Ещё немного подождав, эльфийка завернула мясо в ткань и спрятала в свою почти опустевшую за время путешествия походную сумку. Она позаботилась, чтобы с большим трудом добытый сыном ужин не растащили мелкие лесные зверьки и решительно поднялась на ноги, чтобы отправиться в сторону родника. Прибавить шагу её заставили странные звуки, доносившиеся с той же стороны, но намного ниже по склону.
Там словно верещал раненный стрелой полумесячный детеныш вепря. Вилайлай продолжала двигаться к ручью, не обращая внимания на странный визг, пока он не стал казаться ей всё более странным и знакомым. Сердце матери замерло от ужаса, когда в этом отчаянном визге она вдруг распознала оттенки голоса её сына. Он мог кричать так, если бы его горло было сдавлено чьей-то удавкой. Лайту просто не давали нормально позвать на помощь.
Вдруг, вопль резко оборвался. Колени Вилайлай сами подкосились от ужасного предчувствия. Она упала на землю от шока, после чего опять резко вскочила на ноги и раздирая плащ и кожу под ним о сучки встречных деревьев, хищной птицей слетела вниз со склона в сторону, откуда услышала жалобный вопль в последний раз.
Горе матери не знало границ, когда в низине, куда стекал тот самый горный ручей она увидела четверку охотников, окруживших лежащее на земле тело её хрупкого сына.
— Лайт! — надрывно выкрикнула эльфийка и не обращая внимания на хлещущие её по лицу и телу ветки, вскоре поравнялась с нависшим над Лайтом мужчиной. Врезавшись в него на большой скорости всем телом, она отправила рослого бугая в полет. Пролетев десяток метров, он с грохотом приземлился на спину, раскидывая сложенные в горку туши убитых охотниками животных. Поднявшись на ноги, верзила разразился отборной бранью.
Обескураженные неожиданным нападением незнакомца, товарищи крепыша отступили на несколько шагов, выхватив из-за пояса охотничьи кинжалы. Но на этом эльфийка прекратила атаку и склонилась над связанным по рукам и ногам Лайтом. Она вспорола ножом кожаные ремни, стянувшие его запястья и лодыжки, перевернула его на спину и только после этого заметила, что его грудь и лицо залиты кровью. Кто-то из этих злодеев отрезал его нежные, длинные уши, но самое ужасное состояло в том, что Лайт совсем не реагировал на трижды произнесенное Вилайлай заклинание лечения. Он не открыл глаза, не пришёл в себя.
Трясущимися руками женщина освободила из пояса и задрала вверх его рубаху и увидела след от укола кинжалом прямо в область сердца. Убийца заколол её сына, как какую-то пушную зверушку. Лайт кричал от боли, когда ему зачем-то отрезали уши. Эти сдавленные крики она и приняла за визг поросенка. Они были резкими, неприятными, раздражали мучителя, и он просто убил его, чтобы тот не шумел.
— Чего тебе здесь надо, чужак? — обратился к Вилайлай отброшенный ею здоровяк, по всей видимости главарь отряда охотников, в темноте не разглядевший в коротко стриженной женщине в повязке, скрывающей уши, женщину и представителя эльфийского народа.
— Что мне надо? — выдержав долгую паузу, тихим, безжизненным голосом повторила женщина.
Она не повернулась к собеседнику, и далее повела себя очень странно. Обнаружив смертельную рану на груди лежащего перед ней карлика, она низко склонилась над ним, и коснулась губами его лба, затем медленно, качая головой, отстранилась и трясущейся рукой, едва касаясь кожи кончиками пальцев, мягко погладила окровавленную грудь возле колотой раны, словно утешая ударившегося коленкой ребенка.
— Что мне надо? — повторила она, прошипев сквозь стиснутые до боли челюсти, — я хочу знать, кто его убил.
— Этот гоблин мой. Я его поймал и награда тоже будет моя, — не понимая, что подписывает себе смертельный приговор, с угрозой в голосе заявил здоровяк, похлопав себя по груди.
— А уши ему тоже ты отрезал? — из последних сил сдерживая бушующий внутри гнев, продолжала расспрашивать женщина, медленно поднимаясь на ноги.
— Я. Такое требование гильдии. Надо принести доказательство убийства твари.
