Читать интересную книгу Россия в постели - Эдуард Тополь

Наступал главный, ответственный момент, я уже раздвинула ноги, и он лежал между ними, но все не мог оторваться от моей груди, кусая то левую, то правую, и вдруг, когда он подобрался как-то дугой и его член коснулся моих уже влажных от истомы губ влагалища, вдруг пронзительная боль дернула меня и будто выключила на миг сознание. Но боль не внизу живота, не от потери девственности. Боль в груди.

Я схватилась рукой за левую грудь – кровь хлестала из нее, и откушенный сосок висел на кожице. В припадке страсти он откусил мне сосок левой груди. Мы оба вскочили в растерянности, не зная, что делать.

– Йод! – закричал он. – Давай йодом намажем!

– Дурак, это же больно, – плакала я, держа рукой оторванный сосок и прижимая его к груди. Кровь заливала мне руку. – Надень на меня халат!

Он набросил на меня халат, и я побежала к соседке, она работала медсестрой в больнице. Но тети Клавы не было дома, там была только ее дочь, 17-летняя Сонька, вялая, рыхлая и рыжая девчонка с веснушками на лице.

– Соня! – закричала я ей. – А где твоя мать?

– На работе, а что?

Я распахнула халат и увидела ужас у Сони на лице.

– У тебя сосок оторвался, – сказала она.

– «Оторвался»! Идиотка! Его откусили!

– Кто?

– Ну кто, кто! Володя! Что делать? Лучше скажи, что делать?

– Володя? – изумилась Соня, она знала моего ухажера и видела меня с ним. – А как он туда попал?

– Куда попал? – переспросила я.

– Ну вот сюда. – Она показала на мою грудь. – Как он туда попал?!

Эта идиотка в свои семнадцать лет еще, наверно, не целовалась ни разу!

– Что делать? Что делать? Соня! У меня кровь течет.

– Нужно в больницу. Побежали.

– А что я там скажу? Не могу же я сказать, что Вовка мне грудь откусил!

– Скажем, что моя собака тебе откусила! – сообразила Соня.

И мы побежали в соседнюю больницу, Соня плела там про свою собаку, с которой я якобы играла и которая якобы цапнула меня за грудь. Хирург сделал мне укол местного наркоза и пришил сосок на место, и потом мне перевязали всю грудь через левое плечо и шею, и мы пошли с Соней домой, но и по дороге она все спрашивала, недоумевая:

– А как он туда попал? Что ему там было надо?

– Отстань, Сонька, – отмахивалась я. – Ты все равно не поймешь!

– Но что ему там было нужно?

– Отстань, у меня голова кружится…

Проблема стать женщиной осталась нерешенной.

Глава 5

Прекрасный холостяк

Игорь Петрович Полесов был моим первым мужчиной, а я – его последней женщиной.

Но, рассказывая об Игоре Петровиче, нужно начинать не с меня. Я была его ошибкой, а вот до меня… Игорь Петрович жил замечательно. Высокий, стройный, 47 лет, с короткими седыми волосами и тонкими чертами лица, голубые глаза и серый, под седину, костюм, должность руководителя группы в архитектурно-конструкторском институте, однокомнатная квартира и собственный автомобиль «Москвич», свободный доступ в Дом архитектора, ЦДРИ и ресторан Дома художников – все это делало Игоря Петровича завидным московским женихом для 30-40-летних светских дам.

Но Игорь Петрович избегал супружества. То есть он довольно легко и охотно шел на первые фазы сближения, однако голодным в любви и похотливым светским дамам из ЦДРИ и Дома архитектора предпочитал простых и упитанных парикмахерш, бухгалтерш и одиноких домовитых медсестер. Здесь – он хорошо знал и проверил это на опыте – его ждал хороший домашний уход, чистая постель, молчаливое обожание, жаркая любовь по ночам и горячий завтрак в постели рано утром. И при этом никаких обязательств и никакой подконтрольности. Позавтракав и побрившись, Игорь Петрович заводил свой «Москвич» и уезжал на работу, а по вечерам играл в покер и бридж с приятелями, такими же, как он, полусветскими холостяками, наведывался в Дом архитектора побаловаться бильярдом и вкусным ужином в ресторане, а оттуда, как бы в порядке снисхождения, заезжал ночевать к своей очередной Маше, Наташе или Зине.

Жизнь была прекрасна и только порой омрачалась некоторыми осложнениями, когда Маша (или Наташа) после двух-трех месяцев связи начинала интересоваться: «А где ты был вчера?», вздыхать по ночам, плакать, требуя утешения и каких-то определенных обещаний на вопрос: «Сколько это будет так продолжаться, ты меня мучаешь, я жду тебя каждый вечер?!» и т. д. Тут Игорь Петрович понимал, что нажим теперь будет усиливаться с каждым днем и лучше кончать с этим раньше, а то дальше будет еще хуже. И потому без скандалов, без всяких объяснений Игорь Петрович, вздохнув про себя, рано утром поднимался из Машиной постели, забирал в ванной свою зубную щетку и безопасную бритву и неслышно исчезал с Машиною горизонта.

