— Пойду в лабораторию, — сказала она. — Тампон возьму. Спокойной ночи, милый Ричард.
— Спокойной ночи. Выздоравливай побыстрее.
На обход я отправился, молясь, чтобы при анализе у нее обнаружились самые устойчивые к пенициллину стрептококки за всю историю науки. Пожелание, конечно, эгоистичное, но сестру Плюшкиндт и вправду следовало изолировать от общества.
Отделение я покинул совсем поздно, прихватив с собой медицинские карточки, чтобы закончить заполнять их уже дома. Проглотив в полном одиночестве холодный ужин, я разыскал в комоде Гримсдайка бутылку пива и уединился в своей комнате. Когда я заполнил последнюю карточку, было уже за полночь, и мои мысли все чаще и чаще уносились к сестре Макферсон. Покидая комнату, я уже составил в голове план: войдя к ней, я нежно ее поцелую и приглашу куда-нибудь пойти в пятницу. Она с восторгом согласится, а уже на следующее утро раззвонит об этом по всей больнице. Я понимал, что подобный поступок не красит джентльмена, но куда было деваться: в данном случае цель, безусловно, оправдывала средства.
Я был рад, застав сестру Макферсон в кухоньке одну.
— Ого, что-то ты поздновато нагрянул, — сказала она. — Все ваши сегодняшние жертвы чувствуют себя нормально. Есть хочешь?
— Фу! — Я поморщился и помахал руками перед носом. — Ты что, матрас сожгла?
— Нет, это, должно быть, табак Джимми Бингхэма. Сколько тебе яиц?
Я насторожился. Теперь я и сам распознал мерзкую вонь бингхэмовской трубки, которую он после каждой трапезы закуривал с видом Гая Фокса[15].
— Ах, так Бингхэм заходил к тебе?
— Заходил? Ха! Да он сожрал целую сковородку!
Осмотревшись, я увидел рядом на столе тарелку с яичными разводами, на которой сиротливо лежали остатки бекона.
— А что, хотел бы я знать, он делает в моем отделении? — требовательно спросил я.
Сестра Макферсон звонко рассмеялась.
— А ты разве не знаешь, что Бингхэм каждую ночь навещает меня здесь после твоего ухода? Я ведь прежде работала в профессорском отделении. Мы с Бингхэмом дружили.
— Ах, понимаю.
Соперника я вообще в расчет не принимал, а узнав, что это не кто иной, как Бингхэм, попросту взбеленился. Посчитав, однако, что в глазах любой нормальной женщины сексуальной притягательности у Бингхэма не больше, чем у десятилетнего мальчугана, я решительно приступил к осуществлению задуманного плана.
— Эй! В чем дело? — резко спросила сестра Макферсон, когда я, нежно обняв ее, попытался впиться в ее губы страстным поцелуем.
— Как в чем? — тупо переспросил я. — Поцеловать вот хотел… А что, нельзя?
— С какой стати? — пожала плечами сестра Макферсон. — Я, кажется, тебя об этом не просила.
У меня отвисла челюсть.
— Да, но ведь еще вчера мы…
— А сегодня я не хочу! — отрезала она.
Я быстро сменил тактику.
— Пойдем куда-нибудь в пятницу?
— Нет.
Такого поворота событий я никак не ожидал.
— Но… почему?
— Потому что я уже обещала Джимми Бингхэму. Он меня часто куда-нибудь водит. А теперь, если желаете выслушать отчет по отделению, мистер Гордон, то я к вашим услугам.
У меня перехватило дыхание.
— Благодарю вас, сестра Макферсон, — пролепетал я. — Докладывайте.
Наутро я встал озлобленный и несчастный. Мало того что Бингхэм фактически приговорил меня, обрекая на жизнь бок о бок с сестрой Плюшкиндт, но и благосклонность к нему сестры Макферсон, как всегда бывает в подобных случаях, сделала ее в моих глазах вдвойне, если не втройне желаннее. Она также положила конец медовому месяцу в наших с Бингхэмом отношениях после моего возвращения в больницу Святого Суизина. Теперь меня все в Бингхэме раздражало. В последнее время он регулярно садился рядом со мной за обеденным столом, причем постоянно пытался завести разговор на больничные темы. Между тем профессиональные беседы во время трапезы были в Святом Суизине строжайше запрещены, а нарушителям нередко приходилось платить штраф. Так вот, за обедом Бингхэм ткнул вилкой в пирог с почками и заявил:
— Похоже, этот бычок страдал гломерулонефритом.
Я состроил страшные глаза и зашептал про штраф, но Бингхэм только пожал плечами:
— Я же про быка, старина. Тем более что, судя по срезу лоханки…
Я не выдержал и показал ему банан. Остаток трапезы Бингхэм провел на противоположном от меня конце стола.
На следующее утро, совершая традиционный обход, я с изумлением обнаружил в своих палатах сразу пять незнакомых физиономий.
— Откуда взялись эти рожи? — спросил я сестру Саммерс. — Еще вчера вечером их здесь не было.
— Их поместил сюда мистер Бингхэм.
— Бингхэм? Но ведь, черт побери, это мои резервные места! На сегодня у нас целых пять резекций желудка намечено! Какое право он имел занимать мои кровати?
— Их отделение было вчера дежурным, — кротко пояснила сестра Саммерс. — Они имеют право распределять больных, когда тех привозит «скорая помощь».
— А что с ними такое?
Сестра Саммерс взяла со стола список вновь поступивших и пробежала его глазами.
— Все положены на обследование.
— На обследование! — взорвался я.
Осмотрев всех пятерых, я убедился, что лишь один страдал от хронического запора, тогда как остальные четверо были абсолютно здоровы.
— Эй, Бингхэм! — позвал я, когда этот негодяй появился в нашем коридоре. — Какого дьявола ты забил мои палаты своими пациентами?
Бингхэм моментально нахохлился:
— Я имел на то полное право, старина.
— Чушь собачья! — фыркнул я. — Все они здоровы как лошади. Держу пари, ты принял их лишь потому, что не мог решить, острый у них живот или нет. А выставить их на улицу как симулянтов ты боялся. Кишка тонка.
— Крайне непрофессиональное замечание, коллега, — процедил Бингхэм, скрываясь в лифте. Он хлопнул дверью, и лифт тронулся с места. На сей раз не застрял, к сожалению.
— Я просто на стенку лезу, — пожаловался я в тот же вечер Гримсдайку. — Этот паршивый Бингхэм — ходячий позор для нашей профессии, а самая очаровательная женщина в больнице тратит на него свои драгоценные ночные дежурства. Чертовски несправедливо.
— Женские вкусы непредсказуемы, дружище. — Гримсдайк с задумчивым видом растянулся на кровати. — Даже не поверишь, на каких орангутанов они порой клюют. Вспомни только свадебные фотоснимки в «Татлере».
— Да, но Бингхэм! Да ведь это настоящий Калибан[16]. Квазимодо в белом халате!
Гримсдайк вставил в глаз любимый монокль и воззрился на потолок.
— Давай не забывать о нашей главной цели, дружище, — произнес он. — Ты ведь должен прежде всего вырваться из цепких лап Плюшкиндт и ее паучьей семейки. Верно? Для достижения этой цели ты собираешься воспользоваться сестрой Макферсон. Но почему не испытать какой-нибудь другой пестицид? Стены больницы ломятся от хорошеньких медсестричек, которые спят и видят себя в объятиях молодого доктора.