники тоже работали на заказ и даже плату за помол брали мукой, а не деньгами. По домам коптилось мясо, приготовлялся сыр, выжималось растительное масло из семян льна и конопли. Почти вся пищевая и подавляющая часть легкой промышленности оставались вне ценза. Артели плотников строили дома, такие же артели по подрядам готовили суда, но они не имели отдельных производственных помещений, распадались с окончанием строительства, а потом собирались вновь, и учесть их как отдельные производственные объекты было невозможно. Таким образом, цензовая промышленность, которую мы рассматриваем, представляла в XVIII в. лишь верхушку айсберга, состоявшего в основном из ремесла и народных промыслов.
В XVIII в. в составе цензовой легкой