Я решила поговорить обо всем с Эльжбетой тем же вечером. Постучалась в ее комнату и открыла дверь. Застала ее на коленях возле кровати. Лицо она спрятала в ладонях. В первый момент я подумала, что она плачет, но потом поняла: женщина молилась. Когда Эльжбета обернулась ко мне, сердце у меня сжалось: Мадлена… Этот прерванный спектакль продолжается, и мы, хотим того или нет, играем свои роли – она, я и Зигмунд. Нет, не Зигмунд, Мольер…
– Ты что-то хотела? – спросила она, все еще стоя на коленях, будто намеревалась снова вернуться к молитве.
– Хотела кое-что прояснить… – заговорила я почти враждебно.
– Слушаю. – Она поднялась с колен и присела на кровать. На ней было ее привычное темное платье, а лицо… лицо Мадлены Бежар.
– Ты, случайно, не подскажешь мне название пьесы, в которой мы все втроем играем?
Она слегка приподняла бровь, в этом было некое театральное удивление:
– Мы?! Втроем?! Да, мы собирались вместе играть на сцене, но теперь это в прошлом.
– Ты уверена?
– Конечно.
– Так почему ты сегодня не дала мне поговорить с моим мужем?
Она улыбнулась:
– Это я с ним разговаривала. Ты влезла в наш разговор, разумеется, с моего позволения – я сама отдала тебе трубку.
Я почувствовала, как начинают пылать мои щеки.
– Не переворачивай все с ног на голову! Кроме того, у меня такое впечатление, что я появилась тут не по собственной воле, как будто ты каким-то образом меня сюда вытянула.
Она покачала головой, все с той же триумфальной усмешкой на лице:
– Не я тебя сюда вытянула, это сделала судьба, а она нетороплива, да справедлива…
«Кажется, так говорят о Боге», – промелькнуло у меня в голове.
– Долго я этого ждала, годы. Когда он не приходил домой ночевать или пропадал на несколько дней, я знала, что поехал в Краков к своей любовнице, все это знали, и там, и тут. А потом он мне заявил, что влюбился и переезжает к своей любимой.
– Ко мне, – тихо сказала я.
– К тебе, к тебе. Но я уже тебе сказала, ты дала мне больше, чем отняла. А вот теперь вернула остальное….
– Но теперь ты у меня кое-что отняла! – резко бросила я.
– Его? Он примет тебя в любой момент. И потому, что любит, и потому, что скандал ему сейчас ни к чему. Ты ведь слышала, его собираются назначить ректором. Мы с тобой тоже продвигаемся по карьерной лестнице, я – как бывшая жена, ты – как настоящая: теперь будешь госпожой ректоршей.
Мои нервы были на пределе, я вся тряслась и чувствовала, как слезы подступают к глазам.
– Я тебя прошу, останься у меня до утра, – сказала вдруг она. – Подари мне эту ночь, это будет ночь моего триумфа.
Я смотрела на ее лицо, знакомое уже до мельчайшей черточки: столько раз я в него вглядывалась, пытаясь по его выражению прочитать приговор, благоприятный для меня или нет. Все зависело от того, о чем она собиралась судить – о моем существовании в театре или же о моей личной жизни, а может быть, и о том, и о другом. Теперь пришла ее очередь следить за моим выражением лица. Я заметила ее припухшие веки и складочки вокруг глаз, сейчас она казалась старше своего возраста. Мне так не хотелось обижать ее, но, несмотря на это, я накинула плащ и взяла так и не распакованный чемодан. Когда спускалась по ступенькам крыльца ее дома, мне вдруг пришло в голову: «Вот и все, огни рампы на сцене погасли».
* * *
Зигмунд не спал, услышав скрежет ключа в замочной скважине, подошел к двери. Он сам мне ее открыл.
– Черт, глупо вышло с этим моим ректорством, – сказал он мне вместо приветствия.
– Вообще глупо все получилось.
Я кружила между ними как метеор, а, как известно, у метеоров короткая жизнь… Неужели я…
Мы сидели за столом на нашей крошечной кухне, а я не могла избавиться от ощущения, что спектакль, в котором мы играем втроем, продолжается. Только теперь он идет на камерной сцене.
– Зигмунд… У нас с Эльжбетой происходит не то, о чем ты подумал.
– А ты о чем думаешь? – вскинулся он.
– Нет-нет, все не так, как тебе кажется, ты, наверно, думаешь, что Эльжбета отыгралась на мне за тебя…
Он горько усмехнулся:
– А разве нет?
– Ты пойми, я и она… мы нуждаемся друг в друге… и дело тут не в тебе. Нет, конечно же и в тебе – нас трое, и это все запутывает…
Зигмунд покивал головой, будто соглашаясь со мной.
– Она тебя использует. Это ты понимаешь? – услышала я.
– Думаю, ты ошибаешься, здесь заинтересованы обе стороны…
– Только вот другая сторона – это я, а не ты!
И вдруг я испугалась: что, если он прав? Нет, не может такого быть. Иначе это был бы сюжет для водевиля, а тут разыгралась настоящая драма. Нам действительно было не до смеха.
– Со мной что-то стряслось – мне показалось, что я умерла для сцены, а Эльжбета помогла мне из этого выкарабкаться.
Зигмунд смотрел на меня широко открытыми глазами:
– И когда это с тобой происходило?
– Не так давно.
– А я ничего не заметил.
– Я не могла, не хотела с тобой об этом говорить. Пошла к Эльжбете. Она не отмахнулась, поняла, что со мной происходит, и нарушенные пропорции между сценой и жизнью пришли в норму, восстановились.
– И без этого бы восстановились – таков порядок вещей. Бывает, что какая-то роль пристает к нам, как болячка, а потом сама собой отпадает.
– Но роль Арманды сама не отпала, приходилось сдирать ее вместе с собственной кожей. Это происходило как в фильме ужасов – моя плоть кровоточила…
Зигмунд усмехнулся, и я поняла, что он мне не совсем поверил. Он считал, что я преувеличиваю, утрирую. Я замолчала. И мы пошли в постель. У нас с ним была физическая близость, но какая-то странная – отсутствовала гармония, то, что называется полным слиянием с другим человеком.
– Я так соскучился по тебе, – шепнул он.
– Это потому что я – твоя мягкая игрушка, твой гормон молодости…
– Что ты за чушь несешь! Ты – мягкая игрушка? Это с твоим-то характером! Ты способна довести до бессилия тяжеловеса, что уж говорить о старом актере!
– Для меня ты даже слишком молод, я бы больше хотела…
– …видеть во мне отца, чем любовника.
Я рассмеялась, внутреннее напряжение во мне постепенно спадало, и тому стал причиной не секс, а наш разговор, вроде бы шутливый, но в то же время очень значимый, которым Зигмунд мне как бы говорил: «Ты – это мой стиль…»
– Я заметил, что когда ты получала даже самую маленькую роль, то делала из нее что-то особенное. Я наблюдал твое слияние с каждой героиней, которую ты играла, воистину это было чудом… А как ты играла Джульетту! Ты просто полностью перевоплотилась в тринадцатилетнюю стройную девочку, была ей!
– В том-то и дело, что ты вовремя меня не остановил.
– Это было выше моих сил.