Читать интересную книгу Ответственность религии и науки в современном мире - Сборник статей

Таким образом, живя в современной техносфере, человек изначально нудительно формируется как ненасытный эгоцентрический сибарит-потребитель – и противостоять этому цивилизационно-принудительному воздействию чрезвычайно тяжело. Что представляет собой это состояние, этот тип человека с точки зрения библейского откровения о человеке как свободном существе, призванном к спасению от тлена смерти, богоподобию и вечной жизни? Не что иное, как тотальное забвение своей сущности и призвания, состояние усиленно культивируемой одержимости низшими душевно-телесными стихиями. А современная техника, соответственно, в рамках такого понимания есть инструмент культивирования и воспроизводства такого состояния, совершенно независимо от того, какие рациональные цели ею при этом декларируются. Тем самым, онтология современной техники имеет вполне определенный этический коррелят: этот вид техники в своей подлинной духовной сущности может быть понят как опредмеченный грех. В ней «опредмечен» родовой грех человечества, погружающегося в забвение высших целей и потребностей человеческого бытия.

В рамках библейской картины мира особым образом раскрывается не только антропологический, но космологический смысл современной техники. Действительно, что с библейской точки зрения означает тот факт, что человек создал нечто, что потенциально может полностью уничтожить и его самого как родовое существо, и вообще все живое, оставив в творении лишь неорганическую материю? Что значит тот факт, что с помощью ядерного оружия человек самовольно может прекратить свою историю навсегда? О самом человеке это свидетельствует, словно «методом от противного», что он есть образ Божий, поскольку волен распорядиться собственным бытием столь радикальным образом, явить по отношению к самому себе абсолютность негативной свободы – подобно тому, как Бог явил абсолютность позитивной свободы, создавая этот мир и человека актом абсолютной любви. Но о самом мире, в свою очередь, факт появления в нем чего-то такого, что может полностью уничтожить его же высшие сущности – жизнь и разум, – свидетельствует, что тварный мир в своей подлинной сущности не есть совершенный и самодостаточный «космос», но временный, уязвимый, саморазрушающийся, хрупкий «век», именуемый в Библии словом «олам». Как писал С. С. Аверинцев, «греческий “космос” покоится в пространстве, обнаруживая присущую ему меру; библейский “олам” движется во времени, устремляясь к преходящему его пределы смыслу»[214]. «Олам» изначально движется к своему Концу, имея свой конечный смысл вне себя, а не в себе; поэтому в таком мире вполне естественно может возникать нечто, что эмпирически демонстрирует его смертность и конечность. Тем самым, как и в первом случае, можно сказать, что высшая разрушительная форма современной техники словно «методом от противного» свидетельствует, что мир как «космос» – это лишь видимость, оболочка, но в своей предельной сущности мир действительно есть библейский «олам» – век смертный и преходящий.

Библейское Откровение свидетельствует о человеке как о существе, сущностно обращенном к Богу, несущем в самом себе Его непреходящий образ. Независимо от того, каким образом каждый конкретный человек переживает и объясняет себе эту предельную сущностную обращенность, определяющую предельные интенции его сознания (такие объяснения могут быть и атеистическими), она всегда неизбывно присутствует в каждом. Что же делает современная техника с этой фундаментальной и неизбывной обращенностью? Предельную онтологию современной техники, захватывающую самую глубину человеческого бытия – его открытость Истине – феноменологически описывает концепция М. Хайдеггера, суть которой может быть обобщена в следующих формулировках ее автора: «Техника – вид раскрытия непотаенности… область выведения из потаенности, осуществления истины… Существо современной техники ставит человека на путь такого раскрытия потаенности, благодаря которому действительность повсюду, более или менее явно, делается состоящей-в-наличии… Человек… становится просто поставителем этой наличности – он ходит по крайней кромке пропасти, а именно того падения, когда он сам себя будет воспринимать уже просто как нечто состоящее в наличности… и поэтому уже никогда не сможет встретить среди предметов своего поставления просто самого себя… Угроза человеку идет даже не от возможного губительного воздействия машин и технических аппаратов… Господство по-става грозит той опасностью, что человек окажется уже не в состоянии вернуться к более исходному раскрытию потаенного и услышать голос более ранней истины… Существо техники грозит раскрытию потаенного»[215]. Тем самым, способ раскрытия непотаенности (истины) сущего, реализуемый современной техникой как «постав» (gestell) опасен тем, что приучает людей воспринимать в качестве реального и действительного только то, что поставлено-в-наличие в смысле полной подчиненности и производности от человеческой прихоти, – такая реальность, по М. Хайдеггеру, перестает быть даже объектом (ибо объект, по определению, есть нечто нам самостоятельно противо-стоящее). Не говоря уже об атрофии способности воспринимать нечто в качестве субъекта, а тем более абсолютного Субъекта. Естественно, такая атрофия не наступает сразу и никогда не бывает абсолютной, тем не менее именно она является тем сущностным изменением в способе восприятия реальности как таковой, который формирует современная техника.