«Москвич» увозил его к новым приключениям и привычной легкой жизни столичного ловеласа, а робкие или настойчивые телефонные звонки этих Маш редко заставали его дома – очередная Зоя или Маша уже готова была принять его в свою одинокую женскую постель с горячим завтраком по утрам и жарким обожанием ночью. Зубная щетка и бритва помещались у нового зеркала в очередной ванной комнате как знак постоянства.

При всей этой куролесной жизни была у Игоря Петровича одна привязанность – дочка Аленка. Аленка училась в десятом классе французской школы, жила с матерью, переводчицей из Совинторга, и по воскресеньям встречалась с отцом. С ее матерью Игорь Петрович разошелся лет двенадцать назад и, хотя исправно платил алименты, несколько лет вообще не видел дочери, но затем Аленка выросла в высокую, красивую, стильную девчонку, и Игорю Петровичу стало приятно появляться с ней в Доме архитектора и ЦДРИ – мало кто знал, что это его дочь, большинство мужиков завистливо считали, что это его новая юная любовница. Игорю Петровичу льстило, когда он ловил на себе и Аленке восхищенные взгляды потасканных светских львов – архитекторов и художников. Они с Ален кой посмеивались над этим, обедая в ресторане ВТО или ЦДРИ, Аленка доверительно рассказывала отцу всякие школьные истории, и они вместе строили планы на следующее воскресенье – поездку в Архангельское на машине, лыжную прогулку в парке или путешествие по Москве-реке в Ярославль на речном пароходе. Аленка была с ним наивна, доверчива, но он видел, что ей тоже нравится проводить время со стройным, светским, красивым отцом, ездить в машине, обедать в ЦДРИ и путешествовать.

Однажды, во время разрыва с очередной Машей-парикмахершей, Игорь Петрович на несколько дней (а точнее – ночей) оказался совершенно свободен, и в один из таких вечеров его приятель-график повез его играть в покер в компанию своих друзей.

При этом он рассказал о совершенно замечательном изобретении этих ребят: они играли в покер, одетые только до пояса, а в это время сидящие под столом возле каждого стула бабы минетили, и называлась эта игра – покер с минетом. Девочки стоили 25 рублей на всю ночь, по заказу могли показать и лесбийскую любовь, и вообще, говорил приятель, у них там весело.

Приехали. Покеристы оказались молодыми тридцатилетними художниками, никаких баб в их мастерской не было, и в покер сели играть просто под коньяк с лимончиком. Но через пару часов разговор сам собой перешел на женщин, один из покеристов лениво спросил у Игоря Петровича, как он насчет минета, не возражает ли. Игорь Петрович не возражал, наоборот – приветствовал.

Девочек вызвали по телефону – один из хозяев мастерской позвонил какой-то Свете и сказал, чтобы она собрала «всю дежурную команду, как обычно», и были тут к «двадцати трем нуль-нуль».

После этого сели играть дальше как ни в чем не бывало, а через полчаса прибыла «дежурная команда» молоденьких минетчиц. В их числе была дочка Игоря Петровича.

Еще когда из прихожей донесся до Игоря Петровича ее знакомый веселый голосок, у него защемило сердце, а когда он увидел ее в двери, он встал и пошел к ней, белый как полотно. Он уже занес руку, чтобы дать ей по морде, но в этот момент резкая боль в сердце оглушила сознание и он упал на руки беспутной дочери. Вызвали «скорую помощь», Игоря Петровича отвезли в больницу, кардиограмма показала – микроинфаркт.

С тех пор Игорь Петрович не виделся с дочкой и знать о ней не хотел. Врачи запретили пить, курить и – как минимум месяц – заниматься сексом.

Игорь Петрович, как все холостяки, старательно следил за своим здоровьем и потому неукоснительно выполнял предписание. Но жизнь его от этого стала скучной, и вообще он как-то поник, ссутулился и даже боялся ездить на своей машине, предпочитая метро.

А время шло, наступила весна, а потом и лето. Игорь Петрович понемногу оправился и даже рискнул заглянуть к одной из своих парикмахерш. И тут он обнаружил две странные вещи – во-первых, сердце во время полового акта работало прекрасно, а во-вторых, сам этот акт с тридцатилетней пылкой парикмахершей был ему совершенно неинтересен.

Игоря Петровича потянуло на молоденьких девочек. Какое-то мстительное чувство к дочери вдруг обратило его внимание на совсем юных девочек, таких наивных с виду и таких распутных на самом деле, – какую бы девчонку он ни закадрил в метро, пригласил в Дом архитектора на просмотр иностранного фильма, в ресторан или просто покататься на машине, они легко соглашались потом заехать к нему домой на «чашку чая» и – оказывались не девочками.