Читать интересную книгу Воруют! Чиновничий беспредел, или Власть низшей расы - Максим Калашников

Лозунг «Недоедим, но вывезем» принадлежит министру финансов Александра Третьего, математику Вышнеградскому. Как вы понимаете, он сие не для красного словца ляпнул: действительно, голодали – но вывозили. Причем вышнеградские всегда ели досыта, обрекая на голодуху русский народ. Главное – вывезти и получить валюту. Прошу, читатель, запомнить минимальный физиологический минимум для прокормления России при царях: не менее 19,2 пуда на душу населения (15,3 пуда на хлеб для людей, 3,9 пуда – на минимальный корм скоту. Это – нормы Госплана СССР начала 1920-х годов). Меньше – уже голод или недоедание. Запомнили? Пойдем дальше.

Чтобы нас не обвинили в предвзятости, предоставим слово антисоветчику высокой пробы, стороннику идеи народной монархии Ивану Солоневичу:

«Факт чрезвычайной экономической отсталости России по сравнению с остальным культурным миром не подлежит никакому сомнению. По цифрам 1912 года народный доход на душу населения составлял: в САСШ ( США.  – Прим. ред.) 720 рублей (в золотом довоенном исчислении), в Англии – 500, в Германии – 300, в Италии – 230 и в России – 110. Итак, средний русский еще до Первой мировой войны был почти в семь раз беднее среднего американца и больше чем в два раза беднее среднего итальянца. Даже хлеб – основное наше богатство – был скуден. Если Англия потребляла на душу населения 24 пуда, Германия – 27 пудов, а САСШ – целых 62 пуда, то русское потребление хлеба было только 21,6 пуда, включая все это и на корм скоту. Нужно при этом принять во внимание, что в пищевом рационе России хлеб занимал такое место, как нигде в других странах не занимал. В богатых странах мира, как САСШ, Англия, Германия и Франция , хлеб вытеснялся мясными и молочными продуктами и рыбой – в свежем и консервированном виде…»

То есть, читатель, русский при царях вынужден был кушать в основном углеводы, кашу и хлеб. До минимума социальной стабильности – 19,2 пуда – производство зерна в Росимперии не дотягивало. Белков не хватало. Мясо простой русский вкушал по большим праздникам: для мяса нужны зерновые корма. А зерна и людям недоставало. (Вернее, на Юге люди мясцом питались лучше: в Новороссии и на Дону были излишки хлеба.)

Рыбой заменить мясо в рационе было невозможно: в дореволюционной России не существовало больших пресноводных рыбных хозяйств, а морской рыболовецкий флот был ничтожен (как, впрочем и торговый флот вообще). Большой флот траулеров (уже океанских) создаст только СССР. При Сталине рыба буквально спасет послевоенный Союз, а в дальнейшем мы выстроим мощный рыболовецкий флот. Рожденный в 1966 году, я помню магазины семидесятых и восьмидесятых годов, забитые океанской рыбой всевозможных пород. Камчатских крабов не было, красная и черная икра в дефиците числились, но всякими минтаями, ивасями, ставридой прилавки полнились. Были кальмары, креветки, паста «Океан», сыр плавленый с крилем. При этом рыба была дешевле мяса! И когда последнее стало дефицитом в середине 1970-х, можно было белки за счет рыбки добирать. А сейчас рыба тоже есть: только стоит она подчас дороже мясца. Наверное, как в царской Расее, где селедка, оказывается, завозилась из Голландии. Потому русские без белкового питания были в основном малорослыми и не отличались развитой мускулатурой.

Солоневич пишет о перенаселенности русской деревни: на одного крестьянина приходилось по 1,6 га посевной площади, тогда как Германия имела 1,3 га, а США – 3,5. При этом урожайность русских полей из-за примитивности технологий была втрое-вчетверо ниже немецкой. Солоневич издевается:

«Таким образом, староэмигрантские песенки о России, как о стране, в которой реки из шампанского текли в берегах из паюсной икры, являются кустарно обработанной фальшивкой: да, были и шампанское, и икра, но – меньше, чем для одного процента населения страны. Основная масса этого населения жила на нищенском уровне…»

Что из этого следует? Что старая Россия, где в селе жило 85  % населения, была в основном нищей и крайне несытой. Из-за низкой урожайности доходы основной массы крестьянства оставались на средневеково низком уровне, а потому покупательная способность львиной доли русского народа была страшно низкой. Это суживало внутренний рынок для промышленности, замедляло ее развитие. Чтобы расширить рынок сбыта, нужно было укрупнить сельские хозяйства, по сути дела, провести коллективизацию (латифундизацию) с механизацией, а высвободившихся крестьян переправить в города, обучив их на мастеровых и рабочих. Но царский режим с его сырьевым, полуаграрным капитализмом сделать этого не мог. А потому приходилось искать новые рынки сбыта, завоевывая колонии в духе общемирового капитализма начала XX столетия. Именно поэтому царь полез в Китай (Маньчжурию), пытался колонизировать пол-Кореи и даже в Тибете почву щупал. Однако уже знакомство с Китаем обескуражило многих русских. Дадим слово графу Игнатьеву. Вот его впечатления 1904 года:

«От нечего делать мы стали присматриваться к жизни Ляояна… Но чем больше приглядывался я к этому городку, тем меньше понимал: что же нас гнало сюда, в Маньчжурию? Чем хотели мы здесь торговать, какую и кому прививать культуру? Любая китайская фанза просторнее и чище нашей русской избы, а чистоте здешних дворов и улиц могут позавидовать наши города. Какие мосты! Каменные, украшенные древними изваяниями из серого гранита!..

