— Где выход из здания? — жестко спросила она. Девушка не планировала умирать в дурдоме, имея на руках такие сведения, которые она смогла бы выложить на слете. Это пригодится им даже не меньше, чем мое тело, не облученное радиацией, ликовала Димитрия.
Хранимира смотрела на пленницу, широко раскрыв глаза, как будто действительно не понимала, о чем та говорит.
Димитрия подлетела к беженке и схватила ее за грудки. Маленькая легкая беженка тут же задергалась, пытаясь высвободиться. Но напрасно.
— Где. Выход, — раздельно произнесла Димитрия, но от Хранимиры по-прежнему не было никакой реакции.
Монашка ждала от своей пленницы чего-то другого. В ее напуганных до смерти глазах плутало почти что вожделение перед девушкой, которую она чуть было не убила, пустив на нее мощнейшую струю воды из шланга. В былые времена такой сильный напор ставили, только если пациент был слишком буйный или же он отказывался давать какие-либо показания. Все это не афишировалось, конечно же.
"Мы помогли ей стать блаженной. Наша доброта спасла ее от адских врат".
— Чего ты от меня хочешь? — раздраженно прорычала Димитрия, не выпуская грязные лохмотья Хранимиры.
Та молчала.
Левая рука монашки незаметно поднялась и осторожно вложила Димитрии в боковой карман маленькую невесомую вещицу. Девушка этого даже не заметила.
Неожиданно Хранимира заговорила:
— Мы всегда знали, что Господь не забывал о нас… Он обещал нам славу, и он снизошел до нас, прислав нам ангела… — Беженка без малейшего сопротивления Димитрии подняла сухую руку и нежно провела ей по гладкой коже Димитрии. — Господь не позволит нашему имени затеряться… О нас будут писать книги и слагать легенды… Мы участвовали в священном действе… После все изменится…
Хранимира явно молола какую-то чушь. Затем ее речь сменилась бессвязным бормотанием — она обращалась уже не к Димитрии, а к самой себе.
— Чего ты от меня хочешь?! — уже начиная терять терпение, перебила ее девушка надрывным шепотом.
Словно в страшном сне на лестнице вновь раздались шаги. Кто-то уже точно знал, куда нужно идти.
Монашка резко развернулась в ту сторону, от которой доносился звук, а затем повернулась обратно, взглянув на Димитрию обезумевшими глазами. Она схватила ее за плечи и довольно-таки сильно для своего хрупкого вида встряхнула.
— Мы поможем. Мы знаем, где выход.
И они помчались по коридорам. Димитрия чувствовала, как хрустит под ногами разбитый вдребезги кафель, и слышала тяжелые быстрые шаги позади себя в темноте. Лампадка осталась в камере вместе с личинками и страхами Димитрии.
— Они знают, что мы помогаем, — сказала Хранимира на бегу, громко пыхтя. — Они нас накажут. Ох, как накажут.
Димитрия сразу вспомнила о той беженке, что поймала ее, около которой еще крутился мальчик-дьяволенок, а затем о той, коренастой, что ощупывала ее в подвале. Наверняка их преследовала сейчас одна из них.
Впереди себя Димитрия видела только пустоту, но ведшая ее монашка зрела перед собой божественный ореол из света и тепла. Ноги сами несли ее, а на лице расплывалась блаженная улыбка. Как бы все ни сложилось потом, свою миссию она должна исполнить до конца.
Но тут Димитрия поняла, что Хранимира вела ее вовсе не к выходу — они летели куда-то вверх по этажам, преодолевая один лестничный пролет за другим. Пару раз девушка чуть не навернулась, но вовремя удерживалась на ногах, прислуживаясь к топоту ног позади нее.
"Куда же она меня ведет?" — этот вопрос посещал Димитрию уже не в первый раз.
На каждой лестничной площадке располагались небольшие оконца, через которые в помещение врывались небольшие порции солнечного света. На последнем этаже Беженка остановилась, шустро начав отпирать засовы, которые сдерживали самое большое окно.
Не прошло и минуты, как окно было открыто, и в помещение ворвался свежий воздух.
— Ну, ангел, лети, — сказала беженка и толкнула Димитрию в проем.
Затем она затворила створки, заперла все замки, два раза перекрестилась и приготовилась встречать опасность лицом к лицу.
Глава девятая
Димитрия думала, что умерла. По крайней мере, эта мысль была единственной, что крутилась у нее в голове.
Своего тела она не чувствовала. Руки онемели, ноги тоже отказывались подчиняться.
Димитрии всегда хотелось узнать, каково это: быть распластанной на асфальте, упав с пятнадцатиметровой высоты. Теперь она знала.
И все же что-то было не так. Что именно, девушка понять не могла. Лежать было слишком мягко, а боли почти не чувствовалось. В том-то все и дело, что Димитрия вообще ничего не чувствовала.
Веки налились свинцом. Еще никогда Димитрии так не хотелось открывать их.
Пусть все будет как будет, думала она.
Легкое дуновение ветерка всколыхнуло растрепавшиеся волосы, и Димитрии показалось, будто на свете остались только они вдвоем — она и ветер. Больше никаких звуков слабому слуху девушки различить не удалось. Но если сейчас она находилась на улице, то почему не было слышно голосов беженцев?
Ах, да, поезд уже ушел.
И даже если случится чудо, и ей удастся собрать себя по кусочкам, а затем отыскать Дарко, то время по-любому безвозвратно потеряно. На слет им уже не успеть.
Димитрия пыталась заставить себя открыть глаза. Ты слабачка, Димитрия, дразнила себя она. Ни на что ни годная девчонка, груда костей. Медный грош — красная цена твоей силы воли.
"Неужели, я и вправду умерла?" — недоумевала Димитрия. Как же все оказалось просто и безболезненно. Последнее, что Димитрия помнила, было раскрытое настежь окно и безумные глаза беженки, которую она не знала — благодарить или ненавидеть. Она определенно была ненормальной — да разве монашки вообще бывают в своем уме? — но что-то в ней было такое, что принесло в душу Димитрии облегчение. Девушка извинилась перед ней за хлеб — не напрямую, но все же извинилась. Когда жизнь отняла у нее всех родных, это извинение было прямо как бальзам на душу. Война заставляла смотреть на вещи другими глазами. И теперь от девчонки-сорванца осталась только пустая оболочка — совсем как от мира, в котором она жила.
Земля — это вакуум. Если кажется, что в ней все еще теплится какая-то жизнь, то это всего лишь иллюзия, и это надо усвоить, принять как данное. Планета, просуществовавшая столько миллионов лет, теперь стремилась к самоуничтожению. Личинки же, образовавшиеся в тухлом мясе, будут продолжать появляться до тех пор, пока есть выжившие. Закончатся беженцы — закончатся и личинки. И закончится жизнь. Вот так все просто.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});