Очевидно, у М. Хайдеггера нет прогрессистского идолопоклонства перед техникой – наоборот, он ее «расколдовывает» самым радикальным образом, – но у него сохраняется идолопоклонство перед человеком (антрополатрия). Действительно, по версии М. Хайдеггера, коллизия человека и техники происходит в некоем радикально обезбоженном универсуме, где человек исключительно своими силами, подобно Мюнхгаузену, вытащившему себя за волосы из болота, способен преодолеть онтологическую катастрофу «постава» путем возвращения технике ее исконного – пойетического – существа. Но возможно ли это? Даже по логике самого М. Хайдеггера невозможно без некоторой внешней человеку «точки опоры», если, как он говорит, человек сущностно вовлечен в «постав» как в неотвратимую эпоху своей бытийной судьбы. Но в полной мере эта невозможность становится понятной на уровне библейского откровения о человеке.

Согласно библейскому Откровению, человек есть духовно-душевно-телесное существо, сотворенное по образу и подобию Божию для вечного и совершенного бытия, но утратившее этот способ бытия в результате первородного греха. Эта первичная онтологическая катастрофа присутствует в нынешней человеческой природе не только как смертность, но и динамически – как невозможность быть благой каким-то «естественным» образом, без специальных усилий: все «естественно» благое в актуальной человеческой природе есть результат таких усилий и неизбежно разрушается при их прекращении. Тем самым, возможность и даже неизбежность онтологических «сломов», подобных «поставу», определяется самой падшестью человеческого существа, разрушенностью его первичного совершенства. Но, соответственно, и способ их преодоления ни в коей мере не может быть имманентным, то есть основанным исключительно на собственных, «естественных», силах падшего человеческого существа – а только следствием обращения к Богу, изменяющим всю структуру и сущностную наполненность человеческого бытия.

В этом контексте принципиальный вопрос: «Как относиться к современной технике?» должен быть поставлен в принципиально иной плоскости, выходящей за рамки тривиальной дилеммы технолатрии и технофобии. Искусительная мощь современной техники, действующая на всего человека, делая его катастрофически глухим к христианскому пониманию смысла своего бытия, добавляется ко всему сонму соблазнов как их особо концентрированное выражение. Выйти из техносферы и вернуться в более-менее естественный человеческий мир возможно лишь монахам, да и то далеко не всем. А для мирян жизнь в современной техносфере есть их подлинная бытийная судьба, призвание и испытание. Но для всех в равной степени уже сам выбор открытости Благой Вести и уже само желание жить в со-ответствии с ней (даже независимо от степени реализации последнего) – теперь, в эпоху техногенной цивилизации, стали труднее, чем во времена язычества и гонений, и поэтому сами по себе должны рассматриваться как великий нравственный подвиг, на который, к счастью, человек еще вполне способен. Современная техника есть благо постольку, поскольку излечивает от навязчивой иллюзии легкости и естественности подлинно христианской жизни, нудительно делая ее подвигом, требующим постоянного усилия всего человека, противостоящего тьме века сего, – подвигом не только по ее тайно-смиренной сути, но и по открытому, исповедально-ответственному, выражению.