Читать интересную книгу Ренн-ле-Шато. Вестготы, катары, тамплиеры: секрет еретиков - Жан Блюм

Считал ли император, что ему по-настоящему угрожает опасность? Франц-Иосиф был человеком властолюбивым и волевым. Если он столкнулся и с проблемой такого порядка, то наверняка речь шла о новой для него угрозе.

И папа не мог ему помочь, тем более что никогда не оказывал ему должного уважения. И неслучайно Франц-Иосиф воспротивился избранию кардинала Рамполлы, который став папой, продолжил бы политику Льва XIII.

Предположим, что угроза слегка выбила императора из колеи. Только после избрания понтифика Пия X, этого неутомимого охотника за ведьмами, Франц-Иосиф снова стал контролировать ситуацию.

Но мы не взяли бы на себя смелость утверждать, что император не договорился с друзьями Соньера о том, что они будут молчать.

Франц-Иосиф умер в 1916 году. Спустя год Соньер распорядился начать новые строительные работы, в том числе возвести башню: он собирался проповедовать там новую религию. Хоть глава Священной Римской империи добился молчания Соньера, то теперь он не мог проследить за соблюдением тайной договоренности: французские Меровинги могли в свою очередь вступить в игру.

Соньер так никогда и не начал проповедовать новую религию, что лишило нас возможность проверить наши предположения. Кюре унес разгадку с собой могилу.

Автор детективного романа на этом бы и закончил свое произведение. Он предложил бы свое решение назойливой загадке. Но известно, что фактам можно придавать разное историческое и доктринальное толкование. Мы, правда, не видим в этом ничего страшного: ведь каждый знает, что история создается и переписывается под влиянием разных взглядов, в зависимости от культурных элементов и национальных идей. Окситанские катары считали Монсегюр духовным центром, где мученики пострадали за веру и отчизну; для королевы Бланки Кастильской Монсегюр был сродни одной из голов гидры… Англичане назвали улицы и памятники именами, которые на другой стороне Ла-Манша вызывают лишь горечь поражения: Ватерлоо, Трафальгар… Французам XX века впору было смеяться: в 1940 году два человека призвали французов последовать их примеру — один крупный политический деятель, другой предатель. В 1945 году сцена сохранилась, но оба вождя поменялись ролями. История не может быть точной и абсолютно объективной.

В Ренн-ле-Шато история вывела на сцену двух священников — Соньера и его собрата, Буде, — и тайную организацию; точнее будет сказать, одну организацию, в чьих рядах числились Соньер и Буде, и другую, которая боролась с первой. Отсюда неизбежные столкновения и несуразности.

Соньер? Да, мы не стали бы делать из него воплощение архангела, целый день воздающего хвалу Господу. Он, как и один из его братьев, стал священником, потому что это был путь, предписанный для таких, как он. Либо Церковь, либо армия. Этого интеллигента, выходца из многочисленной семьи, нельзя представить сельским тружеником; семья его не располагала средствами, чтобы дать ему возможность сделать иную карьеру. А призвание? В данном случае оно роли не играло…

Наверняка Соньер, этот безвестный сельский священник, страшно скучал. И вдруг — авантюра! Соньер не упустил свой шанс. Авантюра с важными финансовыми последствиями; авантюра, придавшая ему значимости в глазах зевак, ничего не понявших в произошедших событиях, и сильных мира сего, с которыми молодого кюре связывали двойственные отношения — отношения уважения, боязни, братской дружбы и ненависти. А также благочестия. Под маской Галилеянина Соньер разглядел творение Никейского собора. Вероотступничество: применимо ли к Соньеру это слово? Можно ли назвать вероотступничеством, когда выбирают между маской и неприкрытой историей? Быть может, Соньер повинен в преступных деяниях; возможно, он участвовал и в грандиозной мистификации — причем не бесплатно. Но — кто знает — может, этот волевой человек пребывал в мире со своим сознанием. Он был посвящен в тайны, о которых и подумать было страшно, приобрел сказочное состояние, об источниках которого есть разные мнения. Он не сдался даже на смертном одре; если бы он выжил, то, скорей всего, провозгласил бы истину с вершины своей новой башни.

Буде? Внешне менее яркий, чем Соньер. Эрудит. Старший брат Соньера по духу? Возможно, подстрекатель, инициатор в поступках? Ведь Соньер создал свою таинственную «двойную церковь» за шесть лет до того, как нашел свои знаменитые манускрипты. Вероятно, он действовал под влиянием Буде.

