— Так ить, через поле, ежели напрямую, да за леском, полдня ходом. Полянка называется. По зиме, когда листьев на деревьях нет, его со стены видать.
— Если сейчас пойдем, то успеем. Кто со мной?
Прохор осмотрел присутствующих. Естественно, что желающих не нашлось. Мало кому охота идти под утро пес знает куда, ловить несуществующих ходячих мертвецов. Тем более что голова под утро тяжела от хмеля и хочется спать. Мастер сослался на то, что ему надо проследить за ходом работ, что ведутся в городе. Музыканты открыто сказали, что шут им хоть и закадыка, но они никуда не пойдут, а отправятся спать. Хозяина таверны можно и вовсе не брать в расчет.
— Ну что, поможешь, внучок? — с надеждой спросила старуха.
— Помогу, — вздохнул Прохор. — Кто, если не я?
Уставший шут шел по тихим улочкам города, а рядом с ним плелась бабка, шаркая чеботами по мостовой. Занималась заря, окрашивая небо в розовые тона. Звезды уже исчезли, а вот рогатый месяц еще виднелся и не спешил прятаться. Свежий ветерок трепыхал белье, что развесили между домов домохозяйки, и хлопал стягами на шпилях дворца, который был виден из любого закутка. Где-то раздался крик начальника стражи, возвестившего о смене караула. Из подворотни на дорогу выскочила черная кошка, но, увидев людей, грозно зашипела и скрылась с глаз долой.
Впереди показались городские ворота, а через несколько минут Прохор с бабкой вышли из города, но шут задержался, чтобы зайти в дом охраны, возле которого на привязи переминались несколько ослов, и перекинуться парой слов с начальником стражи. Шут заглянул в дверной проем. Только-только вернулась смена, еще не успев снять тяжелые доспехи. Дежурный офицер выслушивал доклад старшего караульного. К слову сказать, сам доклад редко когда менялся, ибо в городе ничего не происходило, если не брать в расчет редкие пьяные драки.
— Наше вам с бубенчиком! Дело есть, — и дворцовый хохмач зашел внутрь.
Гвардейцы снимали кирасы, шлемы и прочую амуницию, вешали на стены щиты, ставили в пирамиды алебарды, готовясь к отдыху. Начальник стражи заполнил книгу дежурств и кивком поздоровался с Прохором.
— Что привело такого высокого гостя в столь ранний час в нашу скромную обитель?
Шут сел на край стола.
— Тут такая история: одна старуха из Полянки, село такое за лесом, утверждает, что у них на погосте мертвяк поднялся. Тебе об этом что-нибудь известно?
— Наслышан. Только не верю в эти сказки, — вздохнул офицер.
— Напрасно, всякое бывает. Я, собственно, чего хотел… Дай мне одного гвардейца на всякий случай и осла для старухи, а то с ней мы до зимы идти будем.
Солдаты поскидывали одежду, сапоги и улеглись на лежаки, укрывшись одеялами с головой. Начальник стражи закрыл книгу и откинулся на спинку стула.
— Имей совесть, люди только с обхода пришли!
— Да я все понимаю, но и ты пойми: дойдет до государя, что вы не реагируете на жалобы населения, шапки полетят, — Прохор осмотрелся. — Дай мне вон того, усатого. Он все равно еще не успел раздеться.
Гвардеец, о котором шла речь, только успел вытащить одну ногу из сапога, да так и застыл. Им оказался никто иной, как временно лишившийся своей министерской должности командующий армией всего королевства. Генерал, а ныне простой солдат, зло посмотрел на шута и с надеждой на начальника караула, но тот не оправдал ожиданий проигравшего спор чиновника.
— Забирай. Осла можешь на входе взять, какой приглянется.
Министр округлил глаза, намотал портянку и надел сапог.
— Да уже взял, — подмигнул шут. — Спасибо, думаю, к смене караула мы вернемся. Пойдем, служивый.
Прохор с генералом вышли на улицу. Балагур помог старухе взобраться на ушастого упрямца, и вся компания тронулась в путь, срезав по протоптанной тропинке через поле.
Солнце уже на половину поднялось над горизонтом. Голубое небо добавило в свою палитру помимо розовых потеков еще белые мазки облаков, что плыли с востока. Ветер слегка колыхал колосья гречихи, одинокие пчелы проносились с жужжанием мимо путников. Бабка моментально погрузилась в сон, да и осел тоже закрыл глаза, бредя наугад, благо, что шут держал повод и не давал глупой скотине свернуть с тропы. Министр шел сзади и сопел, как бурундук.
— Зря ты нарываешься, дурак. Я тебя в солеварнях сгною. Вот скоро выборы государя… — Генерал переложил алебарду с одного плеча на другое и поправил висящий за спиной карамультук. — Генрих уже стар и вряд ли его переизберут, а наследника, чтобы трон передать, у него нет. У кого, по-твоему, больше шансов стать следующим королем? То-то же!
— Ты доживи сначала, таракан усатый, — сплюнул Прохор. — Не боишься, что я расскажу Генриху, о чем ты помышляешь? Враз в опалу попадешь и отправишься на галеры. Думаешь, я не знаю, чем ты по утрам занимаешься? Давно тебе лавры правителя спать не дают?
— Да кто тебе поверит?! Сейчас отсеку твою дурную башку, и дело к стороне.
— Хлопотно это. Ты только командовать можешь, а я на улицах рос, со мной тягаться себе дороже, тем более такому увальню, как ты. Иди молча, горе-воин. Да под ноги смотри, а то вляпаешься в ослиное дерьмо, а от тебя и так не шибко приятно пахнет.
— Болтай, болтай, — прошипел Генерал.
Дорога до Полянки заняла чуть больше получаса, шут засекал время по часам.
Погост располагался прямо в лесу, а за ним, через полверсты виднелось и само село с покосившимися домами. У опушки Прохор остановил осла, привязал его к рябине и разбудил старуху.
— Приехали. Показывай, где твой мертвяк обитает.
— Никакой он не мой, — прошептала бабка и сползла в траву. — Зришь вон тот крест большой, рядом с сосной сухой? Там мой дед похоронен, а шатун появляется с другой стороны, вон оттуда. Видишь заросли папоротника возле склепа? Вот там он, окаянный.
— Все понятно. Жди, мать, здесь. Мы пойдем, посмотрим.
— Идите, сынки…
Старуха спряталась за куст боярышника. Шут с Генералом ступили в вотчину теней, и тут же Министр угодил физиономией в паутину, которую принялся яростно отдирать с усов.
— Не шуми ты так, всех покойников разбудишь, боров!
— Да иди ты!
Среди крестов, могильных камней, сгнивших лавок все поросло орешником. Утреннее небо заслоняли вековые вязы и корабельные сосны, перемежаемые осинами, елями да дубами. Плетеные оградки могил покосились от времени, а могильные холмики местами провалились, превратившись в ямы, в которых стояла дождевая вода. Под ногами хрустел сушняк, заставляя взлетать из поросли папоротника юрких птиц, которые проносились перед самым носом и заставляли вздрагивать крадущихся охотников за шатуном. Генерал то и дело цеплялся алебардой за кусты. Шут ругал его всякими обидными словами, но теперь министр стойко переносил все тяготы и лишения, ибо понимал, что виноват: старый он стал и неловкий.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});