Читать интересную книгу Плещут холодные волны - Василь Кучер

В шлюпке опять наступило гнетущее молчание. Все лежали не двигаясь, давно потеряв счет времени.

И вдруг среди смертельной тишины они услыхали далекий, но отчетливый рокот мотора. И вскочили, словно по команде.

Над морем, прямо на них и не очень высоко, шел какой-то самолет.

— Фашист, — зло сказал Павло.

— А! — отмахнулся Фрол. — Я позову. У них есть бортовой паек. Они могут сбросить нам на парашюте. Сухари, сахар, галеты. Есть и среди них люди.

Павло сухо приказал:

— Лежать всем и не двигаться. Он не должен видеть, что тут есть живые люди.

Самолет был уже совсем близко, и они заметили на его крыльях черные кресты. Заметили и притаились. Но Фрол не выдержал. Он поднялся во весь рост и стал размахивать полотенцем:

— Спасите!

Самолет пролетел над шлюпкой, бросив зловещую тень, и, развернувшись, опять пошел на нее, резко ударив из крупнокалиберных пулеметов. Потом снова развернулся и еще раз обстрелял севастопольцев, И полетел своей дорогой, растаяв в слепящей дали.

Павло сказал:

— Вот видишь, Фрол? А ты говорил, что они люди... Ясно же видит, собака, что мы без оружия, помираем от голода и жажды, а убивает...

Фрол, не поднимая головы, сжался на корме, тихо застонал:

— Просить у них нечего.

И опять потянулись длинные и тяжелые часы, а за ними палящие и невыносимые дни, холодные и влажные ночи.

Рана у Алексея Званцева не заживала. Перевязки с морской водой, на которые так рассчитывал Павло, ничего не давали.

У матроса Журбы рана зажила, но это его мало утешало. Прокоп настолько обессилел, что не мог ступить на свою, теперь уже абсолютно здоровую, ногу. Собственно говоря, ему некуда было идти. Он лежал на корме рядом с Фролом Каблуковым, иногда переползал к раненому Званцеву, если там собирались все, и слушал, что им рассказывал капитан Заброда.

Но и доктор уже начал терять силы. Он говорил теперь все реже и короче, да и то в крайних случаях, когда Фрол начинал ругаться, ныть, что не может больше терпеть эти страдания. Капитан Заброда теперь не уговаривал его, зная, что это напрасно. Он только хмурил брови и бросал одно слово:

— Замолчи!.. — И, подумав немного, прибавлял: — Дожил до седин, дочку имеет, в кармане — диплом, а такое несет, окаянный. Подумай, человечище, что тебе за это в Саратове скажут на твоей Гоголевской улице... Дурень ты, и больше ничего...

— Тут одуреешь, — вздыхал Фрол.

— А вот Званцеву тяжелее, чем тебе, а он терпит...

— Ну хорошо, хорошо.

Фрол опустил флягу в море и вытянул воду из глубины. Жажда уже не мучила их, но голод терзал все сильнее и сильнее. Организм терял последние запасы жизненных сил. Моряки высохли, словно мумии. Только глубоко запавшие глаза еще горели страшным, голодным блеском.

Утром Фрол Каблуков неожиданно закричал;

— Земля! Я вижу землю...

Все вскочили на ноги и, приложив ладони к глазам, затаив дыхание, всматривались в слепящий горизонт.

Над гладкой поверхностью моря, за горизонтом действительно была земля. Она проступала в синеватой дымке, кудрявая от удивительных садов или леса, который стлался по крутой горе. Ясно, зримо, отчетливо.

— Там сад растет, — с облегчением вздохнул Званцев и обрадовался, как ребенок.

— Нет, это лес шумит, — возразил матрос Журба.

— Земля! Вы слышите? Земля! — кричал Фрол Каблуков, размахивая обеими руками.

— Но чья? — устало заметил капитан Заброда. — А что, если нас несет назад, в Севастополь?

И все сразу нахмурились, помрачнели. Только Фрол бешено блеснул глазами, выругался:

— А чтоб тебе!.. Земля ведь! Земля!..

— Не горячись, Фрол Акимович, — предостерег Павло. — Еще неизвестно, какая это земля. И вообще, земля ли это?

Горизонт чернел, земля приближалась, и они уже ясно различали на ней пологие горные балки, кудрявые деревья, густые и уютные рощи над водой, даже дорогу видели, что сбегала с гор к морю.

Вот оно, желанное счастье! Земля! Там живут люди. Там есть хлеб и вода. На берегу что-то замигало, задвигалось. Наверное, их уже заметили и готовятся встречать. Может, и в море выйдут навстречу шлюпке? Вот если бы вышли! Должны бы. Иначе и быть не может.

Но что это? Неужели в глазах стало двоиться?