И наконец, Иисус! Но какой Иисус? Иисус Никейского собора был задуман императором Константином, который мечтал сам стать мессией, но, сознавая сложность этого замысла, предпочел восседать на императорском троне под престижным покровительством нового Бога. Но при этом сам способствовал тому, что этот Бог приобрел иной облик. Вряд ли Константин преуспел бы в своей затее, если бы в подсознании у народных масс не сохранилась бы живая память об архетипе инкарнации Сына. В античности Бог-Сын существовал в самых разных обличьях…

Но где же правда, Галилеянин? Ужасный вопрос. Современные экзегеты, не связанные устоявшимися догматами, думают, что Галилеянин, в том виде, каком мы его традиционно представляем, действительно существовал. Правда, в трех ипостасях. «Учитель праведности» ессеев, великий и вдохновенный пророк, истинный посланник свыше. Учение «Учителя праведности» слишком сложно, чтобы доверить его простой толпе. Вторая ипостась: Иоанн Креститель, великий пророк пред Вечностью; мы упоминаем его здесь, поскольку есть большая вероятность, что тамплиеры видели в нем главного пророка той эпохи. Третья ипостась: Иисус, сын Иуды из Гамалы, царь-пророк, вождь мятежников. Очевидно, сопоставление этих трех ипостасей библейского Христа может шокировать. Впрочем, мы еще вернемся к этому вопросу.

Будет ли это игрой ума, если мы призовем на суд настоящего инициатора «дела Ренн-ле-Шато» — даже рискуя навлечь упреки в самонадеянности? Итак, настоящий зачинщик… для нас недостижим: ведь если верить легендам, связанным с интересующим нас делом, то истинным зачинщиком является коварный гений, обманывающий всех и вся, который направил живописного демона Асмодея к церковным вратам. Мы не станем призывать ни Сатану, ни Ахримана, ни называть любое другое архетипичное имя, которое в разные времена присваивали этому воплощению зла. Лучше призовем на наш суд дорогого императора Константина. Константин, прозванный Великим, римский император, родился в Найссе около 280 году; сын Констанция Хлора, цезаря Галлии. Ему предъявляются следующие обвинения:

1. В 325 году он собрал в Никее две тысячи сорок восемь христианских епископов с целью навязать им догмат о божественной сущности Христа, с которым не согласились 84% присутствовавших.

2. Он в какой-то мере пошел супротив воли мессии (или «Учителя праведности», или вождя восстания), который соблюдал сыновнюю верность к своему Отцу и не считал себя ему равным.

3. Он повелел объявить еретиками тех епископов, чьи взгляды на христианство совпадали с представлениями большинства.

4. Он извратил концептуальные арканы христианства, порвав с тем, что должно было составить вероучение будущих христиан.

5. Силой навязав догмат, вызывавший яростное сопротивление, Константин положил начало кострам, на которых сгорали чересчур истовые еретики, не желавшие принимать постановления Никейского собора.

6. Тем самым Константин подарил миллионам христиан аргумент, которым они оправдывали уничтожение следов европейской, африканской и доколумбовой цивилизации.

7. Навязывая и распространяя вероучение, которому всячески противились монотеисты, остававшиеся верными своим искренним убеждениям и чувствам, Константин сделал неизбежным появление третьей монотеистической религии. Император также начал гонения на приверженцев иудейской религии под ложным предлогом, что их народ повинен в грехе богоубийства.

8. Константин, хоть и не имел такого намерения, положил начало интегризму. Впоследствии возникли антагонистические интегристкие движения, которые стремились к обращению или убийству неверных.

9. Наконец, император способствовал тому, что с 325 года поиск истинных христиан был концептуально искажен. Тогда как молитва представляет собой не что иное, как обезличенный дар, Константин стремился придать молитве характер личностной просьбы. Как следствие — утрата духовной силы молитвы.

Сознавая, что у нас нет права первыми бросить камень, мы предложили бы Константину лучшего адвоката из всех возможных — мессира Бертрана де Марти, катарского патриарха из Монсегюра. И он, и две сотни его братьев и сестер по вере умерли на костре, молясь за души своих палачей: «Мир и процветание наступят в королевстве, когда последняя заблудшая душа обретет спасение».

Главный герой романа Амина Маалуфа «Сады света» произносит: «Иногда мне кажется, что религии порождены со злым умыслом, чтобы исказить представления людей о божестве». И действительно, догматы становятся причиной нетерпимости, активизируют мыслительный процесс и все сильней и сильней отдаляют человека от изначальной, чистой, религиозности.