лишь что ты меня спасла, — встрял Красибор, игнорируя страшные взгляды Фимы. — Негомила, расскажите, пожалуйста, что случилось после того, как я отключился?
И тётушка поведала всю историю в красках и лицах. Она не привирала и говорила как есть, но её ничем не прикрытое восхищение добавляло повествованию ярких красок. Особое внимание она уделила тому, что Фима настолько обессилила после оказания первой помощи Красибору, что чуть не разбилась по пути к ней. И хоть, по воспоминаниям Фимы, летела она пониже и помедленнее, а чувствовала себя лучше, чем тётушка описывала, в целом всё так и было. Не преминула она и описать во всех кровавых подробностях травмы Красибора, особенно самую страшную — на шее. Красибор растеряно прикоснулся к коже повыше ключиц и ощутил под пальцами рубец.
— Это правда, — поддакнул Роман, когда тётушка закончила. — Первый день её тоже положили в больничку, между прочим. Аметист Аметистович носился тут ого-го-го как.
Красибор слушал молча и на девушку не смотрел. Она заметила только как он сжимал пододеяльник и поджимал губы. Не зная, как воспринять эти жесты, девушка просто ждала хоть каких-то слов от него.
— Милая моя Негомила, — Роман вдруг встал и протянул тётушке руку. — Позвольте угостить вас кофе. Я знаю исключительно опытного баристу на втором этаже.
— Но я же только пришла! — тётушка возмущённо всплеснула руками.
— Буквально десять минут, — настаивал Роман, бросая многозначительные взгляды на Красибора.
Тот позы не менял: сидел в кровати, вцепившись в одеяло и не поднимая глаз.
— Я с вами, — вскочила Фима.
— А вот и не угадала, — процедил сквозь зубы Роман и чуть надавил ей на плечо, намекая, чтобы та села обратно.
Он слишком хорошо знал своего друга, да и Чуйка была с ним согласна: этим двоим нужно хоть несколько минут побыть вдвоём, иначе недосказанности будут тянуться дальше, как снежный ком. Он достаточно посмотрел в жизни сериалов, чтобы знать, что лучше один раз нормально поговорить, чем страдать ерундой три сезона.
Тётушка наконец сообразила, что имел в виду Роман, и подала тому руку. Рыжеволосый учёный галантно помог женщине встать и, взяв ту под руку, бодро последовал к выходу из палаты. На секунду он задержался, раздумывая, не повесить ли носок на дверную ручку. Но быстро смекнул, что даже у его шуток должны быть границы, продиктованные чувством самосохранения.
Несколько минут оставшиеся в палате хранили молчание, пока охрипший голос Красибора не развеял тишину:
— Слава Богу, что к теплицам пошёл я, а не ты.
— Крас, всё уже позади.
— Если бы мы поменялись ролями или пошли бы вместе — я не смог бы тебя спасти.
— Ты этого не знаешь.
— Знаю, — он наконец-то поднял на неё взгляд.
Девушка внутренне ругнулась из-за того, что не приняла двойную дозу антикрасиборина. Она не могла оторвать глаз от его лица: видела в нём и раскаяние, и восхищение одновременно. Сердце её уже писало заявление на увольнение, не в силах гонять бурлящую кровь.
Красибор же хотел иметь возможность никогда от Фимы не отворачиваться. Он сдерживался при остальных, зная, что смутит девушку. Но сейчас, когда они были лишь вдвоём, он мог вглядываться в каждую черту её мягкого лица. «Она спасла меня, — вертелось у него в голове. — Спасла, рискуя собой». На языке вертелся вопрос «А что я?», но пока мужчине хватало самообладания для того, чтобы вопрос этот отметать. Не сегодня, не сейчас заниматься ему самобичеванием. А позже, быть может, уже и не захочется.
— Спасибо, Фима, — он вдруг порывисто подался вперёд и обнял её.
В первые секунды девушка замерла, будто олень в свете фар. Она так и сидела, растопырив руки в стороны и пытаясь не дышать. Но то, как Красибор уткнулся ей в шею, показалось вдруг таким естественным, что Фима даже успела удивиться между делом. Наконец, она расслабила мышцы и положила руки поверх его плеч. Ответом ощутила, как он с силой выдохнул, будто переживал, обнимет ли она его в ответ или нет.
— Пожалуйста, — выдохнула она ему в волосы и закрыла глаза.
У неё, конечно, будет время пожурить себя и поругать. Рассказать во внутреннем монологе в очередной раз, что Красибор — левый дальневосточный мужик, и вообще это всё чары его виноваты. Эту возможность у неё никто не отнимал, но в ту самую секунду Фима просто поверила наконец, что всё с ним в порядке. Страшные моменты позади, и оба они справились. Девушка не сразу почувствовала, что по щекам текут слёзы.
— Эй, — Красибор чуть отстранился, но не разомкнул объятий полностью.
Одной рукой он прижимал девушку к себе, а второй вытер солёные капли с её щёк.
— Я очень испугалась, — прошептала она.
— Знаю. Я тоже.
Он спустил ноги с койки и вновь крепко её обнял, но в этот раз прижал её голову к своей груди и принялся баюкать, успокаивая. Провёл ладонью по волосам раз, другой, и вот уже почувствовал, что она затихла.
Когда Роман и Негомила вернулись, обсуждая план стартапа по открытию кофейных автоматов, которые будут делать «нормальный» кофе, Красибор с Фимой уже сидели на кровати, поджав ноги по-турецки. Они рассматривали потрёпанную книгу, увлечённо что-то обсуждая.
— А это вам, — радостно воскликнул Роман, удерживая сразу три стаканчика кофе в руках.
Он так растопырил пальцы, что с трудом верилось, что человеческая рука вообще способна на такую гибкость.
— Не тыквенный раф тебе, — протянул стаканчик Красибору, — и не малиновый латте вам, прекрасная коллега, — вручил напиток Фиме.
— Автомат умеет делать только растворимый три в одном, — ворчливо заметила тётушка Негомила. — Не знаю, куда Аметист смотрит, это же кошмар.
— Мне подходит, — Красибор с наслаждением отпил коричневую жидкость. — Голодный как волчара, хоть так желудок заполнить.
— Ну так ты неделю ел и пил внутривенно, дружище, — кивнул Роман и вдруг подскочил. — Отдай!
— В смысле?
— В коромысле! — Роман попытался отобрать стаканчик. — Ты ж неделю не ел, какой кофе!
— Три в одном, Ромчик, ответ же очевиден, — Красибор единственный захихикал своей шутке.
— Я рассказала о том, что мы с тётушкой выяснили касательно конспектов, — Фима решила перейти к делу, пока никто не облился. — Тот, кто уничтожил конспекты, сначала вырвал страницу с моими записями о болиголове. Думаю, что остальное уничтожено было уже только чтоб замести следы.
— Кошмарная тварь, — хмыкнула тётушка Негомила. — Такая невинная трава укропная по виду, а на деле — жуткий яд. Говорят, Сократа им отравили. Страшная смерть, страшная.
— Это да, — кивнула Фима. — Мне кажется, что это и есть порча в вашем доме, Крас. По симптомам более-менее сходится.
— Болиголов? Это ядовитое растение? — спросил Красибор.
— Да, очень. В нём ядовито всё: и цветы, и стебли, и корни. Если яд попадает в кровь, мышцы начинают понемногу атрофироваться, — Фима поморщилась, — отмирать. Болиголов убивает медленно, он сначала мучает свою жертву, — она взяла книгу