Черная полоса земли, и высокие горы на ней, и кудрявые сады вдруг закачались и сами поплыли навстречу шлюпке. Поплыли прямо в море, каким-то большим островом, неожиданно отколовшимся от материка. Чудо какое-то, да и только!

И вот этот остров уже не плывет по морю, а оторвался от воды и ушел на небо, закрыв тяжелой тучей чуть не полмира. Туча бурлит и переливается синеватым темным блеском, затопив все море. Что же это такое? Куда же девалась земля? Где же берег?

— Нет никакой земли. Это туча! — с досадой крикнул Павло и ударил кулаком по колену.

— Туча? — испуганно переспросил Фрол и опустился на банку.

Званцев прикрыл ладонями глаза, склонился на борт шлюпки. Матрос Журба заскрежетал зубами, обхватил руками голову, его острые локти словно прикипели к коленям.

Сомнений не было. Это не берег, а обманчивый мираж — черная грозовая туча. Она выросла над морем, зловещая и густая, опушенная по краям белесыми барашками. Вмиг пропали рощи и горы, исчезла дорога, которая сбегала к морю, и последняя надежда растаяла во мгле. Линия горизонта опять отчетливо проступила, словно выложенная из черного гранита. Значит, там нет и не было никакой земли. Не могло быть. А они, идиоты, легкомысленно поверили...

Туча скоро заслонила полнеба и словно клокотала растопленной смолой. Кажется, она навсегда закрыла собой тот родной край, где всходит солнце, лежит благодатная земля, а на ней — люди и спасительный хлеб. И вода. Теперь все исчезло, потонуло, и, наверное, четверо обездоленных моряков, томящихся в утлой шлюпке, никогда этого не увидят. Они, наверное, никогда не пробьются сквозь железную тучу, на которой уже скрещиваются огненные молнии. Эти молнии словно добивают увиденный берег, все глубже и глубже загоняя его под воду. Вот и пришел всему конец.

Море сразу насупилось и заревело, ударило резвой волной, и шлюпка закачалась на этой волне, как скорлупа. Везде закипели белые барашки, словно море оскалило страшные зубы.

В шлюпке наступила гнетущая тишина. Немой испуг прижал людей к деревянному ребристому дну. Так и замерли, с тревогой и ужасом глядя на разгневанное море, на высокую тучу, которой, казалось, конца-края не будет. А что будет? Налетит бортовая волна, ударит изо всех сил по шлюпке, затопит водой, и она пойдет на дно. Ничто не поможет. Не спасешься. О, не спасешься... Теперь они одни. Фрол Каблуков имел целый батальон техников и механиков, а остался один. Прокоп Журба на Крымских горах был в роте бесстрашных разведчиков, которые ничего не боялись, а теперь он окаменел на корме, как подбитый орел, что упал в море. Алексей Званцев, который держал в руках все телефонные провода и радиоаппараты и мог передавать обнадеживающие вести в самые отдаленные окопы и блиндажи, сейчас лежал в шлюпке обессиленный, безмолвный, утратив всякую надежду на спасение в этом страшном вихре бури, воды, слепящих молний...

Павло сразу понял настроение и думы своих побратимов. Понял и, вскочив на среднюю банку, закричал:

— Полундра! Шторм идет!

И они услышали его голос, хотя он был теперь очень слабым. А Павлу показалось, что он закричал громко и сильно.

Услышали и подняли к нему черные, обожженные и худые лица, на которых блестели только глаза.

«Значит, и я таким же стал?» — подумал было Павло, но тут же спохватился — товарищи могли заметить его растерянность. Спохватился и опять закричал:

— Слушай мою команду! Вязать канат и счаливать через всю шлюпку, от носа до кормы! Поясами и обмотками. Слышите, орлы? Да быстро!

И первый рванул с себя ремень, стал наставлять его поясом Алексея. Крепко связали свои пояса с обмотками и Прокоп с Фролом, и скоро вдоль шлюпки протянулся туго натянутый канат — линь, за который они должны были держаться в шторм.

— Каски и кастрюлю приготовь! Воду вычерпывать! Всем лежать на своих местах! По шлюпке не бегать. Не двигаться! Воду выливать лежа. Держаться за линь...

Павло лег возле Алексея Званцева, а Прокоп — возле Фрола Каблукова. На них упали первые капли дождя. Свежие, сладкие, совсем не соленые. И моряки слизали их языком. Павло вскочил и опять скомандовал:

— Развернуть плащ-палатку! Воду дождевую собрать! Выполняй!

Он швырнул им на корму один конец развернутой плащ-палатки, и они расстелили ее над шлюпкой, бросив в середину обе каски, чтобы плащ-палатка прогнулась и ветер не сорвал ее.

Первые огромные капли весело забарабанили по палатке, дружно покатились в середину, и скоро там собралась добрая пригоршня воды. Настоящей, пресной, дождевой воды. И они потянулись к ней пересохшими от жажды губами, глотая соленую кровь, которая опять выступила на деснах.