— Можешь отдать мне уши?
— Ещё чего! Не наглей, женщина. Хочешь примазаться к моей награде? Не выйдет! — искренне возмутился охотник, — я давно за этой тварью охочусь. Она уже не первый год мешает жить нашему селению. Постоянно воровала домашнюю птицу и даже весной на соседского ребенка напала. Мерзкий гоблин так искусал ребенка, что тот едва жив остался. Но, наконец, гадёныш, попался. Повадился воровать дичь из моих силков. Не сразу удалось его подстрелить, уж больно вертлявый.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Уши отдай, — пропустив длинную речь мимо ушей, потребовала женщина.
— Я уже сказал, женщина, этот гоблин — моя добыча. С чего ты такая дерзкая? Думаешь, раз смогла меня сбить с ног, напав со спины, то я тебя испугаюсь? Награду гильдии авантюристов за убийство гоблина тебе не видать, как и его ушей. Но знаешь что, я сегодня добрый, так и быть заплати мне за причинённый ущерб пять серебра, и я тебя отпущу. Что, нет столько денег? Так и быть, раз я сегодня добрый, позволю расплатиться по-другому. Уважишь меня и моих товарищей по одному разу и забудем о случившемся. Ну что? Как тебе моё предложение?
— Хорошо, — неожиданно быстро согласилась женщина, и добавила, — только дай мне хоть раз взглянуть на уши этого… гоблина.
Лыбясь своим гнилозубым ртом, здоровяк полез в мешок на поясе и достал оттуда два лоскута кожи, но не торопился вручать их незнакомке. Он поднес к ладони с трофеем факел и заявил:
— Вот они — уши уродца. Как и договаривались, ты взглянула, как расплатишься за нанесенные оскорбления, обещаю, будешь свободна.
— Да, господин, — став робкой как овечка, согласилась женщина, — только я плохо вижу издалека. Можно мне поближе посмотреть?
— Ладно, — довольный отличной сделкой, согласился охотник и протянул вперед руку, заодно пытаясь разглядеть в свете факела, насколько хороша собой согласившаяся его обслужить женщина. Голос её был молодым, но мало ли.
Когда женщина приблизилась к охотнику, он замер от восхищения. Да его будущая любовница — настоящая красавица! Молодая, стройная, немного растрепанная и замызганная, с царапинами и пятнами жира на шее и щеках, но совершенно точно не беззубая старуха, с которой он переспал по пьяни в последний раз.
Женщина осторожно взяла с большой, грязной ладони два лоскутка кожи, отступила на шаг и резко изменилась в лице. В её глазах отразилась вся боль и ненависть, которую она испытывала к убийце своего сына. "Цепная молния", — были её следующие слова и сгрудившиеся рядом с главарём охотники, также желавшие получше рассмотреть женщину на свету, утонули в яркой вспышке, беспощадного, извивающегося словно живой монстр, небесного огня.
После вспышки, сопровождавшейся оглушительным громом, запахло палёной кожей и волосами. Истлевшие до костей, превратившиеся в черные угли фигуры четырёх охотников остались лежать на земле, а убитая горем женщина зажала в руке два отрезанных уха сына и дала волю слезам. Нет, это был не просто плач, а безмолвный рёв, чудовищной, невыносимой боли. Когда сил рыдать не осталось, эльфийка подняла на руки такое поразительно легкое и хрупкое тело мертвого сына и прижимая его к груди, как самую большую драгоценность, пошла с ним на вершину горы.
Сначала она хотела просто вернуться в Северную Шилдарию, чтобы разыскать отца Лайта и вместе с ним похоронить так нелепо погибшего сына. Но чем дольше Вилайлай шла одна, этой бесконечно длинной ночью по безлюдным склонам Малого драконьего хребта, тем яснее понимала, что её нежно любимый сын, так мало поживший и почти ничего не видевший в этом жестоком мире, совсем истлеет к тому моменту, как она сможет осуществить задуманное. Он превратится в вызывающий всеобщее отвращение, дурно пахнущий скелет в ошметках не до конца разложившейся плоти. И он станет таким уже к моменту возвращения в город, а сколько ещё времени займут поиски? Она не позволит никому пренебрежительно отзываться об останках её крохи и кардинально сменила направление движения, направившись прямиком на север.