Я слыхал в России, что наше купечество интересуется Маньчжурией как новым рынком. Однако, глядя на теплую одежду китайцев, на их добротные и зачастую шелковые халаты, я видел, что наши морозовские кумачи и ситцы могут еще спокойно лежать на складах. Говорили также про недостаток соли, но и этого не было видно. Почта здесь работала лучше нашей. Правда, культура и в особенности нравы здесь были своеобразные, но при нашей тогдашней собственной культурной отсталости не нам было их переделывать. Зачем же мы забрались сюда?»

Но вот беда: Япония нам в Маньчжурии дала по зубам. Царизм продул войну 1904–1905 годов. Чтобы воевать и успешно захватывать новые территории (отбивая их у других империалистических хищников), требовалось современное вооружение. А для того, чтобы его делать, нужна высокоразвитая промышленность, каковая в царской России не могла развиваться из-за нерешенности аграрного вопроса и слабости внутреннего рынка. Получился замкнутый круг. И потому России в 1904 году не хватало пулеметов и пушек, а десятью годами позже – уже не только этих двух предметов, но и винтовок, и аэропланов, и автомобилей, и гаубиц, и взрывчатки.

Вот почему слабость средневекового, общинно-чересполосного, низкопродуктивного села в старой России порождала не только голод и вызревание для южного сепаратизма, но и диктовала слабость русской индустрии. Слабая индустрия – это слабая техническая наука. Слабая промышленность – это слабый ВПК и плохо вооруженная армия в то время, как наступала эпоха «войны моторов». В условиях XX века с его глобальными машинно-бомбардировочными и танково-механизированными войнами это предопределяло гибель нашей страны. Кое-как еще можно было потянуть в Первой мировой, но она в любом случае была незавершенной, беременной Второй. И Вторая мировая неизбежно разражалась, даже если бы наша страна не попала бы под власть красных. А вот такую войну полуаграрная Россия уже не выдерживала. Даже если бы и сохранилось единство страны – все одно западные враги с их танками и пикирующими бомбардировщиками, боевыми газами и «летающими крепостями» стерли бы нас в мелкий порошок.

А потому, читатель, даже перевешав большевиков и победив в Первой мировой, старая Россия моментально столкнулась бы с необходимостью готовиться к новой большой войне. И ей бы даже без коммунистов пришлось бы осуществлять всю ту же коллективизацию-латифундизацию: жестоко, с кровью сгонять крестьян с земли, заменяя их тракторами, и раскрестьяненное население загонять на фабрики. И времени на то, чтобы дать процессу течь сравнительно мирно (позволить кулакам доесть общину и завладеть ее землями) у русских не было. Восхождение кулака еще лет пятьдесят могло продолжаться, а стране нужно было решить аграрную проблему в считаные годы, ибо требовалась формированная индустриализация. Вот почему прав мой товарищ Сергей Кремлев: и белую Россию ждала жуткая война на селе. И без большевиков пришлось бы вести коллективизацию, хотя и под другим названием.

Конечно, можно было ничего не предпринимать. Только окончилось бы это либо распадом страны, либо внешним ее завоеванием. А скорее всего, тем и другим в сочетании. Поэтому красные хотя и жестоко, но спасли нашу страну. Они решились сделать то, что царизм не мог сделать добрых сто лет. Они спасли страну, которая XX веком была приговорена к распаду и уничтожению.

...

Меня всегда умиляли дураки, которые потрясают цифрами экономического роста царской России в начале XX века и силятся доказать, будто без всяких пятилеток с такими темпами развития страна к 1940 году вышла бы на второе место в мире. И чертят кривую непрерывного роста. Олигофрены несчастные! А вы не забыли о том, что капиталистическая Россия периодически влетала в кризисы с падением производства? Вы не забыли о том, что впереди нас – будь мы частью капиталистического мира – ждала чудовищная Великая депрессия, начавшаяся в 1929-м? Вы не забыли, существа низшей расы, что после Первой мировой Россия погрязла в тяжелейших государственных долгах, которые сильнейшим образом угнетали промышленный рост? Не приняли в расчет то, что рост теми же темпами, что в 1910–1913 годах, наталкивался на нехватку квалифицированных рабочих и на необходимость проводить формированное раскрестьянивание страны?