Читать интересную книгу Кантонисты - Эммануил Флисфиш

Борьба началась с того, что ввели налог за право носить длинный до пят лапсердак. Одновременно дали знать, что с 1850 года будет решительно запрещено одеваться по-старинке. С вопросом о платье власти связали также запрещение носить бороду и пейсы. Евреи не придавали этому большого значения, но начальство не шутило. Не подчинившихся распоряжению стали таскать в стан и там бесцеремонно отрезали полы лапсердаков на аршин и более Административное преследование касалось и евреек: с них срывали чепцы, чтобы убедиться, не бреют ли они волосы на голове после выхода замуж, как того требовал обычай. Низшая власть вела себя непристойно и разгульно в этом преследовании.

В своих воспоминаниях о сороковых годах прошлого века общественная деятельница П. Ю. Венгерова, рассказывая о том, как! выполнялся указ о запрещении еврейской одежды, описывает сцену, которую ей пришлось наблюдать в Брест-Литовске. Полицейский увидел еврея, пришедшего на рынок, в длинно-полом кафтане. Он прежде всего накинулся на него с бранью, потом, подозвав к себе на помощь другого полицейского, велел дрожащему от ужаса еврею стоять не двигаясь, вынул из кармана постоянно имевшиеся в то время у полиции большие ножницы, и оба блюстителя закона принялись приводить свою жертву в «культурный» вид. Одним махом ножниц были отрезаны обе полы его длинного кафтана, который превратился в нечто вроде фрака, затем с него сорвали шапку и обрезали длинные ушные локоны, причем ножницы так близко коснулись уха, что несчастный крикнул от боли и испуга. После этого полицейские отпустили его, и толпа долго хохотала над его жалким, уродливым видом. Для избавления от подобных унижений приходилось давать взятки грозным становым, и на некоторое время безобразия прекращались. К обрезанным лапсердакам пришивались новые полы, и не беда если за неимением того же материала пришиваемые лоскуты были иного цвета. Бороды и пейсы со временем сами отросли и все пошло по-старому. А когда, как евреям казалось, законы являлись подкопом под их веру — «гзейрас-шмад», — они, по своему обыкновению, в таких случаях назначали пост и горячо молились и, по обыкновению же, без всяких результатов.

Принимая меры к изменению быта, правительство обратило внимание и на ранние браки. Оно решило воспретить раввинам венчать юношей, не достигших 18-ти, а девиц — моложе 16-ти лет. По черте еврейской оседлости распространился слух, что в готовом к обнародованию «Положению о евреях» 1835 года имеется страшный закон, в котором устанавливается минимальный возраст для вступления в брак. Зная по опыту, что надо опасаться всякой новой правительственной меры, напуганным евреям мерещилось, будто правительство имеет в виду стеснить свободу браков, а это значит посягать на догмат веры — множиться и плодиться. Кроме того, утверждали слухи, правительство стремится увеличить количество холостой молодежи для усиления рекрутской повинности.

В сравнении с этой страшной перспективой все невзгоды и лишения, все несчастья ничего не значили. Борьба за хлеб насущный, все другие заботы исчезли перед заботой о спасении своих детей. Рождения мальчиков совсем перестали регистрировать. Еще с младенческого возраста их стали одевать в платья и носили они женскую одежду до 12, 13-ти лет, когда можно будет женить. Иные родители спешили обвенчать своих мальчиков в еще более раннем возрасте и тем избавить их от возможной опасности.

Это время массовых браков, совершавшихся с лихорадочной поспешностью и вызванных исключительно страхом стать рекрутом в 10—12 лет, получило в народе название «бэола» (переполох, паника). То было время печальных свадеб, когда малолетних вели под венец без музыки, без приглашенных гостей. А после бракосочетания десятилетний «муж» продолжал учиться в хедере, а малолетняя «жена» — играть в куклы. В скором времени все еврейское мужское население оказалось женатым.

В эпоху «бэола» происходило и много комичного, но вряд ли находились желающие смеяться.

Случилось однажды, что какой-то отец ввиду грозившей опасности поспешно затащил с улицы своего сына, переодетого девочкой, чтобы немедленно совершить над ним венчание с дочерью соседа. По окончании брачной церемонии родители мальчика с ужасом заметили, что второпях они обвенчали не своего сына, а какую-то девочку, одетую в такое же платье, как и их сын. Но родителям вовсе было не до смеха: в это самое время прибежали с известием, что сына схватили на улице ловцы.

Это помрачение умов было недолгим, но время повальных бракосочетаний было долго памятно из-за последовавших массовых разводов в течение многих лет.

