Однако в отличие от прохладного даже летом Сфинкса, Аид, чаще – во всяком случае теми несчастными, кого угораздило туда попасть, – именовавшийся Адом, имел климат, соответствующий названию. Планета вращалась вокруг Цербера-Б имевшего класс G3 на удалении всего в семь световых минут с наклоном оси пять градусов, и условия на ее поверхности явно не предназначались для древесных котов. Со стороны могло показаться, будто под густой, мрачной сенью непроходимых джунглей царит прохлада, однако то было обманчивое впечатление. Температура, во всяком случае близ экватора, зашкаливала за сорок градусов по Цельсию (почти сто пять по старой шкале Фаренгейта), а влажность достигала почти ста процентов, хотя дожди никогда не проникали под плотную лиственную крышу. Влага лишь просачивалась сквозь зеленый покров, заполняя пространство между сплетающимися кронами и хлюпающей почвой туманной взвесью из крохотных капелек. Жара и влажность угнетающе действовали на Хонор, но для Нимица они стали настоящим бедствием.
Дело в том, что древесные коты не надевали и не сбрасывали свои шубки в соответствии с регулярным календарным циклом. Густота и плотность их трехслойных шубок определялась температурой окружающей среды в текущий период. На Сфинксе зима запросто могла растянуться на три-четыре лишних стандартных месяца, а температура от сезона к сезону менялась медленно. Со временем природный механизм должен был сработать и здесь, но переход от умеренных температур, поддерживаемых бортовыми климатическими установками звездных кораблей, к Аду оказался слишком резким. Нимиц еще не успел избавиться от густого зимнего подшерстка, отросшего еще на Сфинксе, до пленения хевами, и когда он внезапно угодил в Адскую жару, началась болезненная линька. Сбрасывалась не только зимняя шерсть, но и пух, в норме сохранявшийся круглый год: в результате Хонор и ее спутники были постоянно окружены облаком легчайших пушинок.
К счастью, его двуногие друзья понимали, что Нимицу приходится тяжелее, чем им. К тому же он был искалечен и не мог ухаживать за своей шкуркой должным образом. Лишенный способности нормально вылизываться, кот всегда мог рассчитывать на помощника, готового вычесать его мех щеткой. В других обстоятельствах он бы просто наслаждался подобными знаками внимания, но сейчас, как и люди, мечтал лишь о том, чтобы процедура поскорее закончилась.
Глядя на Хонор, он виновато мяукнул, и та, позабыв про свой нос, принялась почесывать его за ушами.
– Знаю, паршивец, – сказала она, склонившись пониже и коснувшись головы Нимица правой щекой, – ты ни в чем не виноват.
Хонор умолкла и в ожидании очередного, неотвратимо приближающегося чиха подняла глаза к ветвям росшего поблизости здоровенного (ствол у основания имел в обхвате не меньше метра) дерева, с виду слегка напоминавшего пальму. Там, на высоте примерно тридцати метров над ее головой, затаился среди листвы снаряженный словно в бой Эндрю Лафолле – с ручным коммуникатором, флягой, электронным биноклем, импульсным пистолетом, тяжелым ружьем оснащенным гранатометом, и, насколько могла судить едва видевшая его Хонор, миниатюрным термоядерным устройством.
«Меня не должно заботить, прихватил он с собой бомбу или нет, – с улыбкой сказала себе она. – Если это сделало его счастливым, то и слава богу. Во всяком случае „приказ“ занять наблюдательный пост избавил его от необходимости постоянно торчать здесь, внизу, оберегая мою спину. Пусть уж сидит там и охраняет все наши спины сразу. И... нам с ним – мне с ним! – чертовски повезло. Чертовски!»
Ее размышления прервались особенно мощным чихом: она отвлеклась, расслабилась – и тут же за это пострадала. На миг ей показалось, что с головы снесло макушку. Придя в себя, она с силой фыркнула и, склонившись набок, неловко потянулась за оброненной расческой. Поднять ее, не сбросив с колен Нимица, было непростой задачей: она не могла придержать кота левой рукой, поскольку руки у нее больше не было. Нимиц удержался на месте, с большой осторожностью уцепившись когтями за позаимствованные из комплекта штурмового шаттла хевов брюки. Во-первых, они были тоньше, чем те, что она привыкла носить, а во-вторых, заменить их, увы, было просто нечем. Когда ей наконец удалось зажать расческу в пальцах уцелевшей руки и выпрямиться, Хонор облегченно вздохнула.
– Достала! – торжествующе сообщила она коту и снова принялась вычесывать его, взметнув новое облако пуха.
Нимиц закрыл глаза и, вопреки страданиям от жары, заурчал. Благодаря телепатической связи Хонор ощутила его благодарность за помощь и удовлетворение тем фактом, что они оба живы, в силу чего она в состоянии предложить ему свою помощь, а он – принять ее. Правый уголок ее рта изогнулся в ответной улыбке, окрашенной скорбью по боевым товарищам, погибшим, помогая им вырваться из смертельной хватки Госбезопасности хевов. Кот приумолк, открыл один глаз, словно укоряя ее за печаль, но передумал и опустив подбородок, заурчал снова.
– Он когда-нибудь закончит линьку? – послышался невеселый вопрос.
Задавший его человек подошел к Хонор слева, а поскольку хевы выжгли ей электронные имплантанты и ослепили ее на левый глаз, она, чтобы увидеть говорившего, начала поворачиваться всем корпусом.
– О, прошу прощения, шкипер! – торопливо воскликнул новоприбывший. – Сидите спокойно. Это я виноват, совсем забыл про ваш глаз.
Низкая, похожая на папоротник, никогда не просыхающая трава захлюпала под ногами, и Хонор чуть заметнее улыбнулась половинкой рта: обойдя вокруг нее, перед ней очутились Алистер МакКеон и Уорнер Кэслет.
Как и почти все остальные члены маленького отряда, они укоротили хевенитские форменные брюки, превратив их в обкромсанные шорты. Наряд дополняла пропотевшая футболка, а на переброшенном через левое плечо ремне у каждого болтался девяностосантиметровый тесак. МакКеон носил также кобуру с тяжелым пульсером военного образца и немилосердно стоптанные ботинки, последний уцелевший элемент его мантикорского обмундирования.
– Ага, – заметила Хонор, – вот что, оказывается, носят потерпевшие кораблекрушение модники в этом году.
МакКеон, посмотрев на свои голые ноги, угрюмо ухмыльнулся. «Вряд ли можно представить себе что-то менее похожее на коммодора Королевского флота Мантикоры, – сухо подумал он. – За исключением, возможно, женщины, сидевшей сейчас перед ним».
– Может, получилось не слишком модно, но ничего удобнее для этой чертовой планеты и не придумаешь, – включился в шутливый разговор Уорнер Кэслет.
Он был уроженцем планеты Данвиль из принадлежавшей Народной Республике системы Пароа, и его выговор был резковат, но отличался приятным своеобразием.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});