Какой там у тебя нынче?
- Красный бархат.
- Ох, люблю, давай!
Мама убегает, отец подается поближе.
- Дочка, тебе точно помощь не нужна? И начальнику твоему… Если что, у меня ж тут связи тоже есть. Сама понимаешь…- тихо и вдруг совершенно серьезно.
Внезапно у меня наворачиваются слезы на глаза. Кидаюсь обнять его за потную шею, целую седеющие виски.
- Нет, пап, нет пока…Спасибо!
- Ну ты же скажешь, да? – он гладит меня по спине.
- Да.
* * *
В номере я оказываюсь только ближе к двенадцати. Мама хотела, чтобы я осталась у них, но я настояла на своем. Здесь водитель и ехать минут десять от силы, а от них час, и то, если пробок нет.
Тело ощущается разбитым и не моим, ноги отекли и еле волочатся, глаза слипаются. Неряшливо скинув босоножки, топаю в комнату и мешком падаю на кровать. Тащиться в душ сил нет. Единственный плюс в этом – переживать за то, что будет, сил тоже не находится. Чувствую, что вырублюсь прямо так, в одежде и поверх покрывала, через каких-то пару минут. Смыкаю тяжелые веки...
Настойчивый стук в дверь сначала кажется сном. С трудом осознаю, что реальный. Отрываю от кровати чугунную голову, хмурюсь… Сажусь. Ну кто там в полночь?
Не успеваю испугаться или что-то еще – я слишком сонная и уставшая для этого. Просто бездумно плетусь к двери открывать.
11.
Стоит распахнуть дверь, и я застываю от неожиданности, чувствуя, как сердце мощными толчками разгоняет кровь, вкачивая в вены адреналин и убивая сонную апатию. Медленно делаю шаг назад, позволяя незваному гостю войти. Отвожу глаза, придерживая дверь, пока он уверенным шагом переступает порог номера. Нос щекочет запах его тяжелой туалетной воды, а тело словно пытается сжаться под гнетом еще более тяжелой для меня ауры.
- Здравствуйте, Тигран...- делаю паузу, судорожно пытаясь вспомнить его отчество. Теряюсь. Пользуюсь тем, что в это время закрываю за отцом Дамира дверь, - ...Рустамович.
- Здравствуйте, - коротко кивает, проходя.
Черные глаза быстро расчерчивают комнату, вскользь режут по моему лицу.
- На балкон выйдем, Евгения, - не спрашивает, утверждает.
И уже идет туда, не дожидаясь моего согласия. Я немного в ступоре - не сразу соображаю. Провожаю его взглядом поначалу и, только когда мужская фигура скрывается за плотными портьерами, следую за старшим Керефовым.
Когда выхожу на балкон, Тигран Рустамович, опершись бедром о перила, уже раздраженно чиркает зажигалкой, пытаясь прикурить. Исподлобья поднимает на меня пронизывающий взгляд, втягивая заросшие щеки. Выдыхает сизый дым и молча протягивает мне пачку сигарет. Глаза цепляются за пачку, обнимаю себя руками, кусаю губы, и снова смотрю мужчине в лицо, отрицательно мотая головой.
- Я бросаю, - выдаю хрипло.
Я окончательно решила это только что. Внезапно. Просто вдруг понимаю, что не смогу сделать ни одной затяжки при этом человеке. Да и при его сыне тоже не буду.
Брови старшего Керефова на мгновение взлетают вверх, собирая лоб гармошкой, а затем он прячет пачку в карман.
- Хорошо, - снова кивает, щурясь.
Неопределенно передергиваю плечами, крепче себя обнимая. Рядом с ним неуютно. Прошлая встреча давит. На языке вертится миллион вопросов про Дамира, но я не понимаю, с добром ли его отец пришел. Жду. Пусть сам начнет. А старший Керефов, как назло, не торопится. Глубоко затягивается еще, разглядывая меня, словно зверушку в зоопарке.
- Хорошо, потому что ты - женщина, - неожиданно уточняет, выдыхая дым вбок, - Тебе еще рожать.
- На мужчинах, вроде бы, точно так же отражается, - поджимаю губы.
- Может быть, - Керефов вдруг улыбается. Слабо, но на контрасте с его до этого таким суровым лицом, это сражает.
Сразу становится как-то спокойней что ли, накал чуть-чуть спадает.
- Вы извините, что так поздно, Евгения, - продолжает Керефов своим низким глубоким голосом, от которого что-то бархатно щекочет в груди, - В фойе увидел вас сейчас. Потому знал, что еще не спите. Так бы не пришел.
- Я у родителей была, - зачем-то уточняю, хоть Тигран Рустамович и не спрашивал.
Но все-таки почти полночь... Захотелось прояснить. В знак одобрения он коротко кивает, взгляд теплеет. Не спросил, но знать хотел...
Потрескивающее напряжение между нами еще на градус снижается, и я не выдерживаю больше. Выпаливаю:
- Тигран Рустамович, что с Дамиром? Знаете, я...
- Нормально все, - обрубает меня Керефов. В его черных глазах, таких же жгучих, как у сына, мелькает болезненная озабоченность, но он быстро ее прячет, - Знаете же, что потому и пришел. Надо поговорить.
Тигран Рустамович берет паузу, снова затягиваясь и пытливо смотря мне в глаза, а я вдруг понимаю, что ему немного неловко дальше продолжать. Потому что он...ЗНАЕТ. От осознания этого факта по спине ворохом рассыпаются липкие мурашки. Неприятные. Хочется их стряхнуть вместе с мужским взглядом, в глубине которого мнется жалость. Кусаю губу, вздергиваю подбородок. Это было давно и уже неважно. Мне важно то, что сейчас.
- Тигран Рустамович, если необходимо дать показания, ну…вы понимаете. Против Каретникова, то я готова прямо сейчас, - голос тонко вздрагивает с вызовом, - Мне звонил адвокат, я ему уже говорила, но он отфутболил меня!
Подхожу к Керефову, становлюсь рядом с ним у края балкона и вцепляюсь в перила до побелевших костяшек.
- И вообще толком ничего не сказал. Ничего! У меня нет доказательств, поймите, но пара свидетелей есть. Они все подтвердят... Мы сейчас поедем?
- Зависит от того, что вы хотите, Евгения, - щурится Тигран Рустамович, туша сигарету.
Я хмурюсь, не понимая.
- Что вы хотите? – повторяет он, всматриваясь будто в самую глубину меня.
- Помочь Дамиру, - я немного растерянно отвечаю.
Разве это не очевидно? Что еще я могу хотеть?
- Как