ЕВРЕЙСКИЕ ЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКИЕ КОЛОНИИ И КАЗЕННЫЕ НАРОДНЫЕ УЧИЛИЩА.

Реформа, предусмотренная «Положением», нашла также необходимым обратить евреев к общественно-полезному, производительному труду. Практически это означало превратить значительную часть евреев в землепашцев. С этой целью в Херсонской губернии были созданы 8 земледельческих колоний. Для привлечения колонистов были объявлены льготы: аннулировали старые податные недоимки и освобождали от рекрутской повинности на 25 лет, а от податей — на 50 лет.

По еврейским городкам и местечкам пошли разговоры о выгодности поселения в колонии. Вдобавок, создание земледельческих колоний совпало с изгнанием из деревень. Изгнание шло в таком темпе, что не успевших выбраться добровольно, гнали силой. Мольбы об отсрочке были напрасны, и евреев выпроваживали под конвоем крестьян и солдат, их загоняли в местечки и там оставляли на площадях под открытым небом. И тогда в отчаянии они стали подавать в массовом порядке прошения о немедленной отправке в новосозданные колонии.

Изнуренные и неподготовленные пришли еврейские колонисты издалека в необжитый Новороссийский край. Отсутствие скота и земледельческих орудий в достаточном количестве было причиной неурожаев, а отсюда — болезни и усиленная смертность. Администраторы из отставных унтер-офицеров не столько заботились о развитии порученного им дела, сколько о личных выгодах. Отпущенные суммы, проходя через административные инстанции, достигали своего назначения в самых минимальных размерах. Сказывались и аракчеевские порядки. «Нерадивых» наказывали розгами, а «неисправимых» ссылали в Сибирь на поселение. Суровая опека и излишняя регламентация вредили свободному развитию колоний.

О ходе колонизации евреев повествует следующий официальный документ из архива Херсонско-Бессарабского управления.

До 1846 года колонии создавались в Херсонской губернии. После этого года колонизация охватила и Екатеринославскую, куда были направлены выходцы из Витебской губернии. Сроком для сдачи этих колоний было назначено 18 декабря 1846 года, а между тем никаких построек для новых поселенцев не было возведено. Смотритель колоний некий Штемпель нашел в колонии № 1 всего 10 строившихся избушек. В своем донесении комитету он писал, что «дома эти, построенные при 22-градусном морозе, из сырого, мерзлого леса прозябшими мастеровыми, разрушатся при наступлении жары и ветров». Однако казенная палата (губернское управление), не обращая на то внимания, заботилась только о скорейшем окончании построек, а потому к концу февраля 1847 года в колониях насчитывалось уже 117 домов, из коих ни один не был закончен. Но и эти дома были построены на низком месте, без фундамента. «Едва ли когда-либо были возведены подобные постройки для жилья людей, — писал смотритель Штемпель комитету, — относительно непрочности оных, худших нельзя произвести». Сырость проникала в стены, и дома стали разрушаться еще до занятия их. Таким образом, вместо домов, стоивших сотни тысяч, колонисты нашли одни развалины. Последствия были самые плачевные. Начались эпидемии, так как колонисты жили в разрушающихся домах, почти на открытом воздухе. Ходатайство о том, чтобы колонисты разобрали стены и сложили их сызнова, было отклонено. Им было отказано оставаться еще на одну зиму в окрестных деревнях и принудили немедленно, зимою, перебраться в свои незавидные квартиры. Будущие зачинатели еврейского земледелия изгонялись из селений с крайней жестокостью, им не дали даже спечь хлеб, который был выброшен из печей сырым.

И вот последнее донесение комитету от 15 февраля 1849 года: «Переселенцы терпят большие бедствия от холода и сырости в домах, появилась цынга. 83 дома превратились в одни переплеты из мелкой драни, в 29 домах разрушились печи, в 18 — повалились трубы, в 4 — переломались балки, в 3 — поломались кроквы, в потолках оказались дыры, в которые дует ветер и валит снег». Надо ли удивляться, что колонисты стали убегать массами!

Когда правительство стало насаждать колонии, городские кагалы возмущались переходом их членов в земледельческое состояние. Освобождение колонистов от податей и в особенности от рекрутчины только отягощало городские кагалы. Поскольку колонисты освобождались от воинской повинности, то правительство наверстало недобор тем, что увеличивало число рекрутов, бравшихся с каждой тысячи городских евреев. Иными словами, за льготы, предоставленные земледельцам, увеличивалась и без того непосильная нагрузка горожан. Отсюда зависть и вражда к привилегированным, которые отделились от массы страдающих, ненависть к спасавшим себя в ущерб другим, не разделявшим общих бедствий.