по-еврейски Аваддон, а по-гречески Аполлион, что значит губитель» и он ведёт «
полчища аггелов (…)
на этот Город в наказание за грехи его обитателей». Что совершенно очаровательно – Турбин с такой трактовкой соглашается: «
это вы большевиков аггелами? Согласен»! Правда, именно эта часть романа была издана только в 1966 году, и реакции надзорных органов на вопиющую неполиткорректность мы не знаем.
Сам он считает свою болезнь как раз наказанием за грехи, но к греху его подвёл предтеча сатаны – Михаил Шполянский: «человек с глазами змеи и с чёрными баками», «он молод. Но мерзости в нём, как в тысячелетнем дьяволе. Жён он склоняет на разврат, юношей на порок». Тот самый Шполянский, который помог ему издать своё богоборческое стихотворение… И тот самый Шполянский, с которым уже заочно (через Юлию Рейсс) был знаком доктор Турбин.
Естественным образом появляются аналогии: молодой (правда, 23-х, а не 24-х лет) поэт, который интересуется проблемами богоборчества и Священного писания, и у которого после знакомства с посланцем сатаны съехала крыша и он оказывается в психушке, – в практически нетронутом виде переносится в роман «Мастер и Маргарита».
Разница есть, конечно, и она фундаментальна: в 1918 году в Киеве поэт Русаков может найти поддержку в церкви (причём речь идёт не просто о моральном утешении, но и о действенной помощи – направлении к врачу); в 1930 году в Москве поэт Бездомный такой поддержки найти не может и даже не пытается её искать.
Ну и, разумеется, Иван Бездомный писал стихи не путанно-футуристические, а вполне себе соцреалистические, может, с изрядной долей плакатности в духе Демьяна Бедного.
Кофе по-варшавски
В романе «Белая гвардия» роль Александра Брониславовича Студзинского проходная. Он просто один из честных офицеров-«турбинцев». В пьесе «Дни Турбиных» его роль существенно выросла. Но действительно всеми красками этот образ заиграл только в фильме Владимира Басова, где Студзинского воплотил Пётр Щербаков.
То, что Студзинский – персонаж далеко не главный, видно просто из того, что у него нет определённой биографии (хотя Булгаков её, безусловно, прорабатывал). Он офицер (штабс-капитан), артиллерист. Имеет, разумеется, военный опыт. В мортирном дивизионе он – старший офицер. Ну и всё.
Прототипы
Если у других персонажей романа булгаковеды находят несколько прототипов в окружении Булгакова, то в случае со Студзинским ничего такого не наблюдается.
Старательный Борис Соколов находит даже две фигуры, у которых писатель мог позаимствовать инициалы этого персонажа.
Во-первых, это Александр Брониславович Селиханович – учитель русской словесности и философской пропедевтики 1-й Киевской гимназии. Среди его учеников были, кроме Булгакова, Константин Паустовский, Александр Вертинский, Серж Лифарь, и др. Также он преподавал в Фрёбелевском институте (там работала мать писателя Варвара Михайловна).
От Селихановича в образе осталось только имя – сам он в армии никогда не служил, продолжал преподавательскую работу в Тбилиси, Баку, Самарканде, Владикавказе (уже через десятилетие после того, как там жил Булгаков), Пскове, Пятигорске…
Во-вторых, это Бронислава Нижинская – балерина, сестра великого Вацлава Нижинского, жена друга Булгакова и одного из прототипов Мышлаевского – Николая Сынгаевского. Тут связь ещё более неопределённая.
Скорее всего, у Булгакова был знакомый (или знакомые), которые соответствовали биографическим и личностным чертам Студзинского, но о них исследователям неизвестно.
Экзистенциальная проблематика
И в «Белой гвардии», и в «Днях Турбиных» Булгаков изучает проблему выбора, который вынуждены делать интеллигенты в военной форме во время Гражданской войны.
С одной стороны, мы видим выбор полковников Малышева/Турбина (и вполне исторического генерала Келлера) – в условиях невозможности дальнейшего сопротивления и предательства штабов распустить подчинённых, по возможности избежав жертв.
В более последовательной форме этот выбор демонстрирует Мышлаевский, изъявляющий готовность служить в Красной армии, поскольку она действительно русская. И то правда – он ведь присягал государству, которого уже нет, а служить-то он обещал стране и народу, которые никуда не делись.
С другой стороны, мы видим выбор Студзинского – ехать на Дон, воевать за единую и неделимую…
В фильме «Дни Турбиных» этот выбор представлен как выбор человека, лишённого воображения, даже недалёкого, более военного, чем интеллигента. Этот образ отлично удался Щербакову.
Для такого человека важна присяга, и он не склонен к интеллигентскому самокопанию, которое приводит к разным неуставным выводам. И в романе, и в пьесе именно Студзинский выступает инициатором ареста Малышева/Турбина, распускающих дивизион – при всем уважении к командиру, он пуще приказа чтит присягу.
Собственно, это вот противостояние Мышлаевского и Студзинского – главный конфликт, который разворачивается за кремовыми шторами дома Турбиных. Правда, как конфликт он не воспринимается, поскольку обе стороны ведут себя интеллигентно, свою позицию обосновывают, но обратить оппонента в свою веру не пытаются.
Вполне вероятно, что, если бы Булгаков, как планировал, превратил «Белую гвардию» в трилогию, на страницах последующих книг Мышлаевский и Студзинский встретились бы на поле боя. Так, как это произошло у Алексея Толстого в «Хождении по мукам». Трилогия не состоялась, в «Беге» никаких намёков на противостояние офицеров по разные стороны фронта нет.
Национальный вопрос
Основатель Киевского университета император Николай I говорил, что университет должен стать оплотом великорусской идеи. Понятно, что противостоять он должен был отнюдь не идее украинского сепаратизма. Большая часть украинского дворянства и образованной части общества была или польской по происхождению, или полонизированной.
Кстати, в красном корпусе университета есть два полукруглых выступа (в Москве такой выступ можно обнаружить на задании факультета журналистики МГУ на Моховой). В одном из них была православная церковь, а в другом… католический костёл. О том, что в университете преподавался католический закон Божий, пишет и Паустовский.
Это хорошо видно и по историческому окружению Булгакова, и по фамилиям героев «Белой гвардии» и «Дней Турбиных». Среди них действительно много поляков.
Студзинский же, что называется, «расовый» поляк.
В ранней версии пьесы Студзинский хочет уходить с петлюровцами, чтобы не остаться в городе при Советской власти (кстати, разумная осторожность – большевики офицеров не очень-то привечали, даже если те с ними не воевали) и даже предъявляет Мышлаевскому соответствующий документ. Тот отвечает: «какие тут шутки! Дело совершенно серьёзное. Студзенко… Чёрт знает, что за фамилия! Какой ты Студзенко, когда тебя акцент выдает? Когда с тобой заговоришь, так кажется, что кофе по-варшавски пьёшь…»
Ни в мхатовском спектакле, ни в фильмах у Студзинского никакого акцента нет. Правда, и в последней редакции пьесы ничего особенно польского, кроме отчества и фамилии, у этого персонажа не заметно. Булгаков решил не акцентировать внимания на национальности персонажа (как не акцентировал он его в романе).
Отметим, что собственно