метан взорвался и много народу погибло.
— Покойников боишься? — Усмехнулся Толя Широков. — Так сидел бы дома, птенчик, чё потащился в такую даль?
— Ничего не боюсь, — огрызнулся Рысец. — Просто здесь можно запросто провалиться.
— Вот поэтому умные люди сюда за грибами и не ходят. — Я смахнул со лба капли, которые в меня брызнули от резко дёрнувшейся ветки. — Преступник, из-за этого и возил сюда трупы. Пока какой-то подвыпивший чудак не провалился в старую штольню.
Мы вышли на небольшую полянку и уставились на очень древнюю конструкцию из прогнивших брёвен, деревянные двери в которой висели на соплях. Сверху на штольню была насыпана пустая шахтная порода чёрного цвета. А само сооружение одним концов смотрело на нас, а другим под углом уходило под землю.
— Для гномов что ли сделано? — Проворчал Широков, подойдя к пугающему своей чернотой входу в подземелье. — Высота метр двадцать, максимум.
— Не видишь, вход был засыпан, — пробормотал Рысцов, с опаской посмотрев по сторонам. — Такое чувство, что кто-то в спину смотрит.
— Покойники, б…ь, вылезли из могил, ха-ха, — хохотнул хулиган «Широкий» и решительно, сделал шаг в черноту.
Я тоже двинулся следом, достав из внутреннего кармана плоский фонарик марки «Самара», который пахал на одной большой и тяжёлой прямоугольной батарейке. А за моей спиной, тихо ворча и ругаясь, согнувшись, так же как и я в три погибели, полез Рысцов.
— Б…ь! — Громко сматерился Широков, врезавшись головой в висящую сверху доску. — Чё мы тут хоть ищем?
— Золото и бриллианты, — засмеялся Рысец.
— Смотрите по углам, на полу, — ответил я. — Убийца, когда затаскивал сюда трупы так же полз на полусогнутых, мог что-нибудь обронить, случайно потерять, оторвать пуговицу. Б…ь! — Тихо пискнул я, так как больно локтем зацепился за выступающий сбоку камень.
Мы прошли очень низкому подземному ходу, как внезапно впереди забрезжил свет.
— Сюда, наверное, грибник херакнулся. — Толик Широков кивнул на дыру в потолке, из которой в кромешную темноту пробивался тусклый серый солнечный свет и капали капли дождя. — Дальше всё завалено, хода нет.
— Смотрим все внимательно под ногами, — сказал я скорее сам себе и принялся обшаривать помещение узконаправленным лучом карманного фонаря.
— Фу как воняет, — заныл Рысцов. — Кто набздел признавайтесь?
— Покойники, б…ь, ха-ха, — захихикал «Широкий» и случайно светом от своего фонаря зацепил что-то светлое в малозаметном углублении в стенке штольни.
— Стоп! — Вздрогнул я. — Все светим на правую сторону, ищем в стене углубление. Стоп! — Вскрикнул я и, нацепив перчатки, вынул из такой своеобразной природной полочки светло-серые брезентовые рукавицы.
— Маслом воняют, — пожаловался на неприятный аромат Рысцов.
— Пошли на воздух, — кивнул я. — Пока тут всё не обвалилось.
Когда мы выползли наружу, мелкий унылый дождь к моей радости прекратился. И мы все втроём внимательно стали разглядывать найденную в подземелье вещь. От рукавиц действительно пахло машинным маслом. И вид у них был такой, как будто рассеянный водитель, меняя колесо, оставил на обочине.
— Бля буду, маньяные «перчи», — пролепетал Широков. — Правильно ты говорил, футболист, искать надо машину, то есть «водилу».
— Их, наверное, маньячело надевал, когда труп тащил, чтобы руки не повредить, — сделал резонное предположение Рысцов. — Вряд ли он сюда на своей легковушке заезжал, встрял бы тут навечно. А тащить тело от дороги почти сто метров не меньше.
— Кстати, рукавицы много говорят о личности преступника, — сказал я, спрятав ценную находку в полиэтиленовый пакет. — Наш маньяк из тех автолюбителей, которые не гнушаются сами лечь под машину, поменять масло, подтянуть гайки.
— А какие ещё есть «водилы»? — Спросил «Широкий».
— Такие, которые только ездят. — Махнул я рукой. — Пошли, мужики, нам ещё нужно в Орджоникидзовский посёлок заглянуть.
И тут же подумал: «Неужели интеллигентный лектор Дроздов отпадает? Он наверняка воспользовался бы перчатками, а не промасленными рукавицами, не такое у него воспитание, и это видно по лицу. А так же, скорее всего, отпадает богатенький «мажорчик», которому папа подарил красные «Жигули» на двадцатипятилетние. И остаётся парень, заработавший деньги на вахте, на северах. Собственно говоря, а почему нет? Без женского общества там одичал, а тут увидел наших красавиц, вот крыша и поехала. Как ещё одна рабочая версия — принимается».
* * *
К дому убитой Лизы Ильиной в посёлке имени Орджоникидзе подошли примерно около шести часов вечера. Перед тем как позвонить в калитку семьи Ильиных, я попросил ребят меня подождать, где-нибудь поблизости не отсвечивая перед окнами большого одноэтажного дома, сразу чувствовалась хорошая хозяйская рука главы семейства. Интересно, если бы узнал отец Лизы, что через двадцать лет тут всё разбомбят и сравняют с землей, стал бы вкладываться в дорогостоящий ремонт? Я надавил на кнопку звонка и нащупал в кармане своё газетное удостоверение. «Буду налегать на то, что собираюсь написать большую статью про убийства девчонок в нашем городе», — заранее решил я. Через секунду на крыльцо выскочил здоровенный лохматый пёс и гулко заблажил редкими, но мощными собачьими ругательствами:
— Ау! Ау! Ау!
— Кто? Чё надо? — Послышался грубый мужской голос из деревянного пристроя.
— Моя фамилия Молчанов, — представился я. — Я собираю материал для большой статьи по поводу убийств в нашем городе.
Разговор с семьёй Лизы Ильиной, мягко говоря, не получался. Глава семьи недоверчиво бросал на меня укоризненные взгляды, как будто это я был виноват в гибели его дочери, а так же дышал какой-то убийственной смесью хрена, чеснока и самогона. Только мать Лизы давала односложные ответы: да или нет, из которых выходило, что двадцать четвёртого декабря они с дочкой вернулись из ателье, располагавшегося около автостанции, на легковой машине красного цвета.
— Не буду больше вас мучить вопросами, — горько усмехнулся я. — Жаль, что не запомнили, как выглядел водитель.
— Я же говорю, мы на заднем сиденье сидели, а он впереди, — второй раз сказала мать Лизы. — Лет тридцать, наверное. Не старый ещё человек, не пенсионер.
— Спасибо за разговор, — я встал, сделал пару шагов в направлении двери и вдруг спросил. — А Лиза часто ездила в городскую библиотеку, которая находится в ДК?
— Часто, — пробурчал отец. — Она в Москву собиралась поступать. Литературу разную там читала. Без глупостей.
— Да почти